Внутренний покой и счастье. Ученик ламы Сопы Ринпоче о трехлетнем затворе
27 марта 2013. Разместил: savetibet
В ноябре 2008 г. ученик ламы Сопы Ринпоче досточтимый Тубтен Гьяцо (Эдриан Фельдманн) завершил трехлетнее затворничество. В шестьдесят два года, в возрасте, когда многие отходят от дел или подумывают об этом, он уединился в медитационном центре «Де-Тонг Линг» на Острове Кенгуру близ южного побережья Австралии. Эта практика стала кульминацией его многолетнего служения учителям. Досточтимый Тубтен Гьяцо в интервью Оуэну Коулу из западно-австралийского буддийского центра Хаягривы, рассказывает о затворничестве как о самом сильном переживании за тридцать три года буддийского монашества.
‒ Расскажите, почему вы выбрали именно трехлетний затвор?
‒ Я принял решение уйти в затвор тридцать три года тому назад, как только принял обеты монаха. Затем ждал, когда же лама Сопа Ринпоче даст мне зеленый свет. В 1998 году совершенно неожиданно для меня Ринпоче сказал: «В течение последующих пяти лет можешь приступить к трехлетнему затвору». В 2002 году я напомнил ламе Сопе его слова и после выполнения интенсивных подготовительных практик (я начитал «Арьи-сангхата-сутру» пятьсот раз, изготовил шестьдесят тысяч ца-ца и выполнил затвор по практике Ваджрасаттвы) в 2005 году уединился в трехлетнем затворе.
‒ Какую пользу принес этот затвор?
‒ Мое физическое и умственное здоровье окрепло. Моя вера в истинность Дхармы стала непоколебимой, а сердце наполнила безмерная благодарность ламам Тубтену Еше и Сопе Ринпоче, а также всем другим ламам за то, что они с добротой, терпением и мудростью направляли меня по пути, двигаясь по которому, я отдаляюсь от низших миров и приближаюсь к невероятно прекрасным духовным целям.
Кроме того, слишком рано на духовном пути мне пришлось взять на себя роль учителя Дхармы. Я всегда чувствовал себя некомфортно, поскольку лишь повторял слова, услышанные от других или прочитанные в книгах. И хотя мне не удалось прорваться в затворе к высоким духовным достижениям, сейчас я могу говорить о Дхарме от всего сердца, искренне, опираясь на свой опыт. К этому я и стремился, уходя в затвор.
К тому же, когда приходит осознание, сколь несовершенно себялюбие, понимаешь, что единственный надежный источник счастья – это безусловная любовь к другим существам в любой ситуации, даже если тебя ненавидят и отвергают.
‒ Оправдал ли затвор ваши ожидания?
Я изо всех сил старался не питать особых надежд, ведь такой настрой мешает медитации. Хотя, признаюсь, порой думал о том, как было бы здорово сэкономить на чудовищно высокой плате за паром, и пойти домой прямо по воде. (Смеется.)
‒ Какого расписания вы придерживались?
Для меня затвор начался, когда я стал начитывать «Арья-сангхата-сутру» и в уединении практиковать Ваджрасаттву, то есть еще до начала основного, трехлетнего затворничества. Это наполнило мое сердце миром и счастьем, которые не больше покидали меня, становясь все ощутимее во время основного затвора.
Конечно, то и дело случались всплески обычных эмоций, но эмоции столь же естественны для нас, как пробуждение и засыпание, а потому они особо не тревожили мой ум, пребывающий в счастье.
Согласно наставлениям моего ламы – ламы Сопы Ринпоче – первые восемнадцать месяцев я уделял больше внимания практике садханы (по четыре сессии в день) и аналитической медитации по ламриму, а не начитыванию мантр. Тогда я прочел много учений по ламриму, особенно впечатлили восхитительные комментарии геше Сопы Ринпоче.
На протяжении последующих пятнадцати месяцев я старался добиться однонаправленного сосредоточения (шаматхи), практикуя самопорождение в образе божества. Выделяют девять ступеней развития шамматхи. Мне не удалось достичь второй ступени.
В последние три месяца я каждый день начитывал «Сутру золотого света», выполнял обширную практику «Лама чопа джорчо» и буквально «проглатывал» книги из библиотеки центра «Де-Тонг Линг». Я прочел большинство книг Его Святейшества Далай-ламы и труды Алана Уоллеса о физике и Дхарме, где он сравнивает дхармические и научные воззрения. Эта тема представляет для меня особый интерес.
На протяжении всего затвора я засыпал около десяти часов вечера и просыпался в три часа утра. В затворе пятичасового сна вполне достаточно. Можно было еще сократить время сна, но я был слишком ленив.
Я ни с кем не встречался, разве что с дантистом на восемнадцатом месяце затвора, который удалил мне внезапно разболевшийся зуб. А спустя два с половиной года на пороге появились шестеро полицейских, дав мне десять минут на сборы и эвакуацию ‒ разгорелся лесной пожар. Из-за полыхающих кустарников все вокруг было в дыму, а мой домик осыпал белый пепел. Семь суток кряду ночное небо озаряло пламя – остров пылал. Мне и еще двум затворникам пришлось повиноваться карме и эвакуироваться, поскольку это было обязательным требованием. В этой истории был один большой плюс – гигантская пицца в близлежащем городке Кингскот!
‒ С какими препятствиями вам пришлось столкнуться в затворе?
Усама бен Опоссум, садовый террорист, был главным нарушителем моего спокойствия. Ему то и дело вторили попугаи (отчаянные разбойники!) и пособничали муравьи. Все муравьи Острова Кенгуру в прошлых жизнях наверняка были краснокожими индейцами, а в этой облюбовали мою кухню как место удачной охоты. Шучу, конечно! Поверите вы или нет, но самым большим препятствием был мой собственный ум.
Ламы не шутят, утверждая, что после лени блуждание ума и его притупленность – главные враги сосредоточения. Так трудно подчинить свои мысли! Вся жизнь проносится перед тобой вновь и вновь. Я пришел к выводу, что отправляться в трехлетний затвор лучше в молодости, тогда воспоминаний, беспокоящих ум, будет гораздо меньше. Но в этом и главное преимущество: затвор похож на продолжительный курс психотерапии: из памяти извлекаются позабытые события, которые доказывают истинность буддийского Учения, а Дхарма служит здесь психотерапевтом, разъясняя эти воспоминания и связанным с ними ассоциативные эмоции.
‒ Чем отличался трехлетний затвор от других, пройденных вами?
Любой затвор важен, но настоящий должен длиться не менее трех месяцев. В целом трехлетний затвор ничем не так уж сильно отличался от остальных. Пожалуй, я бы выделил свой первый трехмесячный одиночный затвор в Оз буш. Он в корне изменил меня, так как я глубоко осознал истинность изложенного в ламриме и принял решение стать монахом. Очень серьезное решение! Мне так повезло, что я его принял!
‒ Как вы оцениваете духовную значимость этого затвора в сравнении с другой работой во благо Дхармы, которой вы занимались?
Мой самый важный труд во благо Дхармы – монашество, сохранение монашеских обетов. Этот затвор был самым сильным переживанием за всю мою практику Дхармы.
Если говорить о моем собственном развитии, то после моих попыток усмирять свой ум, сохранять монашеские обеты, впитывать знания, слушать учения и размышлять, следовать советам ламы по практике очищения и накоплению заслуг, затвор стал следующим шагом к обретению мудрости в медитационной практике, самым значимым шагом на духовном пути.
‒ Время быстро пролетело?
Я не замечал бега времени. Я лишь строго следовал своему расписанию, никогда не пропускал сессии, за исключением случая с зубом и пиццей, а в перерыве между сессиями занимался разными делами: стирал, прибирал, готовил еду, колол дрова, расчищал заросли кустарников, чтобы не допустить пожаров, и занимался садоводством. Да, кстати, я ухаживал за садом и тремя прудами с рыбами. Это можно назвать своего рода отвлечением, но оно благостно воздействовало на мой ум. И, надеюсь, затворникам, которые в будущем поселятся в моем домике, понравится там жить. В этих заботах тридцать шесть месяцев промелькнули незаметно. Никогда мне не было скучно и не хотелось поторопить время, напротив, я наслаждался каждой секундой. Несмотря на периодические трудности с однонаправленном сосредоточением, мой ум на протяжении всего затвора все же пребывал в покое и счастье.
‒ Каково это ‒ возвращаться к обычной жизни после затвора?
‒ Сейчас мой ум острее отзывается на этот мир чувственного восприятия и людские эмоции. Выйдя из затвора, я обнаружил, что все вокруг, начиная от машин и заканчивая одеждой и прическами, изменилось. Бросилась в глаза проблема ожирения, особенно поразили масштабы этой эпидемии среди детей. Человечество глубоко увязло в чувственных наслаждениях. Мобильные телефоны и наушники для нового изобретения под названием «iPod» теперь украшают все уши. Похоже, люди больше не заглядывают в свой собственный ум. Тишину, которая наполняет все ваше существо блаженством, воспринимают как угрозу, ведь вынести бурные волны собственных мыслей и эмоций совсем непросто. Я искренне сострадаю миру. Безумная суета вокруг столь бессмысленна, она лишь отвлекает от того, что ценно на самом деле. Я смотрю на происходящее с печалью.
Раньше, после длительного уединения произнесение слов вызывало у меня довольно странные ощущения. Приходилось заново приучать свой язык складывать слова и заставлять себя говорить несмотря на ощущение бессмысленности этого занятия. На этот раз таких трудностей не возникло. Мне хотелось общаться. Как правило, разговоры – это бессмысленные пересуды. Мне не по душе пустословие, однако большинство людей любят поболтать о себе. Они расслабляются, зная, что их слушают и есть возможность вставить умное словцо. Медитационная практика в уединении помогает глубоко проникнуть в свой ум, увидеть его пороки и тому подобное. Обретенный опыт можно обсуждать только с учителем, но поскольку все мы переживаем схожие психологические процессы, скажу, что после затвора вы с легкостью понимаете проблемы людей и как им помочь. А в этом и заключается истинная цель буддийских монахов и монахинь. Миряне поддерживают монахов материально, а монахи помогают мирянам привести в гармонию их ум и образ жизни. Медитационное затворничество – вовсе не бегство от общества, наоборот, его задача – принести обществу благо.
‒ Международный финансовый кризис достиг пика, когда ваш затвор подошел к концу. Что вы думаете об экономических кризисах, после столь интенсивного погружения в Дхарму?
‒ Полагаю, что кризисы, как и смерть, и любые другие страдания, ‒ результат трех ядов ума, главным образом, алчности. После затвора чувствую, как сильно хотел бы, чтобы больше людей смогли понять и осуществить на практике Учение Будды. Знаю, что они живут в совершенно иных условиях, нежели монахи. Но, если взять, к примеру, проблему нехватки электроэнергии, то лучшее решение – ограничить ее чрезмерное потребление. Соответственно, можно посоветовать людям избегать ненужных трат.
‒ Пожалуйста, посоветуйте, как подготовиться к затвору?
‒ Старайтесь развить безраздельную преданность учителю, который подскажет вам, когда лучше отправиться в затвор и надо ли это делать, а также очищайте отрицательную карму и накапливайте заслуги. Подыщите место для затвора, такое как центр «Де-Тонг Линг». Он хорошо приспособлен для длительного затворничества. Мне оказал неоценимую помощь Кимбал Каддихи, директор центра.
