Глава 9. Великая пролетарская культурная революция. Итоги периода Мао

Великую пролетарскую культурную революцию в 1966 г. инициировал и возглавил лично Мао Цзэдун: «Пожар Культурной революции разжег я».[1] До конца жизни он считал ее одной из своих главных заслуг. Целью было сохранение его личной власти путем ликвидации старых партийно-государственных кадров, предотвращение реставрации капитализма, окончательное уничтожение традиционализма и создание конфликта поколений.

Вульгаризируя диалектику и древнекитайский принцип цикличности, Мао учил: «Без разрушения нет созидания. Разрушение — это критика, это революция... Прежде всего разрушение, а в самом разрушении заложено созидание».[2] Что и как созидать, он толком не знал, зато разрушение решил время от времени повторять. 16 мая 1966 г. ЦК КПК заявил, что сейчас Культурная революция проводится первый раз, но в дальнейшем будет проводиться многократно. «Мудрые решения» проводили в жизнь приближенные во главе с Цзян Цин, супругой председателя. Часть из них потом объявили «бандой четырех».

Культурная революция должна была создать нового, социалистического человека. «Великое единение китайской нации завершится успехом раньше, чем в любом другом районе, чем единение любой другой нации», — говорил Мао Цзэдун в 1966 г.[3] Опора на его идею, что национальный вопрос — это классовый вопрос, означала объявление войны разнообразию национальных традиций. Фактически, это был курс на ассимиляцию «нацменьшинств» ханьцами, которые тоже должны были измениться.

На популярном уровне это обозначалось как «пересадка мозга»: у тех, кто придерживался старых ценностей и традиций — «зеленый мозг», у прогрессивного человека — нормальный, «белый».[4] Последний должен быть заполнен идеями Мао. Без них мозг пустой. В Китае эта перековка была связана с противопоставлением старого и нового, капитализма и социализма и т.п. В Тибете же добавилось разделение между «тибетским» и «китайским». Последнее для большинства тибетцев ассоциировалось с «новым».

В Тибете почти не было пролетариата, было мало собственных кадров для революции, административный аппарат был неэффективен, парторганизации состояли в основном из ханьцев, население часто выражало недовольство китайской властью. Поэтому целью Культурной революции здесь было создание эффективной власти, завершение перестройки социально-экономической структуры по китайскому образцу, вытеснение национальных и религиозных «предрассудков» идеями Мао.[5] Задача НОАК была в том, чтобы обеспечить успех прибывшим из Китая хунвэйбинам («красным охранникам») и цзаофаням («бунтарям»).[6] Почва для уничтожения «предрассудков» уже была подготовлена демократической реформой.

Хотя официально Культурная революция началась в мае 1966 г., для большинства тибетцев это произошло в феврале, когда власти запретили один из главных праздников — Монлам в Лхасе, установленный еще в 1409 г. Цонкапой.[7] Заблаговременно организовали митинги, на которых называли эту церемонию пустой тратой ресурсов.

В мае 1966 г. для проведения революции в Лхасу из Пекина привезли 500 человек, в основном ханьцев.[8] Среди приехавших были студенты пекинских университетов, авиационного и геологического институтов. К ним примкнули хунвэйбины из девяти местных китайских организаций, некоторые бывшие «крепостные» и «рабы». Они носили «маоцзэдуновки», значки с портретами Мао и красные повязки. На кусках красной ткани был неизменный портрет Мао в кепке и надписи по-китайски и по-тибетски, типа: «Красный штаб Тибета. Красный охранник» и т.п.[9] В конце мая 1966 г. КПК ТАР создала в Лхасе Комитет Культурной революции во главе с Ван Цимэем, который находился в Тибете с 1951 г. В свое время он вел переговоры в Чамдо с Нгапо Нгавангом Джигме.

21 июня 1966 г. главная газета КНР «Жэньминь жибао» напечатала статью «Идеи Мао Цзэдуна побуждают Тибет освободиться от серьезных феодальных пороков».[10] Она призывала бороться с идеологией феодально-теократического «гнета», с «четырьмя старыми», добиться повсеместного распространения идеологии Культурной революции. «Четыре старых» (кит.: си цзю), или «четыре пережитка» — это старые идеи, культура, привычки и обычаи. В августе 1966 г. состоялся первый выпуск 90 учителей нового типа в Лхасе — бывших «крепостных» или их детей. Сообщалось, что они повысили свое классовое сознание, изменили мировоззрение, укрепили решение сломать старые идеи, культуру, привычки и обычаи. В том же месяце местная молодежная организация в 10 тыс. чел. заявила о поддержке хунвэйбинов. Тогда же газета «Гунжэнь жибао» посвятила статью борьбе с «четырьмя старыми» в столице Тибета.

На таком фоне Чжоу Эньлай издавал приказы о защите некоторых наиболее значимых исторических памятников КНР, в том числе Поталы.[11] Впоследствии во всей КНР его имя стали использовать как символ защиты культурного наследия, хотя в действительности защитить все памятники было невозможно. Уничтожение «четырех старых» было одной из главных целей революции, а что конкретно надо уничтожать, указано не было.

18 августа 1966 г. считается в КНР днем рождения «красных охранников».[12] В этот день Мао Цзэдун с приближенными устроил массовый митинг хунвэйбинов на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Подчеркивая важность события и поддержку со стороны армии, председатель появился в военной форме — впервые за 16 лет со времени корейской войны. Чэнь Бода, Линь Бяо и Чжоу Эньлай в своих выступлениях подчеркивали, что создание новых организаций хунвэйбинов поддерживает лично Мао Цзэдун. Его называли верховным главнокомандующим и полководцем Культурной революции. Линь Бяо поддержал лозунг борьбы с «четырьмя старыми», выдвинутый ранее Чэнь Бода. С 18 августа по 26 ноября Мао в Пекине восемь раз встречался с хунвэйбинами, революционными преподавателями и студентами. В этих встречах участвовали более 11 млн. чел. Свои диктаторские методы Мао сумел совместить с анархизмом, которым увлекался в молодости.

23 августа 1966 г. Мао упрекнул хунвэйбинов в «излишней цивилизованности».[13] Он сказал: «Главный вопрос в том, чтобы решить, какой взять курс в отношении так называемых беспорядков на местах. Мое мнение — пусть устраивают беспорядки еще несколько месяцев».[14] Это решение было уникальным в истории: правитель санкционировал анархию в собственной стране. Так что советские авторы допускали неточность, называя банды хунвэйбинов и цзаофаней «штурмовыми отрядами» — по аналогии с СА в гитлеровской Германии (хотя сходство, конечно, было).[15]

Школы перестали работать — ученики пополнили банды хунвэйбинов. Ведь Мао сказал: «Чем больше вы учитесь, тем глупее становитесь».[16] Зато к сентябрю в Лхасе открыли много «культурных комнат», домов для молодежи и вечерних школ для изучения сочинений Мао.[17] В старой Лхасе более половины жителей регулярно участвовали в этой учебе.

Указания председателя вдохновили хунвэйбинов в Лхасе на решительные действия. 25 августа 1966 г. начался погром главных храмов Тибета — Джокханга и Рамоче (основаны около 640 г.).[18] Рибур Тулку рассказывал об этом следующее.[19] Около полуночи к храмам подъехали несколько машин, вероятно, от китайского Бюро по культурным реликвиям. Из них вышло много солдат и, по-видимому, чиновников. До рассвета они забрали все золотые и серебряные украшения со всех статуй и другие ценные предметы, сложили в машины и увезли. Наверное, добыча была большой: в Джокханге по приказу Панчен-ламы Х находились предметы культа из крупнейших монастырей — Сэра, Дрепунга и Гандена. Затем руководители комитета КПК ТАР и организаций Лхасы мобилизовали своих подчиненных на погром храмов. Позже туда приказали идти только тибетцам, а ханьцам не разрешили.

