В своей новой книге о Тибете китайский писатель предлагает Пекину считаться с мнением Далай-ламы

Выходящая в Токио газета Japan Today представила публике вышедшую в свет книгу "Борьба за Тибет" (The Struggle for Tibet, Verso, 2009), автор которой Ван Лисюн (Wang Lixiong) излагает свои тезисы о прошлом, настоящем и возможном будущем в отношениях Китая и Тибета. Его соавтором выступил живущий в изгнании в Канаде тибетский историк Церинг Шакья (Tsering Shakya) – между прочим, его книга "Дракон в Стране снегов" (Dragon In The Land Of Snows) продолжает, судя по OZON.ru, оставаться популярной уже на протяжении 10 лет.

Сборник эссе, написанных между 2002 и 2009 годами, предлагает аргументы, которые не только проливают свет на современное состояние тибетско-китайских отношений, но и ставят вопросы, касающиеся самих основ власти компартии Китая (КПК). Думается, что книга наверняка заслуживает пристального внимания, поскольку это взгляд изнутри, мысли, вышедшие из-под пера автора, этнически относящегося к ханьскому большинству материкового Китая.

"С точки зрения идеологии китайской компартии Китай с середины XIX века до середины XX века являлся жертвой западного империализма и, как результат, китайцы склонны чаще вспоминать пережитые ими унижения, чем рассматривать свою страну в качестве имперской власти", пишет Ван Лисюн.

Политические методы китайских коммунистов по отношению к Тибету и осуществлявшиеся там политические действия были в большой степени зеркальным отражением тех, что проводил в Советском Союзе Иосиф Сталин с начала 1930-х вплоть до своей смерти в 1953-м. Советский Союз, которым управлял диктатор, был многонациональным и мультикультурным конгломератом народов, управлявшимся из Москвы под универсальными лозунгами государственного коммунизма.

Сталин, будучи сам грузином, а не этническим русским, осуществлял чистки нерусских руководителей в республиках Советского Союза, позволяя при этом для придания местного колорита развивать там костюмированные танцы и занятные народные обряды, издавать не имеющие особого политического характера журналы на национальных языках. Все эти символы были присвоены народам этнических республик в качестве опознавательных знаков и в первую очередь выставлялись перед воодушевленными и благостно настроенными иностранными гостями. Но было ли это доказательством того, что в СССР существует свобода и терпимость в отношении всех этнических меньшинств?

КПК невероятными усилиями насаждает своему народу, начиная со школы, понимание того, что Тибет всегда являлся частью собственно Китая. Однако во введении к новому сборнику историк Роберт Барнетт предлагает взглянуть на это с иной точки зрения. "С начала 1970-х, а то и раньше", пишет он, "Пекин датировал это вхождение 13-м веком, когда Тибет стал частью монгольской империи… С тибетской же точки зрения Тибет поддерживал отношения с монгольскими или маньчжурскими императорами, но не с Китаем как государством или с режимами, пришедшими в качестве наследников, а следовательно, Тибет в 1913 году стал полностью независимым в 1913 году (после того, как в 1912-м последний маньчжурский император отрекся от трона)".

Руководство КПК никоим образом нельзя обвинить в отсутствии гибкости в своем подходе к Тибету. В начале 1980-х Пекин возобновил контакты с тибетцами в изгнании, вынужденными вместе с Далай-ламой покинуть Тибет после восстания в 1959 году. Как подчеркивает Ван Лисюн, новая политика открытых дверей того времени может быть напрямую соотнесена с именем Дэн Сяопина (в 1978-1997 годах de facto лидером Китая), заявившего в декабре 1978 года, что он намерен вступить в диалог с Далай-ламой.

В марте 1980 года Ху Яобан, который на следующий год занял пост председателя КНР, выдвинул шесть предложений, бывших чрезвычайно благоприятными для Тибета. Эти предложения привели к разрядке в отношениях между центральным правительством и народом Тибета, продолжавшейся вплоть до марта 1989 года, когда было введено военное положение и в серьезном масштабе начались репрессии.

Среди предложений, выдвинутых Ху, были и разрешение автономного управления, и замена основанных на идеологии законов практическими, и подмена кадровых сотрудников из числа ханьских китайцев тибетцами. В короткое время сталинистская модель центрального контроля в этнической "республике" с ее опорой на кнуты принуждения и подпиткой из пряников символики должна была быть демонтирована.