‒ Что вы собираетесь делать дальше?
‒ Буду стараться помогать ламе Сопе Ринпоче в исполнении его прекрасных задач и жить, как можно дольше, чтобы поддерживать его и ламу Тензина Осела Ринпоче в их святых делах по воплощению замыслов ламы Тубтена Еше.
Журнал «Мандала», июль-сентябрь 2009 г.
Перевод Дели Лиджи-Гаряевой
‒ Расскажите, почему вы выбрали именно трехлетний затвор?
‒ Я принял решение уйти в затвор тридцать три года тому назад, как только принял обеты монаха. Затем ждал, когда же лама Сопа Ринпоче даст мне зеленый свет. В 1998 году совершенно неожиданно для меня Ринпоче сказал: «В течение последующих пяти лет можешь приступить к трехлетнему затвору». В 2002 году я напомнил ламе Сопе его слова и после выполнения интенсивных подготовительных практик (я начитал «Арьи-сангхата-сутру» пятьсот раз, изготовил шестьдесят тысяч ца-ца и выполнил затвор по практике Ваджрасаттвы) в 2005 году уединился в трехлетнем затворе.
‒ Какую пользу принес этот затвор?
‒ Мое физическое и умственное здоровье окрепло. Моя вера в истинность Дхармы стала непоколебимой, а сердце наполнила безмерная благодарность ламам Тубтену Еше и Сопе Ринпоче, а также всем другим ламам за то, что они с добротой, терпением и мудростью направляли меня по пути, двигаясь по которому, я отдаляюсь от низших миров и приближаюсь к невероятно прекрасным духовным целям.
Кроме того, слишком рано на духовном пути мне пришлось взять на себя роль учителя Дхармы. Я всегда чувствовал себя некомфортно, поскольку лишь повторял слова, услышанные от других или прочитанные в книгах. И хотя мне не удалось прорваться в затворе к высоким духовным достижениям, сейчас я могу говорить о Дхарме от всего сердца, искренне, опираясь на свой опыт. К этому я и стремился, уходя в затвор.
К тому же, когда приходит осознание, сколь несовершенно себялюбие, понимаешь, что единственный надежный источник счастья – это безусловная любовь к другим существам в любой ситуации, даже если тебя ненавидят и отвергают.
‒ Оправдал ли затвор ваши ожидания?
Я изо всех сил старался не питать особых надежд, ведь такой настрой мешает медитации. Хотя, признаюсь, порой думал о том, как было бы здорово сэкономить на чудовищно высокой плате за паром, и пойти домой прямо по воде. (Смеется.)
‒ Какого расписания вы придерживались?
Для меня затвор начался, когда я стал начитывать «Арья-сангхата-сутру» и в уединении практиковать Ваджрасаттву, то есть еще до начала основного, трехлетнего затворничества. Это наполнило мое сердце миром и счастьем, которые не больше покидали меня, становясь все ощутимее во время основного затвора.
Конечно, то и дело случались всплески обычных эмоций, но эмоции столь же естественны для нас, как пробуждение и засыпание, а потому они особо не тревожили мой ум, пребывающий в счастье.
Согласно наставлениям моего ламы – ламы Сопы Ринпоче – первые восемнадцать месяцев я уделял больше внимания практике садханы (по четыре сессии в день) и аналитической медитации по ламриму, а не начитыванию мантр. Тогда я прочел много учений по ламриму, особенно впечатлили восхитительные комментарии геше Сопы Ринпоче.
На протяжении последующих пятнадцати месяцев я старался добиться однонаправленного сосредоточения (шаматхи), практикуя самопорождение в образе божества. Выделяют девять ступеней развития шамматхи. Мне не удалось достичь второй ступени.
В последние три месяца я каждый день начитывал «Сутру золотого света», выполнял обширную практику «Лама чопа джорчо» и буквально «проглатывал» книги из библиотеки центра «Де-Тонг Линг». Я прочел большинство книг Его Святейшества Далай-ламы и труды Алана Уоллеса о физике и Дхарме, где он сравнивает дхармические и научные воззрения. Эта тема представляет для меня особый интерес.
На протяжении всего затвора я засыпал около десяти часов вечера и просыпался в три часа утра. В затворе пятичасового сна вполне достаточно. Можно было еще сократить время сна, но я был слишком ленив.
Я ни с кем не встречался, разве что с дантистом на восемнадцатом месяце затвора, который удалил мне внезапно разболевшийся зуб. А спустя два с половиной года на пороге появились шестеро полицейских, дав мне десять минут на сборы и эвакуацию ‒ разгорелся лесной пожар. Из-за полыхающих кустарников все вокруг было в дыму, а мой домик осыпал белый пепел. Семь суток кряду ночное небо озаряло пламя – остров пылал. Мне и еще двум затворникам пришлось повиноваться карме и эвакуироваться, поскольку это было обязательным требованием. В этой истории был один большой плюс – гигантская пицца в близлежащем городке Кингскот!
‒ С какими препятствиями вам пришлось столкнуться в затворе?
Усама бен Опоссум, садовый террорист, был главным нарушителем моего спокойствия. Ему то и дело вторили попугаи (отчаянные разбойники!) и пособничали муравьи. Все муравьи Острова Кенгуру в прошлых жизнях наверняка были краснокожими индейцами, а в этой облюбовали мою кухню как место удачной охоты. Шучу, конечно! Поверите вы или нет, но самым большим препятствием был мой собственный ум.
Ламы не шутят, утверждая, что после лени блуждание ума и его притупленность – главные враги сосредоточения. Так трудно подчинить свои мысли! Вся жизнь проносится перед тобой вновь и вновь. Я пришел к выводу, что отправляться в трехлетний затвор лучше в молодости, тогда воспоминаний, беспокоящих ум, будет гораздо меньше. Но в этом и главное преимущество: затвор похож на продолжительный курс психотерапии: из памяти извлекаются позабытые события, которые доказывают истинность буддийского Учения, а Дхарма служит здесь психотерапевтом, разъясняя эти воспоминания и связанным с ними ассоциативные эмоции.
‒ Чем отличался трехлетний затвор от других, пройденных вами?
Любой затвор важен, но настоящий должен длиться не менее трех месяцев. В целом трехлетний затвор ничем не так уж сильно отличался от остальных. Пожалуй, я бы выделил свой первый трехмесячный одиночный затвор в Оз буш. Он в корне изменил меня, так как я глубоко осознал истинность изложенного в ламриме и принял решение стать монахом. Очень серьезное решение! Мне так повезло, что я его принял!
‒ Как вы оцениваете духовную значимость этого затвора в сравнении с другой работой во благо Дхармы, которой вы занимались?
Мой самый важный труд во благо Дхармы – монашество, сохранение монашеских обетов. Этот затвор был самым сильным переживанием за всю мою практику Дхармы.
Если говорить о моем собственном развитии, то после моих попыток усмирять свой ум, сохранять монашеские обеты, впитывать знания, слушать учения и размышлять, следовать советам ламы по практике очищения и накоплению заслуг, затвор стал следующим шагом к обретению мудрости в медитационной практике, самым значимым шагом на духовном пути.
‒ Время быстро пролетело?
Я не замечал бега времени. Я лишь строго следовал своему расписанию, никогда не пропускал сессии, за исключением случая с зубом и пиццей, а в перерыве между сессиями занимался разными делами: стирал, прибирал, готовил еду, колол дрова, расчищал заросли кустарников, чтобы не допустить пожаров, и занимался садоводством. Да, кстати, я ухаживал за садом и тремя прудами с рыбами. Это можно назвать своего рода отвлечением, но оно благостно воздействовало на мой ум. И, надеюсь, затворникам, которые в будущем поселятся в моем домике, понравится там жить. В этих заботах тридцать шесть месяцев промелькнули незаметно. Никогда мне не было скучно и не хотелось поторопить время, напротив, я наслаждался каждой секундой. Несмотря на периодические трудности с однонаправленном сосредоточением, мой ум на протяжении всего затвора все же пребывал в покое и счастье.