Участница погрома Джокханга, тогда еще школьница, так вспоминала об этом.[20] С утра ученики средней школы отправились во главе с двумя хунвэйбинками, вместе с учителем-китайцем. Несли знамена школы и транспаранты с цитатами из Мао: «Бунт — дело правое», «Подавим контрреволюцию». Они маршировали по улицам под аккомпанемент барабанов и цимбал. По дороге им сотнями встречались студенты и молодые хунвэйбины. К полудню они подошли к внутреннему двору напротив храма и исполнили обычные песни и танцы, в которых издевались над традиционным укладом жизни. Хунвэйбины выхватывали из толпы людей, отрезали им косы, с женщин срывали тибетские передники, одного человека обрядили в одежду вроде британской формы — как империалиста. Над несколькими устроили судилище за выполнение религиозных обрядов, требовали принять новые убеждения. Один ученик угрожал матери, стоявшей в толпе: она насквозь пропитана старыми привычками.

К полудню собралось много народу. Хунвэйбины выволокли из Джокханга несколько статуй и разбили их. С некоторыми стариками случилась истерика. «Красные охранники» забрались на здания по улице Баркхор, окружающей храм, стали рвать молитвенные флаги и выбрасывать статуи из окон. Четыре входа в храм перекрывал заслон хунвэйбинов. Рядом были солдаты НОАК. Они держали толпу под контролем. Поздно вечером началась борьба у одного из входов. Солдаты ничего не смогли сделать. Внутрь бросились грабители, многие из которых приехали из предместий Лхасы. Ученики присоединились к ним и увидели, как планомерно уничтожается придел за приделом, святыня за святыней. Грабители искали золото и драгоценные камни. На полу смешались масло, торма (ритуальные булочки из теста), священные книги, тханки, обломки статуй. Одни старались что-нибудь украсть, другие — спасти. Монахи образовали живой заслон вокруг важнейших святынь: статуй Чжово Шакьямуни и богини Палден Лхамо. Многих из них серьезно ранили.

По моим сведениям, погромщики все-таки сумели обколоть ноги статуи Чжово, важнейшей святыни Тибета. Как вспоминала участница погрома, к статуе Палден Лхамо — божества-охранительницы Махаяны и города Лхасы — погромщики добрались, разобрав крышу. Тут по громкоговорителю объявили о «великой победе над отсталостью» и похвалили действия толпы. С наступлением темноты детям велели вернуться в школу. Их поздравили главари хунвэйбинов.

В тот день были уничтожены почитавшиеся народом древние статуи Будды Вайрочаны, бодхисаттв, охранителей Учения, буддийских царей и тысячи других святынь.[21] Среди статуй, которые находились в Джокханге, две сыграли особую роль в конце жизни великого тибетского царя Сонцэна Гампо, жившего в VII в. Легенда гласит: в Непале была знаменитая статуя Будды из дерева, которая возникла сама собой. Эту статую и получил Сонцэн Гампо. В Джокханге ее поместили в большую глиняную статую бодхисаттвы Авалокитешвары. Умирая, Сонцэн Гампо растворился в виде лучей света в маленькой деревянной статуе Будды. Когда хунвэйбины разрушили большую глиняную статую, в ее центре нашли эту деревянную фигуру. Один тибетец ухитрился ее сохранить и переправить в Индию Далай-ламе ХIV.[22]

Основные этапы погрома Джокханга снимали фотографы агентства Синьхуа.[23] Эти съемки, видимо, не устроили власти: в них не хватало идейности. Поэтому ночью пришли китайцы — члены бригад пролетарского воспитания, и разрушили почти все оставшиеся статуи. Из сотен приделов Джокханга уцелели только два. На следующий день в школу пришли представители власти. Они осудили происшедшее и сказали, что хунвэйбины выпустили ситуацию из-под контроля. Позже, захватив власть, последние обвинили этих людей в капиталистических настроениях и подвергли «чистке». В Джокханге создали «штаб» хунвэйбинов.

В день, когда громили Джокханг, были уничтожены и священные изображения в храмах оракулов. В храме Рамоче была сломана вторая из двух наиболее почитаемых статуй Будды в Тибете. По преданию, ее освятил сам Будда; в VII в. ее привезла в Тибет Бхрикути — непальская жена царя Сонцэна Гампо. Хунвэйбины заставили кузнецов работать зубилами и молотками, пока статуя не развалилась пополам. Потом ее увезли на переплавку. Впоследствии эту статую удалось восстановить: в 1980-х гг. ее нижняя часть была найдена на местном складе металлолома, верхняя — в Пекине.[24]

Были уничтожены тысячи других святынь в храме Рамоче. Настенные росписи в главном зале соскребли, само помещение отдали под окружной комитет северной Лхасы. По воспоминаниям Рибура Тулку, в те дни по приказу китайцев были сожжены все книги из главных храмов Лхасы (кроме тех, которые успели спрятать).[25] Несколько дней в разных местах города к небу поднимались облака дыма. Неподалеку от Джокханга была повреждена стела VIII в. с текстом тибето-китайского договора. Того самого, который китайская пропаганда преподносит как свидетельство давней связи Тибета с Китаем...

Показательны последующие оценки своих действий погромщиками. Уже упоминавшаяся бывшая участница вспоминала об этом с горечью. По ее словам, действовала она, как во сне. Когда налет на храм закончился, никто из тибетцев не мог поверить в то, что они могли сделать такое. У многих тибетцев, которых маоисты заставляли участвовать в разрушениях, до конца жизни осталось чувство вины за содеянное.[26]

Объявив войну «четырем старым», хунвэйбины составили программу из 20 пунктов по борьбе с ними. 27 августа «красные охранники» из Тибетского педагогического училища распространили по Лхасе листовки и дацзыбао (рукописные стенгазеты) с этой программой. В ней говорилось:

«1) Должны быть отменены поклоны и высовывание языка в знак уважения как признаки феодального угнетения пролетариата.
2) Должно быть отменено всякое отмечание религиозных праздников.
3) Должны быть изменены все феодальные названия парков и улиц.
4) Должны быть разрушены все большие и малые ступы.
5) Должны быть запрещены все книги, восхваляющие идеализм и феодализм.
6) Должны быть разрушены все стены с мани, религиозные флаги и курильницы.
7) Никто не должен читать молитвы, совершать обходы [святынь] и простирания. Люди не должны советоваться с оракулами и предсказателями.
8) Люди должны уничтожить все фотографии Далая и Панчена.
9) Должны быть уничтожены все фотографии, восхваляющие ревизионистов, феодализм и реакционеров.
10) Все монастыри и храмы, кроме находящихся под охраной правительства, должны быть превращены в места общественного пользования.
11) «Тибетская ежедневная газета» и «Радио Лхасы» должны употреблять язык пролетариата и удалить язык аристократии. Тибетская грамматика должна быть соответственно реформирована.
12) Все мусульмане также должны принять новое общество и разрушить старые традиции.
13) Народный парк, бывший Норбулингка, должен быть открыт народу для отдыха.
14) Должно быть еще большее политическое и идеологическое воспитание монахов и монахинь. Им надо разрешить отказываться от своих религиозных обязанностей и обетов без давления со стороны монастырей.
15) Надо разрешить монахам и монахиням жениться, они должны заниматься производительным трудом.
16) Класс эксплуататоров надо подвергнуть воспитанию трудом и бдительно следить за их поведением.
17) Феодальные обычаи, такие как банкеты, обмен подарками и ката [церемониальными шарфами. — Авт.] следует остановить.
18) Следует искоренить феодальные брачные обычаи, когда один мужчина имеет двух жен, женщина имеет двух мужей, отец и сын делят жену, две сестры делят одного мужа и два брата делят одну жену.
19) Надо пропагандировать научное образование среди народа. Надо показывать фильмы, которые учат научному воспитанию.
20) Все бродячие собаки в Лхасе должны быть уничтожены, люди не должны держать дома собак и кошек»[27].

Примечательно, что в этом воззвании нет упоминания борьбы капитализма и социализма. Не упомянут и местный филиал компартии. Ц. Шакья верно замечает, что на это воззвание доморощенных хунвэйбинов подстрекали местные коммунисты, чтобы отвести удар от себя на феодальные традиции. То есть на то, что еще осталось тибетского на их родине. Это воззвание породило забавные противоречия.[28] Например, запрещенные белые ката заменили на красные — их надевали на портреты и цитатники Мао, а в СМИ его имя нельзя было упоминать без славословий.

15 октября 1966 г. Чжоу Эньлай (вероятно, под впечатлением погромов в Лхасе) сказал тибетским студентам, что разрушение «четырех старых» — это, конечно, хорошо, надо атаковать монастыри и храмы, упразднять власть лам. Но религия отмирает постепенно, храмы и монастыри лучше превращать в школы и склады; немного религиозных изображений можно разрушить, но надо подумать о сохранении некоторых великих храмов, чтобы не обижать стариков.[29] Как видим, просьба кое-что не ломать была куда более расплывчатой, чем ясная установка революции на разгром «четырех старых».

Самого Мао, судя по его сочинениям, культурное наследие не занимало. Он был озабочен другим: личной властью, управлением созданным им хаосом, внутрипартийными разборками, разоблачением капитализма, ревизионизма и т.п.

Неудивительно, что погромы не прекратились. Поэтому 16 марта 1967 г. ЦК КПК, Госсовет и Центральная военная комиссия вынуждены были выпустить циркуляр об охране госимущества.[30] В ст. 4 прямо запрещалось «бездумно распылять» и уничтожать культурные реликвии и книги. 14 мая издали новый документ, призывавший к сохранению этого госимущества. Там разъясняли, что феодальные здания, религиозные скульптуры и т.д. когда-нибудь можно будет использовать для обличения преступлений правящих классов и империалистов с целью воспитания масс, а «ядовитые книги» не надо жечь все подряд, их надо сохранить для тех же целей.
Конечно, в те времена другие понятия употреблять было невозможно. Но такие формулировки даже сейчас звучат расплывчато — что уж говорить о временах революционного дурмана. Да и установку разрушать «четыре старых» никто не отменял. Так что разрушения продолжались, хотя и не в таком темпе, как во второй половине 1966 г.

Бороться с бандами было нельзя: Мао Цзэдун и его ЦК на этот счет дали четкие инструкции. «Не разрешается ни под каким предлогом в какой бы то ни было форме подстрекать и организовывать рабочих, крестьян, городское население на борьбу с учащимися... Не следует вступать в непосредственные пререкания с учащимися, не следует допускать столкновений с учащимися».[31] Революционные акты хунвэйбинов «выражают возмущение и гневно осуждают класс помещиков, буржуазию, империалистов, ревизионистов и их лакеев... говорят о том, что бунт против реакционеров — дело правое. Я выражаю вам горячую поддержку».[32] «Надо позволить молодежи ошибаться. Пока их ориентация в общем верна, пусть делают небольшие ошибки. Верю, что они могут исправиться в практической работе».[33]

Председатель, казалось бы, противоречил сам себе. Ведь «все вопросы идеологического порядка, все спорные вопросы внутри народа могут разрешаться лишь демократическим путем, методами обсуждения, критики, убеждения и воспитания; их нельзя решать методами принуждения и оказания давления».[34] В действительности, противоречия не было, если вспомнить, как Мао различал «народ» и «врагов» (см. главу 8).

В Тибете «красные охранники» на улицах срезали косы у мужчин и женщин, врывались в дома и устраивали там погромы, уничтожая все, что относилось к тибетской культуре. Эти обыски и погромы были систематическими. Если находили особую крамолу: одежду феодалов, богатые украшения, форму тибетской армии и т.п., — это напяливали на хозяев, выгоняли их из домов и с издевательствами водили по улицам. Искали также религиозные предметы. Часть их грузили в сундуки и опечатывали, а религиозные книги сразу сжигали.[35] Что ни день, выходили грозные извещения о том, чтобы все уничтожили свои религиозные предметы. Все серебро и золото надо было сдать в Китайский государственный банк. Людям ничего не оставалось, как нести туда ювелирные украшения. По всему району тибетцы прятали и закапывали небольшие статуи божеств, а большие разбивали и бросали в р. Кийчу.[36] На рынке Тромциканг китайцы выставили образцы религиозных и декоративных предметов, сопроводив их большими плакатами.[37] На них было написано, что владение этими предметами незаконно, их надо принести сюда и сдать властям.

Каждый дом теперь выставлял портрет Мао и вывешивал китайский флаг.[38] На стенах повсюду висели выписки из его цитатника. Эта маленькая красная книжечка к концу 1967 г. вышла тиражом 350 млн. экз. Благодаря последующим изданиям почти на всех языках мира тираж достиг примерно миллиарда экземпляров. Издали ее и на русском языке — впервые в 1966 г. под названием «Выдержки из произведений». Однако у нас это редкость: она была под запретом за нелестные слова о Н.С. Хрущеве и СССР. Но в Лхасе изучать цитатник были обязаны все. Банды китайских юнцов, называвшиеся «группами безопасности», останавливали людей на улицах и требовали прочитать на память какой-нибудь пассаж из него.[39] Прочитал — объясни смысл. Иначе — серьезный выговор. Правда, в ряде случаев хунвэйбины сами не могли объяснить, что же хотел сказать их председатель.

Запретили традиционные праздники и промыслы. Например, уезд Чжанан был известен своими промыслами, прежде всего изготовлением ткани пуру, корзин, гончарным делом и т.д. Теперь все орудия труда конфисковали, уезд стал бедным.[40] Вернули только в 1980-х гг.
Даже традиционные «кхабсе» — обжаренные в масле спиральки из теста, приготовляемые во время религиозных праздников, — объявили феодальным пережитком.[41] По приказу хунвэйбинов население занялось истреблением собак и мух. Тибетцы очень любили собак, поэтому их было много. Теперь их убивали камнями под контролем маоистов. Последние достигали двух целей: «очистки» и борьбы с религией, поскольку буддизм запрещает убийство.

Имена людей, названия улиц и зданий меняли на революционные ханьские. Например, имя Тензин сменили на «Мао Сысян» («Красная мысль Мао»); Кечог Вангмо стала «Да Юэцзин» («Большой скачок вперед»).[42] Храм Цуглаканг переименовали в «Чжаодайсо» («Гостиница» № 5), Норбулингку — в «Жэньминь Гунъюань» («Народный парк»), улицу Баркхор — в «Лисинь» («улица Воспитания Нового»). Тибетские праздники заменили на революционные китайские.

«Митинги борьбы» (тамцинг) шли повсеместно. Толпа избивала и оскорбляла человека на глазах его родственников. Как вспоминал Панчен-лама Х, людей избивали до тех пор, пока кровь не начинала хлестать изо рта, ушей, носа, глаз. Многим ломали кости, многие теряли сознание, становились калеками или умирали. Кому повезло выжить и не стать инвалидом, рассказывал, что их ежемесячно в течение нескольких лет связывали и подвергали публичным избиениям, после которых тело покрывалось большими синяками, а на голове не хватало клоков волос.[43] В других случаях заковывали в кандалы, обжигали тело и голову огнем, заставляли есть экскременты людей и скота, продевали в рот лошадиную узду и т.д.[44]

«Борьбе» мог подвергнуться каждый. Но больше шансов было у духовенства и бывшей феодальной элиты. Панчен-лама Х вспоминал, что тамцингу подверглись все члены его семьи.[45] Его самого «критиковали» еще до Культурной революции (см. главу 8). А в 1966 г. в Пекине, где он был изолирован, его схватили хунвэйбины, связали руки, привели в Институт национальностей и снова стали «критиковать» — бить и оскорблять, затем водили по улицам, оповещая по громкоговорителям, что это «крупнейший реакционный крепостник, самый большой паразит и кровопийца Тибета».[46] По приказу Чжоу Эньлая солдаты взяли Панчен-ламу под охрану, отправили его в Тибет и посадили под домашний арест. Весной 1968 г. он был вновь арестован — на сей раз солдатами НОАК.[47] Его перевели в тесную камеру-одиночку, где держали 10 лет. Условия там были такие, что он попытался покончить с собой.

Причиной «борьбы» могло стать не только социальное положение. Это могло быть неосторожное слово, даже помарка, допущенная на маоистском лозунге. Например, одна бывшая аристократка из Лхасы, которой поручили писать по-китайски лозунг «Долгих лет жизни Председателю Мао», нечаянно капнула чернилами на слово «Мао».[48] Это истолковали, как попытку оскорбить председателя: по китайским понятиям, перед казнью имя заключенного зачеркивают. С ней стали «бороться». Сначала заставили стоять на коленях перед испорченным плакатом. Затем учинили допрос, надели позорный колпак с надписью «контрреволюционерка», уволили из колледжа, заставили много дней чистить туалеты, посадили на голодный паек, отрезали одну косу, чтобы выволакивать за другую на «критику». Во время «борьбы» били и оскорбляли на сцене. «Сеансы» повторялись по нескольку раз в неделю. Кончилось тем, что на один из «сеансов» приехали солдаты и под дулом пистолета заставили «сознаться». Итог — шесть лет лагеря.

Но это было еще ничего. Тенпа Сопа рассказывал мне, что, будучи в заключении, видел казнь тибетской девушки за то, что она выбросила в клозет брошюру Мао Цзэдуна.

По наблюдениям бывшей хунвэйбинки, китайцы продолжали избиение до тех пор, пока не наносили жертве большие увечья.[49] Тибетцы же проявляли больше агрессивности, чем китайцы, но и больше сострадания: кто подчинялся или истекал кровью, тех отпускали. Нередко они старались облегчить страдания жертвы. Тенпа Сопа описал мне сеанс «борьбы» с бывшим высоким чиновником. Последний должен был стоять три часа, согнувшись в поясе, что было очень трудно. Простые тибетцы его жалели, но за ними наблюдали китайцы. Тогда один тибетец сказал: «Ты нас все время бил, потому вот тебе палка», — и дал ему палку, чтобы тот мог на нее опереться. Другой сказал: «Ты заставлял нас отдавать тебе цампу, потому вот тебе цампа», — благодаря этому чиновник, вернувшись в тюрьму, смог поесть.

В тюрьмах тамцинг практиковался постоянно.[50] Предлог можно было найти всегда. Например, если человек не делал ремарок (или делал «неправильные» ремарки) по ходу обсуждения партийной статьи в газете, подозревался в выполнении религиозных обрядов и т.д. Чаще «критиковали» тех, кого относили к «эксплуататорским классам». Избиения были массовыми и регулярными, могли повторяться десятки раз, например каждый вечер 13 дней подряд. Некоторые умирали или кончали самоубийством. Бывшие чиновники тибетского правительства, высокие ламы, настоятели больших монастырей и другие представители высших классов содержались в пятом блоке тюрьмы Драпчи у Лхасы.[51] Многих из них привезли туда из концлагерей, где условия были хуже. До 1966 г. заключенные в пятом блоке получали несколько лучшее содержание, чем остальные арестанты. Теперь все стало наоборот: их стали кормить хуже остальных, поставили на каторжные работы с 5 утра до 10 вечера. Кто протестовал, — подвергался тамцингу. Родственникам разрешали передавать пищу в тюрьму. Но за это им приклеивали ярлык «помощников контрреволюционеров».

Заключенные не были избавлены от уничтожения «четырех старых». Если у них еще оставались монашеская одежда, религиозные книги или другие предметы тибетской культуры, — все это заставляли принародно сжечь.[52] Та же участь постигала, скажем, кожаные ботинки, сделанные «индийскими экспансионистами»; мешочек, в котором носили мелкие предметы или муку («пережиток феодализма»); традиционную чашку из дерева (по той же причине) и т.д. Все красно-коричневое или желтое (цвета религии) следовало или уничтожить, или перекрасить в красный или темно-зеленый (цвета НОАК).

В общем, как говорил Линь Бяо на IX съезде КПК в 1969 г.,[53] «маоцзэдунъидеи получили непосредственный доступ к широким революционным массам. Столь широкое распространение маоцзэдунъидей в большой стране с семисотмиллионным населением является самым крупным достижением нынешней Великой пролетарской культурной революции. В ходе Великой пролетарской культурной революции сотни миллионов народных масс, никогда не расставаясь с “Выдержками из произведений Председателя Мао Цзэдуна”, внимательно изучают и со всей серьезностью применяют их на практике».

Вследствие этого разрушение традиционализма охватило всю КНР. То немногое, что осталось от тибето-монгольской цивилизации к 1966 г., за годы Культурной революции уничтожили почти полностью. К началу 1970-х гг. были разрушены почти все оставшиеся монастыри. В итоге из 6259 монастырей и других религиозных центров в Большом Тибете осталось всего восемь с менее 1 тыс. монахов,[54] по другим данным — семь или 13.[55] Многие монастыри стерли с лица земли — сейчас невозможно рассмотреть даже фундаменты. Уцелевшие храмы использовали под школы, тюрьмы, склады, конюшни, казармы, жилье и т.д. До сих пор на стенах некоторых монастырских помещений можно увидеть большие красные иероглифы, восхваляющие Мао. Всего с 1951 по 1979 г. из общего числа в 592558 монахов, монахинь, ринпоче (перерожденцев) и нгагп (практиков Тантры) в Тибете около 110 тыс. были подвергнуты пыткам и убиты, около 250 тыс. лишены сана и изгнаны.[56]

Среди разрушенных оказались величайшие святыни и памятники мировой культуры: первый тибетский монастырь — Самье (основан около 775 г.); главные монастыри конфессий Тибета: Ганден (главный монастырь школы Гэлуг — около 1409 г.), Сакья (школы Сакья — 1073 г.), Цурпху (школы Кагью — 1189 г.), Миндролинг (школы Ньингма — 1676 г.; был разрушен примерно на треть), Менри (религии бон — 1405 г.) и т.д.

Монастырь Ганден был полностью разрушен в 1969 г. Его разгромили и взорвали солдаты и хунвэйбины[57] — очевидно, как один из оплотов ненавистного им теократического строя. Кроме того, за четыре века в нем скопилось много предметов культа и подношений, сделанных из драгоценных металлов и камней. Например, ступа с останками Цонкапы — основателя школы Гэлуг. Эта ступа была сделана из серебра, а сверху облицована кованым золотом. Прах 84 настоятелей монастыря находился в медных, серебряных и позолоченных ступах.[58] Они были разрушены, останки уничтожены. Боми Ринпоче, один из высоких лам школы Гэлуг, сумел сохранить фрагменты черепа и частицу праха Цонкапы. Разрушив ступу Цонкапы, «красные охранники» заставили Боми Ринпоче взвалить его останки себе на спину и сбросить в костер.[59] Тайно сохранив частицы черепа и праха, Боми Ринпоче зарыл все это из соображений безопасности. После восстановления монастыря Ганден останки были помещены в новую ступу, весьма хорошо сделанную, где сейчас и находятся.

В городе Сакья было в общей сложности 108 монастырей и храмов. К 1968 г. остался только главный храм — Сакья Лхаканг Ченмо.[60] Остальное разрушили до основания. Сделали это так. По прибытии в город, хунвэйбины собрались с китайской администрацией и местными прогрессивистами. Затем они объявили о начале Культурной революции. Однако отозвался мало кто, кроме прогрессивистов. Тогда прибыла большая толпа из соседней деревни, которая и занялась разрушением. К ней присоединился кое-кто из местной молодежи. Дело в том, что дома в Сакья строили из дерева, а в горах Тибета это дефицит. Теперь появилась возможность разжиться. Как обычно, маоисты сыграли на низменных чувствах. Но перед этим Бюро по культурным реликвиям, как и в других местах, выгребло из храмов все драгоценные металлы и камни.

В Лхасе разгромили дворец Норбулингка (основан в 1755 г.). В районе Шигацзе взорвали до основания все древнейшие могильники тибетских царей.[61] Разрушили Юмбулаганг — первый замок тибетских царей (II в. до н.э.). Разрушили треть строений монастыря Ташилунпо (основан в 1447 г.) и знаменитую святыню — огромную статую Будды, отлитую в XV в.[62] Ведь Панчен-лама Х был «осужден». Разломали ступы-усыпальницы пяти предыдущих Панчен-лам (с V по IX), останки сожгли. Панчен-лама Х в своей последней речи в январе 1989 г. отметил, что несколько верующих с риском для себя сумели спасти куски сломанных надгробий.[63]

Был разрушен дзонг Гьянцзе, который когда-то обстреливала артиллерия англичан. Гигантская ступа Гьянцзе Кумбум в девять этажей с 77 приделами, построенная в 1418 г., не была уничтожена. Меньше повезло монастырю Пелкор Чходэ, в котором она расположена. Раньше это был второй — монастырский город — рядом с г. Гьянцзе. В нем были храмы всех школ тибетского буддизма. Теперь их все разрушили, оставив только главный храм и ступу.

Дворец Поталу по приказу Чжоу Эньлая спасли военные, взяв под охрану. Оттуда, с высоты, они следили в бинокли за перемещениями враждующих банд «бунтарей», чтобы своевременно разнимать их. Над дворцом висел китайский флаг, с золотых наверший крыши свисали два огромных красных вымпела, на которых было написано: «Да здравствует КПК!» и «Да здравствует Председатель Мао!»[64]
Частично разрушили крупнейшие монастыри — Дрепунг (основан в 1416 г.), Сэра (1418 г.), Дригунг (1179 г.), Ретинг (Радрэнг, 1057 г.), храм государственного оракула Нэчунга (XII в.) в Лхасе, монастыри Лабранг (1709 г.), Кумбум (1477 г.) и Ронгво (ок. 1300 г.) в Амдо и др. Был частично разрушен монастырь Тактен Пунцоглинг (1614 г.), в прошлом главный монастырь школы Джонанг, основанный знаменитым Таранатхой в долине Цангпо. Вновь разрушили монастырь Чамдо Джампалинг, который тибетцы восстановили в 1917 г. после первого разрушения китайцами в 1912 г. Разрушили монастырь Ронгбук — самый высокогорный в мире (5100 м над уровнем моря). Почти доломали монастыри Тонгкор (1648 г.) и Чойтен Танг на северо-востоке Амдо (1360 г.), которые начали разорять еще в 1958 г. Полностью уничтожили бонский монастырь Нангшиг в Амдо (1754 г.). Были разорены кельи отшельников и пещерные храмы Драг Йерпа в районе Лхасы. Некоторые из них были связаны с Сонцэн Гампо, Падмасамбхавой и Атишей. Разрушили монастыри на коре (дороге ритуального обхода) вокруг горы Кайлас, священной для буддистов и индуистов. Доступ «посторонним» (в том числе индийцам) на Кайлас был закрыт с 1959 по 1980 г.

Из 13 монастырей в Нгари (Западный Тибет) 10 разрушили полностью. В Х в. праправнук тибетского царя Дармы создал здесь царство Гуге, просуществовавшее до 1630-х гг., когда его захватил царь Ладака. Тогда завоеватели подвергли Гуге сильному разрушению. Но через 50 лет территория отошла под власть Далай-ламы, там стали строить монастыри. Наиболее крупные из них — на месте старой столицы Гуге в Цапаранге и в Толинге. За века там было собрано множество произведений буддийского искусства.

«Красные охранники» не стали особо трудиться с развалинами древнего дворца. По-видимому, мертвое царство они сочли менее вредным, чем религию. Поэтому главное внимание уделили храмам Цапаранга и Толинга. В результате большинство древних статуй изуродовали или уничтожили. В Цапаранге сохранились три крупных храма, остальные разрушили. Но и в них статуи были изуродованы. Однако стенные росписи в разрушенных храмах в большой степени сохранились: в этой пустынной местности редко идут дожди.[65] Сохранились сделанные в 1948 г. фотографии статуй в храмах Цапаранга.[66] По ним видно, какие шедевры искусства были разрушены.
Очевидец рассказывал мне, что в конце 1960-х — начале 1970-х гг. в Чарабамбар на юге Кама китайцы устраивали ежедневные митинги. На них следовало быть хотя бы по одному человеку от каждой семьи. На последнем митинге толпу призвали разрушить монастырь. Это было исполнено. Внутри все сломали. Помещения отдали под склад. Тот же кампа рассказывал мне, что, разрушая ступы-гробницы, китайцы выбрасывали вон останки, старались их уничтожить. Некоторые верующие приходили ночью и тайно забирали их. Таких искали. Кого находили — устраивали тамцинг. На шею одному «виновному» повесили останки и заставили их грызть. Потом согнанных жителей заставляли по очереди бить жертву. Все это продолжалось с неделю. Если рядом был китайский активист, люди не могли бить слабо, чтобы самим не стать объектами «борьбы». В промежутках жертву держали взаперти без еды. Жертва в итоге умерла от голода.
В Культурную революцию с большим размахом уничтожали тибетские книги и другие письменные материалы. Помимо старинных книг, сжигали деревянные доски для ксилографической печати, на которых были вырезаны тексты; типографские прессы. Священные книги китайцы использовали в виде стелек, туалетной бумаги, сжигали, смешивали с навозом. Очевидец сообщал о том, что огромные количества религиозных книг завозили в тюрьму и сваливали там.[67] Заключенные должны были их рвать и в специальном барабане смешивать с водой и глиной, чтобы получать материал для оштукатуривания стен домов.

От «мирного освобождения» до конца Культурной революции в Центральном Тибете сожгли 60% философских, исторических и биографических книг, около 85% письменных материалов и документов.[68] В некоторых уничтоженных библиотеках были книги, скопированные тысячу лет назад с индийских оригиналов, не сохранившихся до нашего времени. Древний монастырь Бедроя Дропхан Тана Нгоцар Ригджелинг был уничтожен вместе со своей знаменитой школой тибетской медицины и всеми ее архивами. На его месте устроили военную тюрьму с радиопередатчиком. Разрушили древнюю печатню под дворцом Потала. Монастырь Дзогчен уничтожили вместе с печатней, ксилографическими досками и библиотекой. Уничтожили большое собрание древних текстов и предметов искусства в монастыре Дугу в Каме. Некоторые из них были созданы в Х в. Уничтожая монастырь Шалу, сожгли 227 рукописных томов «Тенгьюра», перо и рукописные оригиналы работ знаменитого историка и религиозного деятеля Бутона Ринчендуба (1290–1364). В монастыре Сэра уничтожили 95% статуй, текстов и фресок 500-летнего возраста. Уцелевшие помещения приспособили под склады зерна, стойла и тюрьмы. Один монах рассказывал журналисту в 1980 г., что разрушенные здания были старыми, — но еще более жалко было древние рукописи, написанные специальными чернилами с золотом и серебром на пальмовых листьях. Китайцы сложили из них костер. Когда монахи стали просить солдат не сжигать старинные книги, те отвечали: «Ерунда, религия — буржуазный яд». Полили книги керосином и сожгли.

В прошлом на горных перевалах по обычаю складывали кучи камней (обо). Теперь их разваливали. Молитвы, вырезанные на камнях в горах, меняли на маоистские лозунги, а молитвенные флаги (лунгта) — на красные коммунистические. Придорожные камни с вырезанными молитвами заставляли ломать, молитвы счищать, или же эти камни использовали для строительства мостовых и общественных туалетов.[69]

В Культурную революцию продолжалось разграбление тибетского культурного наследия, начатое еще в 1950-х гг. — сначала в Амдо и Каме, затем в У-Цанге. Масштабы этого открылись уже после смерти Мао Цзэдуна.

В отличие от гитлеровцев, которые ценили награбленное искусство, маоисты не понимали его ценности и уничтожали. Есть сообщения, что китайцам разрешали оставлять у себя награбленные в храмах предметы: живопись, статуи, ковры.[70] Говорят, много религиозных предметов из драгоценных металлов КНР передала Советскому Союзу за долги.[71] Это маловероятно: такие вещи СССР были не нужны, а вот сами драгоценные металлы могли пригодиться. Наиболее ценные предметы были переданы в китайские музеи, проданы на международных аукционах, разворованы китайскими чиновниками. Такие предметы время от времени всплывают на аукционах и сейчас. Теперь их покупают не только иностранцы, но и новые китайские буржуа. Для иностранцев китайские власти дают разрешения на вывоз.[72]

Говорят, что китайские чиновники делали из буддийских статуй настольные лампы.[73] Я видел в продаже в Москве такой светильник. Он был сделан из медной фигуры Будды Амитаюса высотой примерно 40 см, в голову которой была вставлена металлическая трубка с проводом, патроном под лампу и плафоном сверху. Судя по исполнению, этот «сувенир» происходил из КНР.

Однако большинство вывезенных в Китай произведений тибетского искусства было уничтожено. В 1982–1983 гг. группе тибетцев во главе с Рибуром Тулку разрешили забрать и реставрировать произведения тибетского искусства, остававшиеся в Китае.[74] Это удалось благодаря стараниям Панчен-ламы Х. Приехав в Пекин, тибетцы обнаружили несколько сот статуй и других религиозных предметов в одном из павильонов бывшего императорского дворца Гугун. Сотрудники музея сказали, что статуи привезли сюда в 1972 г. из литейных. Китайцы были рады, что эти предметы, наконец, вернутся домой. Всего упаковали 26 тонн в 463 деревянных ящика. В их числе была верхняя половина знаменитой статуи Будды из храма Рамоче, о которой говорилось выше.

В подвале конфуцианского храма Кун Мяо в Пекине тоже удалось найти статуи и другие металлические предметы культа из Тибета — еще шесть тонн, примерно 100 ящиков. Старый китайский чиновник рассказал Рибуру Тулку, что тибетские культурные ценности, привозимые в Китай, в основном уничтожили в Культурную революцию. Статуи и ритуальные предметы из чистого золота и серебра исчезли. Те, что были сделаны из позолоченной меди, красной меди, колокольной бронзы, латуни и т.д., доставлялись из ТАР в Люйян (северо-запад провинции Ганьсу). В то время это был ближайший пункт к железной дороге. Оттуда все это продавалось на фабрики Шанхая, Сычуани, Тайюаня, Пекина и т.д. Эти литейные переплавили примерно одинаковое количество предметов из Тибета.[75]

Одна литейная (в ориг.: «Shiyou Ching Rhru Thea» — «Литейная ценных металлов») в 5 км восточнее Пекина закупила 600 тонн тибетских «ремесленных металлов». Старик рассказал Рибуру Тулку следующее.[76] В 1973 г. вице-премьер Госсовета КНР Ли Сяньнянь и заместитель председателя ПК ВСНП Уланьфу (руководил Внутренней Монголией) узнали, что во многих китайских литейных тибетские религиозные предметы переливают в слитки. Они приказали немедленно прекратить это. В июле того же года для надзора был создан комитет из 12 чел. Рассказчик был одним из них. Члены комитета посетили указанную выше литейную и обнаружили, что из 600 тонн осталось около 50. Они были свалены кучей под открытым небом и огорожены колючей проволокой. Из этого они спасли только 20 тонн. Остальное не подлежало восстановлению. Затем туда прибыло еще 30 тонн. Большинство предметов было разрушено. Из них спасли шесть тонн — те самые, что были сложены в храме Кун Мяо. В итоге весной 1983 г. Рибур Тулку отправил 600 ящиков с 13537 религиозными предметами в Тибет через г. Чэньду.

В Чэньду Пунцог Йонтен из Бюро по делам религий ТАР сообщил Рибуру Тулку, что из 100 тонн тибетских религиозных предметов в Тайюане (провинция Шэньси) сохранилась примерно тонна — остальное было переплавлено. В Чэньду они получили телеграмму, что в районе Маньшаня (юго-западнее Чэньду) сохранились 2 тонны тибетских статуй и других предметов культуры, переданных в Чамдо. На складе литейной в Чэньду нашли еще пять тонн. Поначалу литейная отказывалась отдать их, ссылаясь на то, что заплатила за них правительству. Но потом эти предметы удалось забрать. Среди них не было тех, которые представляли бы большую историческую или церковную ценность. Предметы распределили по монастырям Тибета. Самую крупную статую отдали в монастырь Литанга.

По возвращении Рибура Тулку, другая группа тибетцев во главе с Гатаром Тулку направилась в Цинхай, где, по слухам, тоже что-то было.[77] Они нашли несколько пакгаузов в г. Хуанъюань (западнее Синина). Некоторые из них были полны статуй, другие имели признаки того, что раньше там было много металлических предметов. Один из пакгаузов был пуст, но пол был усыпан тибетскими монетами. В итоге удалось вернуть в Тибет еще несколько тонн статуй. Гатар Тулку говорил, что составил полный список складов в Китае, где складировались предметы из Тибета для переплавки. Но китайские чиновники забрали этот список, не разрешив снять копию. В Чэньду он встретился с Рибуром Тулку. Там они пошли в женский монастырь и нашли около ста корзин, в каждой из которых были десятки ценных тибетских статуй мелкого размера. Они были упакованы и приготовлены к отправке в неизвестный пункт назначения. Эти статуи спасти не удалось, поскольку они были куплены собственником и уже проданы им другому покупателю.

В провинции Ганьсу были найдены около 3 тыс. статуй Будды.[78] В 1986 г. первые зарубежные туристы в ТАР видели комнаты в бывших храмах, используемые под склады медных статуй, разломанных в Культурную революцию.[79]

М.М. Смит делает вывод, что «конфискация тибетского искусства и работ по металлу была систематической и организованной Китайским правительством».[80]

Итак, предметы культа из ТАР вывозились в Люйян и Хуанъюань. Вероятно, в последний пункт свозили и предметы из Амдо. Из Кама везли в Чэньду и, возможно, в другие пункты Сычуани. Судя по приведенным выше данным, одних металлических статуй в тибетских монастырях китайцы награбили сотни тысяч. Еще тысячи статуй из золота и серебра просто исчезли. Многие тысячи икон-тханка, книг, глиняных статуй и других произведений были уничтожены. Верующие смогли сохранить не так много. Например, туристы из России видели пожилого тибетца, который кропотливо приклеивал к маленьким глиняным статуям Цонкапы головы, отбитые в годы Культурной революции.[81] Статуи были собраны в мешки и долежали до 2000-х гг. Но это скорее исключение. В наше время старые произведения тибетского искусства — редкость на своей родине.

При погроме мусульманского квартала Лхасы в 1969 г. возникли трудности: там не было росписей, статуй и других изображений, которые можно было бы разломать или расплавить. Поэтому «бунтари» просто сожгли во дворе мечети древние религиозные книги (включая все экземпляры Корана), документы, обрядовые головные уборы.[82] Так были уничтожены главные реликвии ислама в Тибете. Среди них были уникальные документы общины, датированные XII в. В них было записано, как переселились мусульмане в Тибет, как развивались их традиции, какие земли и привилегии они получали от Далай-лам. «Бунтари» провезли имама в позорном колпаке по городу, объявили эксплуататором и высекли, после чего он умер. Мечеть превратили в кинотеатр. Мусульманская община Лхасы была подорвана: в наше время коренных мусульман там осталось мало, их положение ухудшают приезжие. Единственный христианский храм Тибета, разумеется, тоже закрыли.

Уничтожение религии — вечная цель марксистов. Но в Культурную революцию нельзя было забывать и о старых коммунистических кадрах. 1 октября 1966 г. на митинге по поводу годовщины создания КНР Линь Бяо заявил, что Культурная революция призвана разгромить горстку облеченных властью лиц в партии, идущих по капиталистическому пути.[83] Хунвэйбины в Лхасе стали вывешивать дацзыбао, в которых «критиковали» местный партком. В октябре 1966 г. состоялся массовый митинг, на который вызвали Нгапо Нгаванга Джигме.[84] Он «покаялся». Когда его на следующий день вызвали снова, оказалось, что он уже уехал в Китай. На митинге 19 декабря «каяться» пришлось уже Чжану Гохуа.

22 декабря 1966 г. было объявлено о создании крупной группировки — «Центрального штаба лхасских революционных бунтарей», или сокращенно: Штаба Гьенлог (кит.: цзаоцзун), или просто Гьенлог (кит.: цзаофань).[85] Ее образовали 35 революционных организаций под главенством хунвэйбинов, приехавших из Пекина. Они создали 51 «боевой отряд». Их идеология была нехитрой: «Мы решительно совершим революцию и бунт. Бунтовать, бунтовать и бунтовать до конца, чтобы создать ярко-красный новый мир пролетариата».[86] 26 декабря они опубликовали воззвание, в котором обвинили партком ТАР в реакционной буржуазной линии и противостоянии революционной линии Мао.

Цзаофани, декларируя незаконный характер своих действий, в действительности следовали решениям XI пленума ЦК КПК от 12 августа 1966 г.: «Не надо бояться беспорядков. Необходимо бороться против тех, кто с позиций буржуазии покровительствует правым и наносит удары по левым, зажимает Великую пролетарскую культурную революцию. Бороться против тех, кто создает различные ограничения и связывает массы по рукам и ногам».[87] Так что местные власти не имели права подавлять беспорядки. Поэтому они пошли другим путем: санкционировали формирование «новых» банд цзаофаней.[88] Эти банды вошли в «Лхасский боевой штаб защиты идей Мао Цзэдуна». Он был создан 28 декабря 1966 г.

Между тем члены Гьенлога действовали радикально. В начале 1967 г. они захватили радиостанцию, бюро Синьхуа, центральную газету, стали выпускать собственную газету «Хунсы цзаофань бао», захватили ряд властных структур в Лхасе, в том числе Бюро общественной безопасности.[89] Одновременно они ловили, арестовывали, избивали и допрашивали членов конкурирующей группировки. 19 февраля в газете цзаофаней появилась статья, обвинявшая Чжана Гохуа и рабочий комитет КПК ТАР в покровительстве реакции, ревизионизме, стремлении восстановить крепостничество и власть реакционного духовенства. Им инкриминировали меры, предпринятые в период «урегулирования» 1961–1962 гг.

Партфункционеры приняли ответные меры. В феврале 1967 г. к «Лхасскому боевому штабу защиты идей Мао Цзэдуна» присоединились несколько других группировок. Они образовали «Великий союз штабов бунтовщиков лхасской пролетарской революции».[90] Эта группировка известна под названием Нямдрел (по-тибетски — «союз», или «вместе»).

Между двумя группировками не было идеологических расхождений: каждая следовала указаниям Мао Цзэдуна и делала Культурную революцию. Но они отражали интересы разных слоев: Нямдрел — местных руководящих кадров, защищавших свою власть, а Гьенлог — кадров низшего и среднего звена, стремившихся эту власть отобрать. Последних поддерживали хунвэйбины, приехавшие из Пекина. Классовая опора обеих группировок была примерно одинакова. Вступить в них мог любой, кроме бывших «эксплуататоров»: они подвергались травле с обеих сторон.

В январе — феврале 1967 г. уже в каждой деревне Тибета, в каждом учреждении были фракции одной из двух группировок. Отношения между ними все больше накалялись. Члены Гьенлога стали захватывать места, где люди Нямдрела были в меньшинстве, и наоборот.[91] В результате поделили некоторые территории. Начались крупные столкновения. В 1967–1968 гг. в течение 4–5 мес. солдаты НОАК, расквартированные в Потале, часто выдвигались в город и вставали между враждующими бандами, получая град ударов палками, камнями и т.д. У солдат в то время были только цитатники Мао для увещевания, оружие им не выдавали. В начале февраля 1967 г. члены Гьенлога при поддержке одного из отрядов НОАК попытались нейтрализовать штаб китайских войск в Лхасе. А 21 февраля ЦК КПК принял обращение, в котором призвал армию взять власть в свои руки.

Получив из Пекина санкцию Центрального военного комитета, штаб стал наводить порядок. В первую очередь, были арестованы солдаты, пытавшиеся распространить Культурную революцию на армию. Войска начали брать Лхасу под контроль. К марту они заняли государственные учреждения и установили контроль над городом.[92] Членов Гьенлога объявили контрреволюционерами, руководителей арестовали. Один из бывших цзаофаней вспоминал, что в Лхасе все обошлось довольно мирно. Чжоу Эньлай не разрешил то, что незадолго до этого произошло в «Цинхайской ежедневной газете», где армия открыла огонь, перебив более сотни окруженных людей.


Развалины разрушенного при Мао монастыря Цурпу, 1993 г.
(DIIR Archive, Central Tibetan Administration).


Развалины разрушенного при Мао монастыря Тингри в юго-западном Тибете, 1993 г.
(DIIR Archive, Central Tibetan Administration).


Развалины разрушенного при Мао монастыря Гашу Догон, Нангчен, Кам, 1979 г.
(DIIR Archive, Central Tibetan Administration).


Развалины разрушенного при Мао монастыря Ретинг
(Norbulingka Institute Archive, Dharamsala/Lobsang Dargyal Album).


Развалины разрушенного при Мао монастыря в центральном Тибете
(Norbulingka Institute Archive, Dharamsala/Linnea Bohm).


Монастырь Тактен Пунцоглинг в долине р.Цангпо.
развалины монастыря, построенного в XVII в. (фото: Don Croner).


Монастырь Тактен Пунцоглинг в долине р.Цангпо.
Здание нового монастыря (фото: Don Croner).


Разрушения в храмах Толинга, Нгари.
Фрагменты интерьера храмов, статуй и книг (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Толинга, Нгари.
Головы от статуй (фото: Ray Kreisel).


Развалины храмов Цапаранга, Нгари
(http://savetibet.ru/uploads/posts/1236625784_monastery.jpg)


Развалины храмов Цапаранга, Нгари
(Фото: А.И. Рощин, А.Ю.Горяинов).


Разрушения в храмах Цапаранга.
Место, где была большая статуя (А.И. Рощин, А.Ю.Горяинов).


Разрушения в храмах Цапаранга.
Статуя Четырехрукого Махакалы (?) (фото: А.И. Рощин, А.Ю. Горяинов).


Разрушения в храмах Цапаранга.
Статуя синего Ваджрапани (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Цапаранга.
Статуя красного Хаягривы (www.mountainsoftravelphotos.com/
фото: Weyer/Aschoff: Tsaparang, Tibets Grosses Geheimnis/
Permitted by Charlotte & Jerome Ryan).


Разрушения в храмах Цапаранга. Головы статуй Будды (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Цапаранга. ступни статуи Майтреи с обломками скульптур
и страницей из старой тибетской книги, написанной специальными чернилами с
порошком золота и серебра по черному фону (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Цапаранга. Штабель деревянных переплетов старых
ксилографических книг, очевидно, уничтоженных (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Цапаранга. На куче обломков валяется черная страница
из тибетской книги, написанная чернилами с золотом и серебром (фото: Ray Kreisel).


Разрушения в храмах Цапаранга. Придел Чжовокханг в Белом храме
(www.mountainsoftravelphotos.com/фото: Bruno Baumann/
permitted by Charlotte & Jerome Ryan). Впереди – место главной фигуры,
на каждой полочке на стене были маленькие статуи.


Монастырь Пелкор Чходе со ступой Гьянцзе Кумбум в 1938 г.
(Bundesarchiv, Bild 135-S-18-10-22/Foto: Ernst Schaefer/License CC-BY-SA 3.0)


Монастырь Пелкор Чходе со ступой Гьянцзе Кумбум в 2008 г. (фото: С.Л. Кузьмин).


Ритоды монастыря Сэра, разрушенные при Мао (permitted by Jose Ignacio Cabezon)
Панглунг (фото: Alex Catanese).


Ритоды монастыря Сэра, разрушенные при Мао (permitted by Jose Ignacio Cabezon).
Сэра Гонпасар (фото: Alex Catanese).


Ритоды монастыря Сэра, разрушенные при Мао (permitted by Jose Ignacio Cabezon).
Комплекс главного храма Хардо (фото: Alex Catanese).


Ритоды монастыря Сэра, разрушенные при Мао (permitted by Jose Ignacio Cabezon).
Ненанг (фото: Jose Ignacio Cabezon).[/I]


Ритоды монастыря Сэра, разрушенные при Мао (permitted by Jose Ignacio Cabezon).
Рикья Ритро (фото: Alex Catanese).

---

[1] Выступление 25 октября на рабочем совещании в ЦК КПК — цит. по: О чем умалчивают в Пекине, 1972, с. 55.
[2] Великая пролетарская культурная революция, 1970, с. 108.
[3] Цит. по: Идейно-политическая сущность маоизма, 1977.
[4] Shakya, 1999, p.316.
[5] Богословский, 1978.
[6] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[7] Shakya, 1999, p.317.
[8] Богословский, 1978.
[9] Фотографии см.: Woeser, 2006, p.196.
[10] Горбунова, 2008, с. 145.
[11] Ho, 2006, p.67.
[12] Усов, 2006, с. 50–52.
[13] Юн Чжан, Холлидэй, 2007.
[14] Маоизм без прикрас, 1980, с. 202.
[15] Идейно-политическая сущность маоизма, 1977.
[16] Цит. по: Маоистская библиотека...
[17] Tibet: 1950–1967. 1968, p.606.
[18] Smith, 2008, p.123–125.
[19] Smith, 2008, p.125–131.
[20] Френч, 2004, с. 273–285.
[21] Smith, 2008, p.131.
[22] Laird, 2006, p.40–41.
[23] Френч, 2004, с. 283.
[24] Wren, 1983.
[25] Smith, 2008, p.129–132.
[26] Laird, 2006, p.346.
[27]  Цит. по: Shakya, 1999, p.320–321.
[28] Shakya, 1999, p.512.
[29] Ho, 2006, p.68.
[30] Ho, 2006, p.69–71.
[31] Цит. по: Маоизм без прикрас, 1980, с. 203–204.
[32] Великая пролетарская культурная революция, 1970, с. 30–31.
[33] Цит. по: Маоистская библиотека...
[34] Мао, 1966, с. 54.
[35] Smith, 2008, p.129–130.
[36] Френч, 2004.
[37] Tibet Under Chinese, 1976, p.178.
[38] Kalovski I. The true face...
[39] Tibet Under Chinese, 1976, p.162.
[40] Богословский, 1996.
[41] Френч, 2004.
[42] Norbu, 1999, p. 275; Tibet: 1950–1967. 1968, p.607.
[43] Френч, 2004.
[44] Shakya, 1999, p.322.
[45] His Holiness the Panchen Lama....
[46] Hilton, 1999, p.162 — цит. по: Гарри (в печати).
[47] Thinley, 1996, p.21–24.
[48] Френч, 2004.
[49] Френч, 2004.
[50] Palden Gyatso, 1997, p.135–137; Tenpa Soepa, 2008, p.117–120.
[51] Tenpa Soepa, 2008, p.112–116.
[52] Palden Gyatso, 1997, p.127–128.
[53] Великая пролетарская культурная революция, 1970, с. 40.
[54] Smith, 1996, p.561.
[55] Tsering, 1985, p.14–15.
[56] Тибет: правда, 1993.
[57] Butterfield, 1979.
[58] Цыбиков, 1981, с. 166.
[59] Tibet 2002.
[60] Norbu, 1999.
[61] Левин Г.Г. Рунические надписи...
[62] Тибет глазами тибетцев, 1995, p.14.
[63] Panchen Lama X. The Panchen Lama's Last Speech...
[64] Tibet: 1950–1967. 1968, p.609.
[65] The lost kingdom of Guge...
[66] Govinda, 2002, p.153–183.
[67] Patt, 1992 — цит. по: Knuth, 2003, p.219.
[68] Knuth, 2003, p.220 — в т.ч. по Kewley, 1990, Aldridge, 1999, Harrer, 1985 и др.; Лотосовая роща великих таинств...
[69] Smith, 2008, p.126.
[70] Smith, 2008.
[71] Smith, 2008.
[72] Конгресс США...
[73] Smith, 2008, p.114, 545.
[74] Ribhur Tulku, 1988, p.1–12.
[75] Smith, 2008, p.116–117.
[76] Ribhur Tulku, 1988.
[77] Smith, 2008, p.116–117.
[78] Wren, 1983.
[79] Laird, 2006.
[80] Smith, 2008, p.116.
[81] Тибет глазами русских...
[82] Френч, 2004.
[83] Великая пролетарская культурная революция, 1970, с. 245.
[84] Goldstein et al., 2009.
[85] Goldstein et al., 2009.
[86] Founding of Tibet's «Revolutionary Rebels» Red Guards, December 1966 — цит. по: Kalovski I. The true face...
[87] Великая пролетарская культурная революция, 1970, с. 149–150.
[88] Богословский, 1978.
[89] Богословский, 1978; Goldstein et al., 2009.
[90] Shakya, 1999, p.328.
[91] Goldstein et al., 2009.
[92] Богословский, 1978.


C.Л. Кузьмин «Скрытый Тибет»: вернуться к оглавлению