С 1980-х правительство Китая вливает в Тибет огромные суммы денег с целью продемонстрировать тибетцам и остальному миру, настороженно следящему за событиями в регионе, что китайский народ искренне следует интересам Тибета. Одновременно ханьские китайцы заполоняют "новый" Тибет. Но так же, как русские, переехавшие в республики на периферии Советского Союза и жившие там в привилегированных условиях и относительном благосостоянии, считали себя стоящими выше местных жителей, многие китайцы, перебравшиеся в Тибет якобы для содействия развитию местного населения, считают себя более цивилизованными, чем тибетцы.

Китайцы быстро осознали, что развитие не обязательно ведет к стабильности. С пренебрежением взирая на тибетцев, китайцы породили глубокое недовольство в сердцах тибетцев. С враждебностью относясь к тибетскому буддизму, составляющему самую суть тибетской культуры, китайские власти преуспели только в том, что создали те самые обстоятельства бунта, которых так старались избежать.
В Тибете, пишет Церинг Шакья, "уровень милицейской слежки и контроля значительно выше, чем в других областях Китая". Но протесты и беспорядки, вспыхнувшие в марте 2008 года в Тибете и соседних провинциях, исторически являющихся домом для большого числа тибетцев, вовлекли не только монахов, то есть ту группу, которая стояла во главе демонстраций 1959 года, но и представителей всех слоев тибетского общества.

Реакция китайского руководства на широко распространившиеся волнения 2008 года была резкой. Пекин продемонстрировал образец, предназначенный для использования в случае любых проявлений недовольства на этнической почве, и, конечно же, включавший применение силы со стороны милиции. Однако местным жителям было позволено чинить мятеж и творить насилие, в особенности против ханьских китайцев, с тем чтобы подзарядить пропагандистский гнев относительно событий, которые Пекин обозначил как по природе "антикитайские".

Это позволило Пекину в случае беспорядков 2008 года в Тибете всячески обвинять Далай-ламу и "его клику". Это также побудило людей по всему Китаю броситься к своим компьютерам и выплеснуть цунами националистического неистовства, затопившего любые предположения о том, что происходившее в Тибете и соседних провинциях не является иностранным заговором с целью дестабилизации страны.

Шакья приходит к выводу, что за создание той межэтнической конфронтации, какую мы видим сегодня, ответственны именно "антисепаратисты" внутри китайской бюрократической системы. "Во имя антисепаратизма и противодействия терроризму населенные этническими меньшинствами регионы Китая неизбежно будут управляться по типу авторитарных полицейских государств", пишет он, добавляя, что "события, случившиеся в Тибете весной 2008 года, вполне могут прервать процесс либерализации китайского государства".
Тибет имеет огромное стратегическое значение для Китая, поскольку располагается в ядерном треугольнике, который образуют Китай, Индия и Пакистан. Естественно, Барнетт называет Тибет "центральным вопросом": "Не разрешив свои проблемы в Тибете, китайское государство не может разрешить свои ключевые противоречия и обеспечить устойчивый рост".

Советский государственный гимн начинался словами: "Союз нерушимый республик свободных…". Эта фраза звучит по-русски как парадокс: разве союз мог быть нерушимым, если республики были свободны выйти из него? Менее чем через 40 лет после смерти Сталина Советский Союз развалился на куски, словно брошенный на пол пазл.

Никому не следует желать Китаю насилия и нестабильности – и то, какую степень автономной свободы или независимости должен иметь Тибет, должно решаться тибетским и китайским народами. Но, прочитав "Борьба за Тибет"( The Struggle for Tibet, Verso, 2009), заключает свою рецензию Роджер Пулверс (Roger Pulvers), убеждаешься, что единственный путь, на котором политические лидеры Китая могут следовать за историей, состоит в том, чтобы сесть за стол переговоров с духовным лидером Тибета Далай-ламой.

Как подчеркнул Шакья в марте 2009 года: "До тех про пока не разрешены насущные вопросы, связанные с восприятием и языком, пока Китай не прислушается к мнению местных жителей, никакое движение вперед будет невозможно".

Валерий Никольский

Смотрите также: