Сохраним Тибет > Глава 11. Тибет — неотъемлемая часть Китая? (часть 3)

Глава 11. Тибет — неотъемлемая часть Китая? (часть 3)


10 марта 2010. Разместил: savetibet
Статус Тибета: историческая ретроспектива

В ХХ в. появилась концепция о том, что Тибет — «неотъемлемая часть Китая». Но в Китайской республике поначалу говорили только о его вассальном подчинении разным империям.[140] Детальное исследование многочисленных китайских источников показало, что для современной китайской историографии (как в КНР, так и на Тайване) характерно одобрение политики цинской власти; современные исследования на Тайване во многом объясняются программными положениями Гоминьдана о «единой китайской нации».[141] При этом если в КНР исследования испытывают сильное влияние марксистско-ленинской идеологии КПК, то на Тайване — гоминьдановской идеологии (например, на одной из современных карт, изданных на Тайване, даже Монголия и Тува обозначены в границах республиканского Китая). Правда, в последнее время проявляются тенденции отхода от таких взглядов и на Тайване, и в КНР.

Но важным аргументом остаются старые карты, на которых Тибет помещен в Китае. Не все знают, что есть немало и других карт. Например, древняя карта Минской империи, где Тибет вообще не указан (см. ниже). Есть европейские карты, на которых он обозначался как независимое государство. Например, это карты П. ван дер Аа (1680 г.), Ж. де л'Иля (1700), В. Гатри (1785), А. Финли (1827), С.А. Митчелла-младшего (1860). В 1908 г. в Лондоне опубликован атлас, где показаны «18 провинций собственно Китая и четыре зависимые территории», в том числе Тибет. А на карте, изданной в 1942 г. в США, показаны в виде отдельных стран Китай, Маньчжоу-го, МНР и Тибет. В 2008 г. такие карты были изданы в виде календаря.[142]

«С древних времен Тибет являлся неотъемлемой частью Китая. Еще до нашей эры люди, жившие в Тибете, уже имели связи с людьми национальности хань, проживавшими в Центральном Китае. Хотя Китай на протяжении длительного времени переживал упадок и становление многих династий и его центральная власть не раз сменялась, однако Тибет все время находился под управлением центрального правительства Китая».[143]

В действительности, тибетцы как народ сформировались на Тибетском нагорье независимо от китайцев. Тибетская государственность сформировалась тоже самостоятельно. Будучи соседом китайской империи Тан, Тибет находился на вершине могущества. Тибетцы брали китайскую столицу — г. Чанъань. Что касается «подношения дани» тибетцами, то, как видно из истории тибето-китайских отношений в VII—IХ вв., дань приходилось платить китайцам Тибету, а не наоборот.[144] Так что ни под каким «управлением центрального правительства Китая» он не находился. Примечательно, что независимость Тибета от империи Тан признают и объективные китайские историки.[145]

Некоторые авторы считают женитьбу тибетского царя Сонцэна Гампо на китайской принцессе Вэньчэн важнейшим событием в истории Тибета, положившим начало его интеграции в Китай, поскольку китайский император государства Тан в нем назывался «дядей», а тибетский царь — «племянником». Это неверная трактовка. Вэньчэн была второй женой Сонцэна Гампо, а первой была непальская принцесса Бхрикути. Тогда уж надо говорить о присоединении Тибета к Непалу.[146]

Далее, такого рода договоры издавна практиковались и в Азии, и в Европе[147]. Если статус сюзеренов был разным, то один из них именовался «дядей», «старшим братом» и т.д., другой — «племянником», «младшим братом» и т.д. Это не означало подчинения одного монарха другому или сюзеренитета одного государства над другим.[148] И в Азии, и в Европе были независимые страны, монархи которых носили титулы разного ранга, например князья, короли, императоры и др. Более того, даже особы одного ранга, в зависимости от влиятельности государств, общались друг с другом как старший и младший. Но китайские императоры, претендовавшие на вселенскую власть, трактовали такие различия как подчинение. В данном случае признаков подчинения Тибета государству Тан не было (см. главу 2).

Более того, с позиции силы выступала тибетская, а не китайская сторона. Ситуация чем-то сходная с известным эпизодом с древнерусским князем Владимиром. Захватив в 988 г. византийский город Херсонес, он потребовал от императоров Василия и Константина в жены их сестру Анну.[149] После женитьбы Владимир получил византийский придворный титул стольника, помог подавить мятеж в империи. То есть, с точки зрения Константинополя, стал вассалом Византии. Но фактически Киевская Русь осталась независимой, а РФ или Украина не стали «неотъемлемой частью» Греции.

Договор 821 г. между Тибетом и государством Тан (текст см. в главе 2) — это договор между равноправными государствами. В этом сходится большинство исследователей. Женитьба тибетского царя на китайской принцессе была равнозначна женитьбе на принцессе непальской. У него были еще четыре жены. Так что данный эпизод — свидетельство доминирования Тибета.

В период дезинтеграции Тибета после царя Дармы основные связи сместились с Китая на Непал и Индию.[150] После 300-летней дезинтеграции Тибет объединился под властью духовных лидеров «в тени монгольского верховенства». В XIII в. были заложены основы отношений теократических правителей Тибета с монгольскими, а затем маньчжурскими императорами по принципу «духовный наставник — светский покровитель». Это нечто другое, чем хорошо известные отношения типа «вассал — сюзерен» или «гражданин — государство». Аналогом этой концепции в средневековой Европе может быть теория «двух мечей»: папа, обладающий духовным мечом, отдает светский меч императору или королю.

Соглашение было заключено не между Тибетом и Монголией, а между царевичем Годаном и Сакья-пандитой. При Хубилае окончательно оформились отношения монгольских ханов с высшими иерархами Сакья по принципу «наставник — покровитель». С формальной точки зрения, источником мирской власти над Тибетом Сакья-пандита был наделен вне своей страны — монгольским ханом. Но и хан устанавливал легитимность своей «вселенской» власти по религиозному мандату, признанному ламой. В международном праве нет стандартной категории, чтобы обозначить положение Тибета относительно монголов в государстве Юань.[151]

В официальной китайской историографии династий границы государства старались обозначать четко (другое дело, насколько это соответствовало реальной ситуации). Но Тибет не был внесен в перечень провинций Юаньского государства.[152] Это объяснимо: он не был частью этой империи. Монголы не облагали Тибет налогами, его жители не несли в империи военной службы, не выполняли обязательных работ в ее пользу; не были отнесены ни к одному из четырех классов населения, выделенных в империи; все документы по Тибету касались его отношений только с монголами, но не с китайцами.[153] Более того, Пагпа-лама установил с Хубилай-ханом отношения «наставник — покровитель» и получил власть над Тибетом в 1254 г., то есть задолго до того, как Китай присоединили к Монголии (1279 г.).

Связь между монголами и тибетцами была намного теснее, чем между монголами и китайцами или другими народами государства Юань. Она имела место независимо от монгольского владычества над Китаем. Значит, монголо-тибетские и монголо-китайские связи были отдельными. Прежние связи Тибета с Юань прекратились еще до того, как отделился Китай. Как справедливо отмечает М.К. ван Вальт, после этого источник власти вновь находился в Тибете, а не за его пределами. Монгольские чиновники были заменены тибетскими, был введен новый кодекс тибетских законов, до гражданской войны мирские власти утверждались без иностранного влияния. Международные связи осуществлялись тоже самостоятельно. Таким образом, Тибет и Китай не были взаимосвязаны монгольским подчинением.

После этого, во времена империи Мин — впервые с танского времени — вновь появились двусторонние отношения Тибета с Китаем. Это были личные отношения «наставник — покровитель» тибетских лам с китайскими правителями, наряду со связями с правителями монгольскими. Эти связи не влияли на руководство Тибетом. В этот период он был полностью независимым (см. главу 2). Со временем эти связи прекратились. Поэтому странно звучит утверждение, будто «центральное правительство династии Мин в управлении Тибетом унаследовало методы династии Юань».[154]

Но продолжались обмен подарками, дарование титулов, печатей и подношений тибетским аристократам и ламам. Это не означало подчинения.[155] Но не с точки зрения китайского двора. Там считали, что, если кто-то получил печать, если приехал с «данью», — то стал чиновником. Мнение другой стороны и реальное положение вещей в расчет не принимали. На этом и основаны утверждения современной китайской пропаганды, будто тибетцы были «полномочными чиновниками центральной власти». Отношения империи Мин и Тибета были такими же, как между другими независимыми странами. Об этом свидетельствует, например, детальная карта империи Мин, созданная в 1594 г. служащим судебного ведомства Ван Фэном.[156] В пояснении говорилось, что она включает всю китайскую территорию. Однако на ней нет тибетских регионов, даже востока Амдо.

При Далай-ламе V установилась власть Далай-лам над Тибетом. С тех пор источником власти там была личность или канцелярия Далай-ламы. То есть этот источник находился внутри, а не вне государства.[157] В тот период маньчжурская династия Айсинь Гиоро управляла империей Цин, в которую Китай входил как составная часть. В этой империи маньчжуры для китайцев были такими же иностранцами, как монголы и тибетцы. Двусторонние связи правительств Тибета и Китая вновь прервались: последний снова стал частью другой страны.

Монголы и, возможно, тибетцы рассматривали Маньчжурскую империю как правопреемника Монгольской. Цинские императоры старались поддержать это мнение. После смерти монгольского Лигдэн-хана, старшего из Золотого рода Чингиса, маньчжурский хан Абахай заявил, что он овладел печатью великих монгольских ханов. Этим он подчеркнул свою легитимность как монарха монголов. В 1636 г. съезд князей южных и восточных монголов отправил посольство к Абахаю с передачей ему титула всемонгольского хана — богдыхана, то есть императора. Так часть монголов (впоследствии — во Внутренней Монголии) признала преемственность империи Цин от Юань. Но той близости, что была между тибетцами и монголами, между тибетцами и маньчжурами не возникло: последние в этнокультурном плане дальше от тибетцев, чем монголы. Однако эта связь все равно была гораздо сильнее, чем между тибетцами и китайцами.

Титул Далай-ламы не был дарован ему цинским императором. Этот титул дал монгол Алтан-хан. Лишь потом цинский император обменялся титулами с Далай-ламой ввиду взаимного признания и уважения. В некоторых китайских документах утверждается, что Гуши-хан подчинялся китайцам, а он привел к власти Далай-ламу V, поэтому тот также подчинялся китайцам.[158] Это неверно: Гуши-хан в то время был независимым правителем, причем монгольским, а не китайским. Его отношения с Далай-ламой строились по принципу «наставник — покровитель». Находясь в Тибете, Гуши-хан сохранял эти отношения и не был тибетским царем.

Трудно согласиться с тем, что тибетские иерархи и цинские императоры трактовали свои отношения по-разному: первые — в терминах «наставник — покровитель», вторые — в терминах «вассал — сюзерен»; на первых порах старались «не замечать» этих неувязок, а позже эти отношения перешли в типичную вассальную зависимость от императора, причем тибетские иерархи продолжали обманывать себя, чтобы «сохранить лицо».[159] Признаки зависимости, которые приводятся в цитируемой работе, не противоречат отношениям «наставник — покровитель» по следующим причинам.

В китайской историографии обмен титулами между императором Фулинем и Далай-ламой V в 1653 г. и позже (детали см. в главе 3) однозначно трактуется как подчинение Тибета власти Пекина: один из титулов иерарха переводят как «управляющий делами буддизма во всей Поднебесной»; ему были даны диплом и печать; его последующие посольства с подарками императору — это дань. Российские историки справедливо считают такую оценку односторонней и не отражающей реалий: статус страны (Тибета) определен через персональный статус лица, которое на тот момент не являлось формальным главой политической власти.[160] Кроме того, неправомерно трактовать вежливые обороты сословного общества как признак подчинения. Например, Далай-лама ХIII так закончил одно из писем Николаю II: «Великий Государь, как не оставлял ранее своим милосердием и покровительством, так впредь не оставляй покорного Тибета».[161] Следуя китайской логике, эту фразу надо понимать как подчинение Тибета России.

Далай-лама XIV приводит аргументы, что тибетцы не были связаны с Китаем посредством их связи с маньчжурами.[162] Их император пригласил Далай-ламу V еще до того, как маньчжуры захватили Китай. Приняли его в Пекине уже после захвата города маньчжурами. Последние пригласили Далай-ламу не как вассала, а с учетом его власти и авторитета у монголов. Его принимали как зарубежного лидера. В автобиографии Далай-ламы V сказано, что на приеме у императора он сидел на более низком троне. Но это не свидетельствует о том, что он стал вассалом. Просто император возглавлял более сильное государство.

На основании того, что император Сюанье никогда не встречался с Далай-ламой VII и Панчен-ламой II и не получал от них наставлений, делают вывод, что он не мог считаться покровителем («милостынедателем») даже формально.[163] Между тем отношения «наставник — покровитель» не требуют обязательных личных встреч всех иерархов со всеми императорами. Далее, в тексте на стеле перед Поталой император восхвалял себя и свои войска за изгнание джунгар: «Да ведают будущие роды как об искренней преданности Далай-ламы и прочих к трем государям дома нашего, так и о давней приверженности амбаней желтому закону».[164] По форме это конфуцианский документ, декларирующий высшую власть императора. Но в нем нет противоречия отношениям «наставник — покровитель»: «преданность» (судя по контексту) не означает подчинение вассала, а приверженность амбаней Желтой вере — это приверженность школе Гэлуг с Далай-ламой.

Маньчжурские императоры использовали разный стиль для разных адресатов: конфуцианская и буддийская концепции в их глазах не противоречили друг другу. В конце 1718 — начале 1719 г. Тибет посетила цинская миссия. По ее итогам император Сюанье писал в эдикте своим сановникам следующее: «Видя такое положение дел, легко прийти к заключению, [как следует поступить]. Что касается нового перерожденца, то следует даровать ему титул Далай-ламы и вручить ему диплом и печать. На следующий же год, когда появится зеленая трава, нужно сопроводить его в Тибет и приказать ему занять трон Далай-ламы»[165]. А в императорском рескрипте, посланном Далай-ламе в монастырь Кумбум, говорилось: «В 4-м месяце следующего года 4 высших чиновника, совместно с командующим великой армией, с великим почтением доставят блистательного Ламу в У-Цанг Тибета; они поместят лотос его ног на великий золотой трон, созданный пятью бесстрашными демонами, в несравненный великий дворец Локешвары, или Поталу». В двух документах использована разная терминология: для китайцев и маньчжуров — выражения для общения с «варварами», а для тибетцев — буддийская титулатура. То есть для первых император предстает сыном Неба и повелителем Поднебесной, а для вторых — покровителем буддизма.

Это неудивительно. Китайская имперская система не допускала равных отношений с любыми странами. Значит, и отношения с Тибетом могли быть лишь по принципу «вассал — сюзерен».[166] Вспомним примеры с русскими, англичанами, голландцами и т.д. Так же и тибетские иерархи не стали вассалами императоров «со всеми присущими им обязанностями». Обязанности вассала они как раз не выполняли, а продолжали следовать схеме «наставник — покровитель», что не отрицали и сами императоры. Последние старались защищать Тибет от опасностей внешних и внутренних. Именно тогда цинские войска входили в Тибет и усиливали цинское влияние.
Император, выполняя свой долг покровителя, участвовал в политических назначениях в Тибете, издавал для него законодательные акты и т.д. Однако тибетцы сами решали, следовать им или нет. В Тибете не было провинциальной администрации, на него не распространялась типовая «вертикаль управления» Китаем, Далай-ламы обладали не только духовным авторитетом, но и реальной властью.[167] Авторитет Далай-ламы сохранялся и на тибетских землях, включенных в китайские провинции. В послании к Далай-ламе VII император Инчжэнь писал: «В нынешнее время Запад и наши страны Сычуань и Юньнань имеют общие границы. Ввиду этого, существует непрестанный обмен посланниками между двумя сторонами каждый год». Китайская сторона неправильно трактует этот документ как свидетельство подчинения Тибета Китаю: как раз наоборот, речь идет о том, что еще в середине XVIII в. императоры признавали, что Китай отделен границами от Тибета («Запада»).[168]

Назначение амбаней в Лхасу усилило имперское влияние, но не означало вхождения Тибета в состав Цинской империи. Тибет стал зависимым государством. Отношения напоминали протекторат. Амбани обычно не вмешивались в дела, выполняя роль наблюдателей и посредников между тибетцами и императором. После 1793 г. их влияние возросло, но не привело к установлению цинского суверенитета. С тех пор международные связи осуществлял или сам Тибет, или амбани от его имени. Их влияние колебалось от существенного до почти нулевого в зависимости от конкретной ситуации и личности амбаня. Назначение министров (калонов) могло согласовываться с амбанями, но назначались тибетцы с учетом мнения правящих кругов и народа.

А.С. Клинов пишет, что в результате принятия Лхасой в 1793 г. «Высочайше утвержденного Устава по приведению в порядок дел в Тибете» (то есть «Тибетского Уложения» 1792 г.), который разграничивал полномочия Лхасы и Пекина, произошло вхождение Тибета в состав Китая.[169] По его мнению, это событие уточнило принцип «наставник — покровитель»: наставник, будучи жителем данной страны, занимает более низкое положение, чем монарх. Поэтому Тибет стал вассальным государством. Император предложил принять или отвергнуть документ, Далай-лама принял — значит, принял и сюзеренитет Китая. Поэтому данное Уложение зафиксировало положение Тибета как внутреннего вассала Китая. Оно имеет приоритет перед принципом «наставник — покровитель», так как является более конкретным нормативным актом, а при юридической коллизии действует конкретная, а не общая норма. Согласившись принять Уложение, то есть войти в состав Китая, тибетское правительство признало верховенство китайского права над тибетским. Сфера действия принципа «наставник — покровитель» географически у´же сферы китайского права, охватывающей Восточную и в значительной мере Центральную Азию.

С этим трудно согласиться. Китай — не империя Цин. Уложение не имеет приоритета перед принципом «наставник — покровитель». Эти нормы вообще нельзя сравнивать в системе понятий современного международного права. Кроме того, в Уложении не фиксировалось ни вхождение Тибета в империю Цин, ни его положение как внутреннего вассала. Тибетцы приняли лишь часть статей Уложения. Тем самым они приняли помощь в управлении, а не вошли в состав другой страны и не отказались от верховенства принципа «наставник — покровитель», который не противоречил Уложению.

Один из важных аргументов о подчинении Тибета Цин — выявление перерождений высших лам жеребьевкой из Золотой вазы. Но она применялась далеко не всегда, амбани не «руководили» ею, а просто участвовали или были наблюдателями. Нельзя не согласиться с выводом, основанным на анализе многочисленных источников: «Императорскому наместнику отводилась роль арбитра в процедуре избрания реинкарнации путем вытягивания жребия»[170]. Императорские печати, даруемые Далай-ламам, не имели обязательной силы для тибетцев.[171]

То, что китайские источники трактуют как реальное управление тибетскими делами, в действительности было помощью в них, а не осуществлением властных функций.[172] Аналогом этого может быть высокий статус послов в некоторых странах. Так, страны социалистического блока были сателлитами СССР, который оказывал большое влияние на их политику, государственные назначения, выработку законодательства, внутреннюю и внешнюю политику. Советские послы влияли на их дела сильнее, чем цинские амбани — на тибетские. Но из этого не следует, что социалистический лагерь был частью СССР. Например, Москва направляла политику МНР, а советских войск там было гораздо больше, чем цинских — в Тибете. Помню, как в начале 1980-х гг. по Монголии из СССР чуть не ежедневно шли железнодорожные составы с солдатами и военной техникой. Но никто не считал Монголию частью России.
Как показано выше, не следует придавать большого значения китайской историографии, по которой любые миссии — это миссии «данников». Если бы Тибет и Монголия рассматривались как неотъемлемые части империи Цин (как Китай или Маньчжурия), они не имели бы с ней отношений «данничества», похожих на сюзеренитет. Тибетскими делами в Пекине ведала палата Лифаньюань, в ведении которой были не маньчжуры и не китайцы, а «внешние» народы: монголы, тибетцы, русские, тюрки. В 1906 г. Лифаньюань была преобразована в Лифаньбу — отдел Цзунли-ямыня (внешнеполитической канцелярии). В целом, деятельность Лифаньюаня на подведомственных территориях во многом дублировала центральные органы империи, сочетая исполнительные, законодательные и контрольные функции.[173]

Таким образом, отношения маньчжурских императоров с Далай-ламами были отношениями «наставник — покровитель» с признаками протектората в те периоды, когда Тибету оказывалась военная помощь.[174]

Вмешательство Великобритании в отношения Тибета с маньчжурами нарушило равновесие. Хотя Тибет рассматривался обеими сторонами как политический субъект, отличный от Цинской империи,[175] именно Британия зафиксировала ее сюзеренитет над Тибетом в международно-правовом документе. При этом она заботилась, прежде всего, об удержании своей колонии — Индии.
К северу от нее Британия старалась поддерживать буферную зону, где исключались бы влияния Цинской и Российской империй.[176] Но Великобритания не защищала эту цель ни существенной помощью Тибету в обретении независимости, ни присоединением его к Индии в качестве протектората, подобного Сиккиму или Бутану. Избегая международных проблем, британцы вместо этого продвигали идею автономии в виде цинского сюзеренитета, то есть фактической независимости в контексте символического подчинения Пекину.
По-видимому, кроме политической целесообразности, здесь играл роль евроцентризм, в рамки которого не укладываются отношения «наставник — покровитель». По воспоминаниям дипломата Ч. Белла, Далай-лама ХIII считал связи Тибета с Цин не более чем своими личными связями как наставника лично с императором как покровителем. Белл[177] был одним из немногих европейцев, понимавших несводимость этих отношений к европейским понятиям. А в 1903 г. сам лорд Дж.Н. Керзон, вице-король Индии, подчеркивал, что Далай-лама — суверен своей страны и фактически, и юридически. 8 января 1903 г. он писал в Лондон: «Так называемый сюзеренитет Китая над Тибетом — конституционная фикция: политическое жеманство, которое делается только по причине его удобства для обеих сторон».[178] Керзон отмечал, что амбань в Тибете не имел статуса «вице-короля», а был обычным послом. Нельзя считать, будто «так называемая независимость Тибета является лишь продуктом второй половины XIX в., когда началась колониальная, империалистическая агрессия в отношении Китая».[179] Скорее наоборот: продукт этой агрессии — введение Британией «китайского сюзеренитета» над Тибетом, ставшее препятствием международному признанию последнего.

Лхасское соглашение 1904 г. отрицало прерогативу маньчжурского правительства заключать договоры от имени Тибета. Более того, обязательство никак не предоставлять свою территорию «иностранной власти» буквально обозначало любые страны, кроме Великобритании, — в том числе и Цинскую империю.[180] Важное значение Лхасской конвенции состоит в признании британским правительством полной способности тибетского правительства входить в договоры независимо от маньчжурского императора. Но под давлением критики Британия в 1906 г. заключила с Цинской империей дополнительное соглашение (к Лхасскому). Оно исключало Цин из «иностранной власти» и вручало маньчжурам прерогативу ведения иностранных дел за Тибет. Теперь уже Цин в большей степени, чем Великобритания, отвечала за целостность Тибета. Позже китайские власти ошибочно трактовали это как отмену автономии.
Тибет не рассматривался как неотъемлемая часть какого-то государства ни в одном соглашении XIX — начала ХХ в. Признавалось лишь право императора заключать от его имени договоры по международным вопросам. Но и оно не рассматривалось как неотъемлемое. Заключенные империей международные договоры и соглашения не считались действительными для Тибета, если не были заключены специально для этой страны.[181] С другой стороны, это не включало применимость к Тибету договоров, заключенных для империи в целом. Ч. Ран[182] пишет, что конвенция между Россией и Великобританией по делам Персии, Афганистана и Тибета 1907 г. была нелегитимной, поскольку подписана за спиной Китая. В действительности, она нелегитимна потому, что подписана за спиной Тибета. В КНР считается, что «это был первый международный официальный документ, в котором произведена подмена «суверенитета» Китая над Тибетом на «сюзеренитет».[183] Подмену понятий содержит как раз эта фраза. Суверенитет — понятие европейское, в империи Цин сама концепция власти была другой, эта империя — не Китай.

Тибетцы никогда не признавали ни сюзеренитета, ни права Цин заключать договоры от их имени. Да и признание этого сюзеренитета другими странами было чисто номинальным. Оно не ограничивало международную индивидуальность Тибета и являлось помехой для его включения в британскую сферу влияния.[184] Это положило начало попыткам маньчжуров включить его в свою империю. Привилегии Великобритании в Тибете по доктрине «неравных договоров», позже принятой в КНР, могли бы считаться недействительными, — но только в том случае, если бы Тибет сам отказался от договоров 1856 и 1904 гг. Но он этого не сделал, предпочитая лишь ревизовать отдельные положения.

В начале ХХ в. маньчжуры нарушили отношения «наставник — покровитель»: они не предотвратили иностранное вторжение в Тибет, затем сами напали на него. Далай-лама был «низложен», хотя пекинские власти не имели на это права. Поэтому он законно объявил о прекращении этих отношений. Надо подчеркнуть, что эти действия маньчжуров и расторжение отношений «наставник — покровитель» произошли тогда, когда сами императоры не имели фактической власти, а правили вдовствующая императрица Цыси и регентша Лунъюй.
Синьхайская революция, начавшаяся в 1911 г., привела к упразднению монархии и развалу империи Цин. «В 1911 г. разразилась Синьхайская революция, в результате которой была образована Китайская республика, объединившая в единое целое народы ханьской, маньжурской, монгольской, хуэйской и тибетской национальностей. Центральное правительство, как и при династиях Юань, Мин, Цин, осуществляло управление Тибетом».[185] Это неверно. Правители тибетцев и монголов были связаны с маньчжурской династией Айсинь Гиоро, а не с Китайской республикой. Теперь эта связь прекратилась.

Революция и отречение императора означали разрыв преемственности власти. Акт об отречении и передаче власти республиканскому правительству был подписан регентшей под давлением, означал переход к новой модели государства и не мог легитимировать «передачу» зависимых стран Китаю. Новую власть не поддержали не только их народы, но и значительная часть ханьцев. Свидетельства тому — последующая раздробленность Китая, борьба территориальных группировок, восстановление Пуи в качестве императора Маньчжоу-го по его инициативе. Так что преемником империи Цин был не Китай, а Маньчжоу-го, в которое трансформировалась автономия Трех восточных провинций в 1934 г.[186] Несмотря на то, что Япония ограничила суверенитет Маньчжоу-го, это было государство, имевшее международные связи. В частности, с СССР, руководство которого в 1945 г. присоединило его к Китаю, а императора отправило за решетку. Китайская республика не провозглашала себя правопреемницей империи Цин. КНР не провозглашала себя преемницей ни этой империи, ни этой республики. Кроме того, Китайская республика и КНР — национальные государства. Это другой тип государственности, чем империя, управляемая монархом.

Вот тут-то и понадобилось придумать концепцию «единого многонационального Китая», похожую на концепции младотурков в бывшей Османской империи. Пользуясь этим, ханьские националисты занялись «возвращением» чужих земель. Уже 8 апреля 1912 г. президент Китая Юань Шикай издал декрет об отмене статуса Монголии, Тибета и Восточного Туркестана как вассальных территорий: их приравняли к обычным провинциям. В дальнейшем эта деятельность продолжалась благодаря военному превосходству Китая над слабыми соседями, привычному для Европы отождествлению его с государством Цин и «большой игре» империалистических держав в Азии.

Как сказано выше, легитимность государства, которое образовалось в результате революции, определяется степенью реальной независимости. Все империи в таких случаях распадались, и не было сомнений в праве бывших вассалов на независимость. Понимая это, большевики не завоевывали земли бывшей Российской империи, а экспортировали туда революцию, после чего новые власти сами просили о союзе. СССР, как частично восстановленная империя, формально не был унитарным государством.

Подходящий пример для сравнения с Цинской империей — Османская империя. Конечно, здесь можно говорить не о полном сходстве, а об аналогии настолько, насколько существуют общие закономерности в имперских системах. Так же, как Цинская (маньчжурская) империя захватила Минскую (китайскую), Османская (турецкая) захватила Византийскую (греческую). И маньчжуры, и турки-османы сделали своими столицами столицы захваченных государств (соответственно, Пекин и Константинополь). Маньчжуры распространили свою власть на Монголию, Джунгарию и Восточный Туркестан, влияние — на Тибет и другие территории. Турки присоединили балканские страны, Египет, Ирак и т.д., распространили влияние на Алжир, Аравию, Молдавию и другие страны. И там, и там были вассальные и зависимые государства. Обе империи развалились, в обеих произошли революции. Вследствие национально-освободительного движения от них отделились страны, столицы которых были столицами империй: Греция и Китай. Греция вернула себе часть исконно греческих земель и не претендует на остальное «наследие» Османской империи. Например, не заявляет, что Йемен или Молдавия — неотъемлемые части Греции. Но Китай в подобной ситуации объявляет своими неотъемлемыми частями Монголию, Тибет и т.д.

Другой пример — США. Никто не отрицает правомочность «Декларации о независимости» от 4 июля 1776 г., хотя она была принята без разрешения Британии. Объяснение было еще проще, чем в случае с Тибетом: «Один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира».[187]

Может быть, внутригосударственные отношения Тибета и Китая возникли после революции? В тот период между Китаем и Тибетом, между китайским президентом и Далай-ламой не было никаких отношений подчинения. Тибет всегда отвергал территориальные претензии Китая. Это хорошо иллюстрируют даже правительственные заявления Китая в то время: что Тибет «одобрил», «принял» или «присоединился» к Китайской республике.[188]

Возвратившись из Индии, Далай-лама ХIII официально заявил о восстановлении власти тибетского правительства. В 1913 г. были опубликованы документы о независимости, а затем почти 40 лет тибетское правительство осуществляло всю полноту власти. Поэтому включение в список членов китайского парламента «делегатов от Тибета» в мае 1913 г. нелегитимно. Губернатор Кама в 1913 г. был законно назначен Далай-ламой ХIII, потому что Кам не был частью Китая. Кроме эффективной центральной и местной власти, Тибет обладал всеми необходимыми атрибутами государства: армией, юридической системой, налогообложением, телеграфом, почтой, валютой, самообеспечением. Он чеканил свою монету, печатал бумажные деньги и марки. Первая делегация во главе с В.Д. Шакабпой, выехавшая на Запад в 1947 г., имела тибетские паспорта, признававшиеся всеми странами, которые они посетили. У Тибета были свой герб и флаг, до сих пор используемые правительством в эмиграции и борцами за свободу.

В китайской пропаганде занятно говорится об этом флаге: «В 1947 г. при поддержке Великобритании, США и других западных стран тибетские власти направили свою делегацию для участия в Межазиатской конференции, состоявшейся в Дели. Для участия в указанной конференции они срочно изготовили флаг тибетской армии с изображением снежных львов, выдав его за “тибетский национальный флаг”»[189]. Тибетцы-то сделали собственный флаг, а в основу флага КНР легла символика не национальная, а заемная — от мировой революции и коммунизма.
По экономическому критерию Тибет тоже вполне соответствовал признакам государства. Границы современных государств, обладающих развитым хозяйством, совпадают с границами территорий, на которых функционирует единый экономический механизм.[190] Тибет имел самодостаточную экономику и обеспечивал свои потребности во всем необходимом (см. главу 6).

В 1947 г. Национальное собрание Китая приняло конституцию, в которой говорилось, что Тибету гарантируется автономия. На его заседаниях присутствовали тибетцы. Это трактуют как вхождение Тибета в Китай. Но те тибетцы были только наблюдателями, а не участниками (см. главу 4). Они не признали и не подписали конституцию, да и не имели таких полномочий. Следовательно, статья о Тибете в ней не более законна, чем, скажем, если бы в конституции РФ появились статьи об автономии Финляндии или Польши. Китайские республиканцы опять применили трюк из времен монархии: получилось, что посланцы зарубежного государства прибыли с изъявлением покорности, а официальный прием — церемония подчинения их страны.

Исследователи обычно указывают на самое «слабое место»: отсутствие четкого международного признания Тибета. Аргументация, в целом, такая. Согласно общим доктринальным положениям международного публичного права, независимое государство должно обладать тремя основными элементами правосубъектности: правами самостоятельного участия в международных договорах политического характера, самостоятельного участия в международных организациях и осуществления международных контактов с субъектами международного права на дипломатической основе. У Тибета в 1911–1951 гг. всего этого не было.[191] Хотя Внешняя Монголия в 1913 г. официально признала независимость Тибета, с международно-правовой точки зрения она не могла это делать, так как сама официально была частью Китая; поддерживавшие отношения с Тибетом Бутан и Непал были странами, зависимыми от Великобритании.

Выводы Международной комиссии юристов — это факультативное экспертное заключение и, согласно п. 1 ст. 38 Статута Международного суда, являются вспомогательным средством по сравнению с международными конвенциями, каковыми в данном случае будут Конвенция в Симле 1914 г. и Соглашение КНР с Индией 1954 г.[192] Конвенция в Симле не является признанием независимости Тибета, позже она была заменена другими документами. Резолюции ООН имеют рекомендательный, а не обязательный характер. Следовательно, в вопросе о статусе Тибета среди международных документов перед резолюциями ООН и выводами Международной комиссии юристов надо отдать приоритет Соглашению между КНР и Республикой Индия о торговле и связях между Тибетским районом Китая и Индией от 29 апреля 1954 г. Это соглашение признает суверенитет Китая над Тибетом. Следовательно, по приоритету международных документов, Тибет — часть Китая.

С этой аргументацией трудно согласиться. В данном случае решающим будет договор Тибета с Монголией, и вот почему. Тибето-монгольский договор был подписан 11 января 1913 г. в монгольской столице Урге. В нем говорилось, что «Монголия и Тибет, освободившись от маньчжурской династии и отделившись от Китая, образовали свои самостоятельные государства». Этот договор не получил широкого международного признания, но является легитимным актом установления межгосударственных отношений по следующей причине.[193] Задолго до него, 3 ноября 1912 г., был подписан русско-монгольский договор (в русском варианте — «соглашение»), которым декларировался «самобытный», или «автономный строй» Монголии, а последняя получала право заключать договоры с «Китаем или другим иностранным государством» (ст. 3). По содержанию документа, способу его выработки и заключения (самостоятельно — минуя Пекин) этим документом признавалось образование независимого государства, как его и рассматривал в то время ряд международных экспертов. Вместо «Внешняя Монголия» там использовался более широкий термин «Монголия» в русском варианте и «Монгол Улс» («Государство Монголия») в монгольском варианте. Общественный строй Монголии в русском варианте обозначен как «автономный» или «самобытный», а в монгольском ему соответствовали термины, которые переводились как «самостоятельность» и «независимость». Оба варианта имеют равную юридическую силу. В результате Монголию как государство на договорной основе Россия признала раньше, чем Китайскую республику. Объявление всему миру о подписании данного документа было фактическим признанием государства и его названия «Монголия». Государство Монголия с того дня стало юридически правомочным субъектом международного права. Тибето-монгольский договор на тот момент не требовал признания другими странами. Отсюда следует, что признание Тибета Монголией также сделало Тибет субъектом международного права. Лишь в 1915 г. трехсторонним Кяхтинским соглашением России, Китая и Монголии последняя номинально была признана китайской автономией, а позже вновь стала независимой.

В 1949 г. Тибет был признан Непалом, когда последний подавал заявку на вступление в ООН.[194] В частности, он включил Тибет в шесть стран, с которыми вошел в дипломатические отношения. Непал поддерживал эти отношения с Тибетом, будучи самостоятельным государством, а не частью другого государства или колонией. Так как международное признание или непризнание не влияет на существование нового государства (см. выше), то перечисленные акты являются лишь дополнительными свидетельствами государственности Тибета.

Таким образом, до самого вторжения КНР в 1950 г. Тибет был самостоятельной страной по факту и по праву. В этот период он обладал атрибутами реальной и формальной независимости и государственности, несмотря на значительное иностранное вмешательство в отдельные периоды времени.[195] По международному праву, преемственность государства здесь никогда не нарушалась. Иначе, например, Бутан, Чехословакию, ГДР и МНР нельзя было бы считать самостоятельными государствами. В 1950 г. Тибет был меньше связан с Китаем, чем Нидерланды с Испанией или Францией, правители которых провозглашали свою власть над ними в прошлые века.
Парижским пактом 1928 г., к которому присоединился и Китай, запрещается война как средство решения международных конфликтов и как инструмент национальной политики.[196] Такая война, по международному праву, является военным преступлением. Власти КНР последовательно осуждали агрессивные войны и угрозу применения силы. Согласно п. 4 ст. 2 гл. 1 Устава ООН, «все Члены ООН воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с целями Объединенных Наций».[197] Устав вступил в силу 24 октября 1945 г., то есть до вторжения КНР в Тибет.