‒ Каково это ‒ возвращаться к обычной жизни после затвора?
‒ Сейчас мой ум острее отзывается на этот мир чувственного восприятия и людские эмоции. Выйдя из затвора, я обнаружил, что все вокруг, начиная от машин и заканчивая одеждой и прическами, изменилось. Бросилась в глаза проблема ожирения, особенно поразили масштабы этой эпидемии среди детей. Человечество глубоко увязло в чувственных наслаждениях. Мобильные телефоны и наушники для нового изобретения под названием «iPod» теперь украшают все уши. Похоже, люди больше не заглядывают в свой собственный ум. Тишину, которая наполняет все ваше существо блаженством, воспринимают как угрозу, ведь вынести бурные волны собственных мыслей и эмоций совсем непросто. Я искренне сострадаю миру. Безумная суета вокруг столь бессмысленна, она лишь отвлекает от того, что ценно на самом деле. Я смотрю на происходящее с печалью.
Раньше, после длительного уединения произнесение слов вызывало у меня довольно странные ощущения. Приходилось заново приучать свой язык складывать слова и заставлять себя говорить несмотря на ощущение бессмысленности этого занятия. На этот раз таких трудностей не возникло. Мне хотелось общаться. Как правило, разговоры – это бессмысленные пересуды. Мне не по душе пустословие, однако большинство людей любят поболтать о себе. Они расслабляются, зная, что их слушают и есть возможность вставить умное словцо. Медитационная практика в уединении помогает глубоко проникнуть в свой ум, увидеть его пороки и тому подобное. Обретенный опыт можно обсуждать только с учителем, но поскольку все мы переживаем схожие психологические процессы, скажу, что после затвора вы с легкостью понимаете проблемы людей и как им помочь. А в этом и заключается истинная цель буддийских монахов и монахинь. Миряне поддерживают монахов материально, а монахи помогают мирянам привести в гармонию их ум и образ жизни. Медитационное затворничество – вовсе не бегство от общества, наоборот, его задача – принести обществу благо.
‒ Международный финансовый кризис достиг пика, когда ваш затвор подошел к концу. Что вы думаете об экономических кризисах, после столь интенсивного погружения в Дхарму?
‒ Полагаю, что кризисы, как и смерть, и любые другие страдания, ‒ результат трех ядов ума, главным образом, алчности. После затвора чувствую, как сильно хотел бы, чтобы больше людей смогли понять и осуществить на практике Учение Будды. Знаю, что они живут в совершенно иных условиях, нежели монахи. Но, если взять, к примеру, проблему нехватки электроэнергии, то лучшее решение – ограничить ее чрезмерное потребление. Соответственно, можно посоветовать людям избегать ненужных трат.
‒ Пожалуйста, посоветуйте, как подготовиться к затвору?
‒ Старайтесь развить безраздельную преданность учителю, который подскажет вам, когда лучше отправиться в затвор и надо ли это делать, а также очищайте отрицательную карму и накапливайте заслуги. Подыщите место для затвора, такое как центр «Де-Тонг Линг». Он хорошо приспособлен для длительного затворничества. Мне оказал неоценимую помощь Кимбал Каддихи, директор центра.
‒ Что вы собираетесь делать дальше?
‒ Буду стараться помогать ламе Сопе Ринпоче в исполнении его прекрасных задач и жить, как можно дольше, чтобы поддерживать его и ламу Тензина Осела Ринпоче в их святых делах по воплощению замыслов ламы Тубтена Еше.
Журнал «Мандала», июль-сентябрь 2009 г.
Перевод Дели Лиджи-Гаряевой