Это вторжение противоречит международному праву, нарушая принципы государственного суверенитета, независимости, территориальной целостности, запрещения интервенции и угрозы силы. Оно противоречит духу и букве статьи Версальского договора об учреждении Лиги Наций, Парижского мирного пакта (пакт Бриана-Келлога), Устава ООН и других соглашений, участником которых является КНР.[198] Кроме того, вторжение в Тибет является актом агрессии согласно ст. 2(2) Конвенции по определению агрессии от 1933 г. и преступлением против мира согласно статьям 6а и 5 уставов Нюрнбергского и Токийского международных военных трибуналов соответственно.[199] Китай был среди 11 союзников, создавших Токийский трибунал.

23 мая 1951 г. было подписано «Соглашение между центральным народным правительством Китая и местным тибетским правительством о мероприятиях по мирному освобождению Тибета» (Соглашение из 17 пунктов). В сентябре 1954 г. в работе 1-й сессии ВСНП, принявшей конституцию КНР, участвовали Далай-лама, Панчен-лама и другие тибетцы; Далай-лама был избран заместителем председателя Постоянного комитета ВСНП, а Панчен-лама — его членом. В обоих случаях тибетцы действовали под несомненным внешним давлением. Кроме того, в 1951 г. делегация не имела полномочий подписывать такое соглашение, а печати были сфабрикованы в Пекине (см. главу 7).

Если соглашение навязывается государством, чьи превосходящие вооруженные силы оккупировали «государство-жертву», или последнее находится в процессе оккупации, или под ее угрозой при нарушении международного права, — такое соглашение по факту не имеет законной силы.[200] Согласно ст. 52 Венской конвенции о Международном договорном праве, договоры и подобные соглашения, заключенные под действием силы или под угрозой ее применения, недействительны изначально.[201] По заключению Комиссии международного права ООН, с точки зрения действующего закона «не имеет силы договор, добытый незаконной угрозой или использованием силы».[202]

Соглашение из 17 пунктов было подписано в условиях агрессии, начавшейся оккупации Тибета, и под давлением. Этому соответствуют пункты Соглашения — особенно те, которые подразумевают его «внутренний» статус и предусматривают военную оккупацию, заявление, что КНР возьмет под контроль весь Тибет, и угроза немедленного наступления на Лхасу, если китайские условия не будут приняты. Далай-лама и его правительство не ратифицировали это Соглашение.

Здесь есть три важных момента. Во-первых, в КНР это Соглашение считают не международным, а внутренним, а Венская конвенция 1969 г. запрещает агрессию или ее угрозу лишь в отношении государств. Но факты, изложенные выше, не позволяют считать Тибет частью другого государства. В отличие от времени Цин, в 1951 г. он не просил присылать иностранные войска. Поэтому нельзя ставить знак равенства между присылкой войск в Тибет маньчжурскими императорами и китайскими коммунистами. Во-вторых, это согласие Далай-ламы и его чиновников с новой ситуацией и их участие в новых органах власти, созданных китайцами. В-третьих — широкая оппозиция китайскому присутствию в Тибете и Соглашению из 17 пунктов. Последние два элемента не представляют противоположных взглядов тибетцев — напротив, это взаимосвязанные реакции на принуждение.[203] В таких условиях Далай-лама старался избежать ненужного насилия, сохранить для Тибета хотя бы автономию, что было бы невозможно при сопротивлении.

Если договор добыт под угрозой силы, «государство-жертва» никогда не лишается права заявить о его недействительности. Что и сделали Далай-лама и другие тибетские официальные лица после эмиграции, когда смогли открыто высказать свою позицию. После ухода в эмиграцию Далай-лама объявил это Соглашение не имеющим законной силы.[204] О том, что китайцы силой заставили тибетцев принять свои условия, Далай-лама писал в своем послании в США через Такцера Ринпоче еще в начале 1952 г.[205]

Следовательно, Соглашение из 17 пунктов с точки зрения международного права было нелегитимно с момента его подписания и не стало легитимным позже. То же можно сказать о прочих действиях тибетских делегатов в Пекине в 1950-х гг., так как они принимали решения не свободно, а в условиях начавшейся оккупации их страны. Некоторые юристы сомневаются в этом.[206] По их мнению, в таком случае следует считать нелегитимными и соглашения Тибета с Непалом (1856 г.) и Великобританией (1904 г.), заключенные в результате войны. Эти сомнения представляются мало обоснованными. Данный принцип действует с 1945 г. (см. выше) и не распространяется на соглашения XIX — начала ХХ в. Кроме того, Соглашение из 17 пунктов постоянно нарушалось Китаем.

Для сравнения можно привести прецеденты захвата разных стран и принуждения их правительств санкционировать захват в первой половине ХХ в. Например, аншлюс Австрии нацистской Германией. 12 февраля 1938 г. канцлер Австрии был вызван в гитлеровскую резиденцию и подписал ультиматум, поставивший его страну под германский контроль. 22 февраля 1938 г. британский премьер Н. Чемберлен заявил, что Австрия не может рассчитывать на защиту Лиги Наций. 11 марта австрийский канцлер ушел в отставку, а сосредоточенные на границе немецкие войска вошли в Австрию. Австрийская армия капитулировала. 13 марта вышел закон о «Воссоединении Австрии с Германской империей». Затем в Германии и Австрии состоялся плебисцит (в Тибете такого никогда не было). Подавляющее большинство австрийцев проголосовало «за».

Другой пример — захват Дании в 1940 г. В директиве по подготовке операции А. Гитлер писал: «В принципе следует стремиться к тому, чтобы придать операции характер мирного захвата, имеющего целью вооруженную защиту нейтралитета Скандинавских стран. Одновременно с началом операции правительствам этих стран будут предъявлены соответствующие требования. В случае необходимости для оказания нужного давления будут проведены демонстративные действия флота и авиации. Если же, несмотря на это, будет оказано сопротивление, оно должно быть сломлено с помощью всех имеющихся военных средств»[207]. 9 апреля 1940 г. немецкий посол в Копенгагене предъявил датскому правительству ультиматум, требуя немедленно и без сопротивления встать под «защиту рейха». Ждать помощи от Великобритании было бесполезно. Король заявил, что он и его правительство сделают все возможное, чтобы сохранить мир и порядок в стране, устранить любые трения между датчанами и немецкими войсками. Он хотел избавить свою страну от несчастий.
И датчане, и австрийцы не восставали. Этнически и культурно они ближе к немцам, чем тибетцы к китайцам. Да и Австрия с Германией когда-то входили в единое государство — Священную Римскую империю. Тем не менее, и случай с Австрией, и случай с Данией трактуются международным правом как силовой захват. Результаты аншлюса Австрии когда-то признали Великобритания и США — те самые страны, которые создали препятствия международному признанию Тибета. Однако в наше время они признают независимость Австрии.

Когда-то признавалась и целостность других стран (в том числе колониальных империй), которые потом распались. В последние годы все время фиксируется принадлежность Тибета к КНР в ее двусторонних декларациях с разными странами. История показывает, что подобные декларации не гарантируют вечное владение чужими территориями.

Однако попробуем встать на точку зрения тех, кто считает Соглашение из 17 пунктов легитимным. Вследствие тибетского восстания 1959 г. оно перестало выполняться — фактически, было разорвано приказом Госсовета от 28 марта 1959 г. и последующими действиями КНР (детали см. в главе 8). Само восстание проходило без участия тибетского правительства. Следовательно, тибетская сторона не несет ответственности за восстание и разрыв Соглашения. Ответственность за это несет китайская сторона. Ведь она, теоретически, могла бы выполнять Соглашение и после подавления восстания, но сочла себя свободной от него. Тем самым китайская сторона уничтожила ту юридическую основу, на которую ссылается до сих пор. Итак, если принять, что китайское правление в Тибете легитимировано Соглашением из 17 пунктов, то получится, что с 1959 г. эта легитимация была прекращена китайской стороной.

В истории с независимостью и включением Тибета в Китай в ХХ в. уместна параллель с Монголией. Внешняя Монголия зависела от маньчжурской династии даже сильнее, чем Тибет: маньчжурский император на правах сюзерена даровал монгольским князьям земли, назначения, решал вопросы наследования, делил уделы и т.д. На закате Цинской империи Тибет и Монголия вместе решили отделиться от нее, а позже заключили межгосударственный договор. Российская империя добилась признания Китаем автономии Внешней Монголии, а Великобритания признала цинский сюзеренитет и фактическую самостоятельность Тибета. И в Монголии, и в Тибете шло национально-освободительное движение. Став сателлитом СССР, Монголия избавилась от угрозы китайской оккупации, но дорого заплатила за это: красные разгромили религию и культуру. В то время Тибет еще оставался независимым.

После второй мировой войны мироустройство определили Ялтинские соглашения И.В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля. Великобритания не сделала ничего, чтобы сохранить независимость Тибета. Но СССР в отношении МНР повел себя иначе. Сталин зафиксировал статус-кво МНР в Ялтинских соглашениях, а затем санкционировал референдум о независимости. В результате Китаю пришлось признать МНР. Тибет же, вынужденный опираться на другого союзника, был оккупирован Китаем.

Право народов на самоопределение декларируется в Уставе ООН и ряде других международных документов. Оно не вполне согласуется с не-колониальными ситуациями.[208] Однако специально для тибетского народа это право подтверждено Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 1723 (XVI) от 20 декабря 1961 г. Но ни эта, ни остальные резолюции по Тибету не выполнены: они носят рекомендательный характер, а великим державам невыгодно добиваться их выполнения.

В 1990-х гг. эксперты по правам человека и международному законодательству дважды встречались, чтобы обсудить вопрос о праве тибетского народа на самоопределение.[209] Постоянный международный трибунал, собравшийся в Страсбурге в ноябре 1992 г., пришел к выводу, что тибетцы соответствуют общепринятым критериям народа, обладающего правом на самоопределение и потому у них должна быть возможность реализовать это право. Трибунал постановил, что «присутствие китайской администрации на тибетской территории следует рассматривать как иностранное господство над тибетским народом», что «с 1950 г. тибетский народ был лишен возможности осуществлять свое право на самоопределение».[210]

На другой конференции, проходившей в Лондоне несколькими неделями позже, 30 известных специалистов по международному праву из Европы, Африки, Азии, Северной и Южной Америки, среди которых были крупнейшие авторитеты по праву народов на самоопределение, обстоятельно рассмотрев все материалы, включая китайские, сделали письменное заявление:[211] 1) Согласно международному праву, тибетский народ должен получить независимость; право на самоопределение «принадлежит тибетскому народу» и «ни китайское правительство, ни какая-либо другая нация или государство не имеют права лишать его независимости». 2) Со времени военных действий 1949–50 гг. Тибет находится в оккупации под властью КНР и деспотически управляется колониальной администрацией; 3) Учитывая длительную историю Тибета как независимого государства, мы считаем, что требование тибетским народом самоопределения, включая независимость, соответствует принципам национального единства и территориальной неприкосновенности государства.

Итак, «КНР не могла получить легальное право на суверенитет над Тибетом на основании военного вторжения или последующих мер эффективного контроля. Продолжающаяся поддержка Далай-ламы подавляющим большинством народа, активное сопротивление китайской власти в Тибете, успешное развитие тибетского общества в эмиграции, функционирование правительства в эмиграции — все это факторы, которые говорят о преемственности Тибетского государства. С другой стороны, ввиду незаконности китайского вторжения в Тибет и недействительности Соглашения из 17 пунктов, ни уровень контроля Китаем путем содержания сильного военного присутствия в Тибете, ни продолжительность времени, прошедшего со вторжения, недостаточны для заключения о том, что Китай легально приобрел всю территорию Тибета. К настоящему времени не произошло ничего, что бы, согласно общепризнанным нормам международного права, могло обосновать заключение, что Тибетское государство полностью угасло и легально включено в КНР в виде ее неотъемлемой части. Государство Тибет продолжает существовать... как независимое юридическое лицо, с легитимным правительством в эмиграции в Дхарамсале, представляющим его. Соответственно, это правительство и народ Тибета имеют право вновь обрести осуществление суверенитета над собственной территорией, свободно от вмешательства других государств».[212]

Дореволюционное, а затем эмигрантское правительства Тибета обвиняют в контактах, соглашениях и помощи со стороны других стран, что трактуется как «измена родине» и т.п. Из приведенной цитаты следует, что эти обвинения необоснованны: легитимное правительство любого государства имеет право вступать в отношения с другими странами. Создание и становление КНР тоже происходили с иностранной помощью (см. главы 4, 7, 10).

***
Отношения государств в древности и средневековье отличались от современных. На них нельзя переносить нормы международного права, принятые в наши дни. Но нельзя и делать обратное: переносить архаические правовые понятия на современность, одну модель государственности — на другую, систему представлений одной цивилизации — на другую. Когда-то на мировое господство претендовали ассиро-вавилонские, византийские, китайские, монгольские, маньчжурские и другие монархи. Но в наше время лишь в китайской политике смешивают архаические и современные представления о государственности. Получается, что народы, которые завоевывали Китай, создавали не собственные империи, а иностранные «династии Китая». Такой логики больше нигде нет. По ней выходит, что, если страна А захватила страну Б, то это не значит, что страна Б стала частью страны А. Наоборот, страна А сама стала страной Б. Если же одно государство признает себя частью другого, то в этом должны быть согласны обе стороны. Не может быть так, что одна страна считает другую своей частью, а эта часть считает себя независимой и так живет веками.

Тан, Сун, Юань, Мин и Цин — это не династии одной страны, а разные империи. Не существует документа, фиксирующего вхождение Тибета в какую-либо из них. Многочисленные старые документы, опубликованные в КНР как доказательства принадлежности Тибета к Китаю, доказывают обратное.[213] Тибет был зависимым лишь от монгольской империи Юань и маньчжурской империи Цин, но никогда не терял своей государственности.

Известно, что при конфуцианской монархии официальная историография выступала как единая организованная система. Ее официальный характер предполагал не только контроль над ней властей, но и активное участие их в историографическом процессе.[214] История обслуживала систему власти. Поэтому нельзя принимать эту историографию как аргумент для включения тех или иных стран в империи, считающиеся Китаем. «Принесение дани», раздача титулов, эдикты с приказами, «органы по управлению», созданные в одностороннем порядке, и т.п. — это признаки древней китаецентристской традиции, а не реального подчинения.
Правители Тибета не считали себя чьими-то вассалами и осуществляли контроль над своим государством. Высших лам с императорами связывали личные отношения «наставник — покровитель», которые были установлены на двусторонней основе. Эту концепцию трудно определить в современных терминах государственной власти. Эти отношения в разное время понимались по-разному. Претензии Пекина на суверенитет над Тибетом основаны на конфуцианской концепции всемирного императора. Чтобы обосновать оккупацию Тибета, КНР перетолковывает средневековые отношения в терминах современного национального государства.[215] Это неправомерно.
Идея «единой китайской нации», хотя и коренится в древней китаецентристской идеологии, в основном является продуктом первой половины ХХ в. Это был период краха многонациональных империй и строительства национальных государств. В Китай эти идеи были принесены с Запада.

Одна часть государства не может претендовать на другую. Поэтому претензии Китая на «наследство» Монгольской и Маньчжурской империй необоснованны. Тем более — на страны, в них не входившие. Это противоречит не только историческим фактам, международному праву, но и марксизму-ленинизму. Он признает право наций на самоопределение. По Ф. Энгельсу, население спорных областей само должно решать свою судьбу.[216]

В.И. Ленин писал: «Под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства»[217] (с.259). «“Самоопределение нации” в программе марксистов не может иметь, с историко-экономической точки зрения, иного значения, кроме как политическое самоопределение, государственная самостоятельность, образование национального государства» (с.263). «Обвинять сторонников свободы самоопределения, то есть свободы отделения, в поощрении сепаратизма — такая же глупость и такое же лицемерие, как обвинять сторонников свободы развода в поощрении разрушения семейных связей» (с.286). «Отрицание права на самоопределение, или на отделение, неизбежно означает на практике поддержку привилегий господствующей нации и полицейских приемов управления в ущерб демократическим» (с. 286). Ленин подчеркивал: «Было бы изменой социализму отказаться от осуществления самоопределения наций при социализме» (с.18)[218]. А ведь КПК, согласно своему уставу, руководствуется марксизмом-ленинизмом, твердо ему следует, требует от членов партии его изучения.[219]
Ни тибетское правительство, которое до 1959 г. было в Лхасе а затем в эмиграции, ни народ Тибета не принимают китайскую власть. Как и в прошлом, они почитают своего лидера — Далай-ламу. В глазах большинства тибетцев Далай-лама продолжает объединять религиозную и светскую власть. Правительство Тибета в эмиграции — это не новая структура, созданная за рубежом. Оно сохраняет преемственность от легитимного правительства Лхасы. Сам Тибет является оккупированным государством. Следовательно, тибетский вопрос — не только внутреннее дело КНР. Требования тибетцев о независимости своей страны нельзя считать сепаратизмом. Это не требование отделить часть государства для создания нового государственного образования.

Но объяснять границы подобным образом — дело неблагодарное. До сих пор в международной практике действуют два взаимоисключающих принципа: самоопределения народов и территориальной целостности государств. Они применяются в соответствии с политической целесообразностью. ООН более 25 лет назад подтвердила право тибетцев на самоопределение.[220] Но это решение игнорируется. Если СССР был легитимен и его границы признавались, то почему некоторые страны не признавали вхождение в него трех прибалтийских республик? Кстати, до ХХ в. две из них не имели государственности. Почему те же страны признают вхождение в Китай Тибета, имевшего многовековую государственность? Почему выделение независимых государств из империй Запада и Востока (Испанской, Британской, Португальской, Французской, Османской и т.д.) — легитимно, а из Цинской — нет? Почему революционный развал Австро-Венгрии или СССР был легитимным, а целостность Китая в границах Цинской империи неоспорима? Почему можно признать Косово или Южную Осетию, а Тибет — нельзя?

Риторические вопросы можно продолжать. Ответ будет один: потому что испокон веков главное право в международных отношениях — это право сильного. Международные нормы используются лишь для согласования интересов держав. Если слабая континентальная страна не имеет сильных покровителей, то она рано или поздно потеряет независимость от соседей. Природные преграды, столь полезные в прошлом, в наше время не дают защиты. Судьба Тибета — один из примеров этого.




[141] Намсараева, 2003.
[142] Maps of Tibet, 2008.
[143] Коротко о Тибете: исторический очерк...
[144] Беспрозванных, 2001, с. 47.
[145] См. Vembu, 2007.
[146] Ngapo, 1988.
[147] Китайцы широко практиковали их со II в. до н.э.
[148] См., напр.: Юзефович, 2007.
[149] Карамзин, 1989.
[150] Van Walt, 1987.
[151] Van Walt, 1987.
[152] Sperling, 2004; The Mongols and Tibet, 2009.
[153] A 60-point commentary...
[154] Коротко о Тибете: исторический очерк...
[155] A 60-point commentary...
[156] The Mongols and Tibet, 2009, p.34 and map.
[157] Van Walt, 1987.
[158] Цит. по: Шакабпа, 2003.
[159] Беспрозванных, 2001, с. 116, 299 и др.
[160] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[161] Цит. по: Белов, 2005, с. 82.
[162] См.: Laird, 2006, p.170.
[163] Беспрозванных, 2001, с. 171.
[164] Цит. по: Беспрозванных, 2001, с. 171.
[165] Цит. по: Беспрозванных, 2001, с. 167.
[166] Беспрозванных, 2005, с. 114–116.
[167] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[168] A 60-point commentary...
[169] Клинов, 2008, с. 41–46.
[170] Намсараева, 2003, с. 125.
[171] A 60 point commentary...
[172] Детальный разбор цинских документов о Тибете см.: A 60-point commentary...
[173] Намсараева, 2003.
[174] Van Walt, 1987.
[175] Van Walt, 1987.
[176] Goldstein, 2003, p.536.
[177] Bell, 1992, p.215.
[178] Van Walt, 1987, p.32.
[179] «Выразитель интересов тибетского народа»...
[180] Van Walt, 1987.
[181] Van Walt, 1987.
[182] Ran, 1991.
[183] Кому принадлежит суверенитет...
[184] Van Walt, 1987.
[185] Коротко о Тибете...
[186] Левкин Г.Г. Ответы посетителям гостевой книги...
[187] Декларация независимости...
[188] Van Walt, 1987.
[189] Поддержка спецслужбами США...
[190] Клинов, 2000, с. 31.
[191] Клинов, 2008, с. 41–46.
[192] Клинов, 2000, с. 450.
[193] Батсайхан, Кузьмин, 2008, с. 68–86; Kuzmin, in press.
[194] Van Walt, 1987.
[195] Van Walt, 1987.
[196] Van Walt, 1987.
[197] Устав Организации Объединенных Наций...
[198] Van Walt, 1987, p.154.
[199] Van Walt, 1987, p.153–155.
[200] Van Walt, 1987.
[201] U.N. Doc. A/CONF. 39/27 (1969), 8.I.L.M. 679 (1969). Done at Vienna on 23 May 1969, entered into force on 27 January 1980 — цит. по: Van Walt, 2007, p.98.
[202] Цит. по: Van Walt, 1987, p.153.
[203] Van Walt, 1987.
[204] His Holiness's Middle Way Approach...
[205] Smith, 1996, p.320.
[206] Song, 2007, p.39–40.
[207] Детали см.: Ширер У. Крах нацистской империи...
[208] Van Walt, 1987.
[209] Тибет: правда, 1993.
[210] Session on Tibet: Verdict. — Permanent Tribunal of Peoples. Strasbourg. 1992. 20 Nov., p.15, 23 — цит. по: Тибет: правда, 1993.
[211] International Lawyers' Statement on Tibet. London, 1993, 10 Jan., р. 6–8 — цит. по: Тибет: правда, 1993.
[212] Van Walt, 1987, p.188.
[213] A 60-point commentary...
[214] Духовная культура Китая, 2009, с. 36.
[215] Van Walt, 1987.
[216] Энгельс, 1965, с. 317.
[217] Ленин, 1961, с. 255–320.
[218] Ленин, 1962, с. 18–22.
[219] Устав Коммунистической партии Китая...
[220] Есть серьезные аргументы за то, что Тибет должен быть признан ООН в качестве независимого государства по формальным критериям — см.: Van Walt, 1987; Johnston C. Tibet: the international mistake...


C.Л. Кузьмин «Скрытый Тибет»: вернуться к оглавлению