Геше Туптен Джинпа. Кадам – золотой век Тибета

Его Святейшество Далай-лама и геше Тубтен Джинпа в Австралии. Фото из открытых источников

Среди всего разнообразия дел, что мы силимся совершать, разве есть что-то важнее простого наблюдения за своим умом?
– Гонпава

Фраза «кадампинские наставники» вызывает во многих тибетцах, таких как я, выросших в монастырской среде, ощущение золотого века Тибета – идиллическую картину духовного сообщества, состоящего из мудрых монахов, что посвятили себя стезе серьезного духовного поиска и воспитания ума, с непременным чувством отречения и полной свободы. Эти тибетские наставники особенно знамениты своими глубокими духовными высказываниями, короткими и пронзительными афоризмами, передающими самую суть учений небольшими, доступными для осмысления порциями. В этих высказываниях неизменно улавливается нотка мужества и решительности, отсутствие запутанности на предмет приоритетов достойно прожитой жизни, а также ясное понимание того, что являет собою по-настоящему счастливая жизнь. Все это коренится в бескомпромиссной приверженности альтруистическому идеалу сострадания ко всем существам – глубоко прочувствованной, искренней заботы о благополучии всех. Этот дух сущностных высказываний находит отражение в следующей знаменитой строфе:

В доме человека, развившего отречение,
Спит тот, кто полностью умиротворен;
Отягощенные надеждами и страхами не в силах этого заметить.

В доме человека, умеющего довольствоваться малым,
Спит тот, кто истинно богат;
Отягощенные жадностью не в силах этого заметить .

Эти строчки сжато, точно и образно доносят до нас два универсальных духовных принципа: 1) ум, вырвавшийся из замкнутого круга ожиданий, надежд и страхов, есть ум, полностью умиротворенный и 2) те, кто умеет довольствоваться малым, истинно богаты. Ведь какие бы материальные блага мы ни накопили, мы не можем быть богатыми в истинном смысле этого слова, если все еще жаждем большего. Ум, одержимый себялюбивыми помыслами, полными надежд и страхов, лишен всякого пространства, в котором могло бы укорениться счастье. Подобным образом вечно недовольный ум, скованный неизбывным желанием большего, лишен всякой возможности по-настоящему оценить то, что имеет, и вместо этого терзает себя сосредоточением на том, чего у него нет.

Современная наука сегодня все чаще приходит к распознаванию той ключевой роли, которую ум играет в определении качества нашей жизни, особенно когда речь заходит о счастье и страдании. То, как мы ощущаем мир, в большой степени определяется тем, какими мы видим себя и мир вокруг нас, а также тем, с какими мерками и ценностными шкалами подходим к тому и другому. Это, в свою очередь, влияет на то, как мы действуем и как реагируем. Его Святейшество Далай-лама часто напоминает своим слушателям о необходимости понимать, что самый важный ключ к нашему личному счастью кроется внутри нас. Да, материальные ценности важны; да, товарищество, крепкое здоровье и доброе имя – тоже важные факторы счастья. Но ни один из них счастья не гарантирует. И напротив, если у нас мир в душе, то и в нужде мы сможем сохранить ощущение благополучия. Наставления кадампинских учителей, так или иначе, открывают нам важную связь между мыслью, чувством и действием.

Когда кадампинский наставник Гонпава был прикован к смертному ложу, он, как рассказывают, дал следующие краткие наставления своему убитому горем ученику Пхучунгве:

Учи других тому, что сам практикуешь;
Практикуй то, чему учишь;
Даже там, где остановишься на один-единственный день,
Не держи себя, словно заезжий гость, но неизменно памятуй о наставниках и их наставлениях;
И неизменно взращивай безграничную любящую доброту к другим живым существам .

Снова в нескольких простых строчках мы видим действенное отражение важных для всех духовных принципов. Указание «учи других тому, что сам практикуешь» – это призыв соблюдать важный принцип преподавания только тех вещей, в которых мы достигли какого-то мастерства. В вопросах духовного толка слепец не должен быть поводырем для слепца. Указание «практикуй то, чему учишь» обозначает важный принцип, гласящий, что области духовной практики наставник является учеником в той же мере, что и его последователи. Эта строчка перекликается с одним из четырех факторов, поддерживающих умы других существ, а именно – «действовать сообразно собственным наставлениям». Наставление не вести себя, словно заезжий гость, даже там, где мы проведем один-единственный день, показывает, что, когда речь заходит о памятовании и осознанности, никакое место и никакой случай не могут быть исключениями. Оказавшись вне привычной среды, способствующей медитативному сосредоточению, настоящий духовный практик не станет искать в этом оправдание собственной распущенности. И в завершение всего наставник Гонпава напоминает, что самое главное – это забота о нуждах и благополучии других существ, практика любви и доброты.

Хорошо известное кадампинское высказывание принадлежит наставнику Бен Гунгьялу. В сжатой форме оно очерчивает то, что он считал важнейшей задачей практикующего. Он говорил: «Нет у меня иной задачи, кроме как с пикой противоядий стеречь врата крепости [ума от натиска] омрачений. Если омрачения не дремлют, то и я бдителен. Если они расслабляются, то и я расслабляюсь». По сути, Бен Гунгьял говорит нам следующее: самое главное в практике духовного искателя – взращивать осознанность, в особенности в отношении мыслей и эмоций, и на этой основе учиться справляться с внутренними разладами. Мне особенно по душе образ стражника, стерегущего врата своего ума, ведь посредством ума мы не только взаимодействуем с миром, но и в значительной степени его создаем. Последние исследования в области психологии все убедительнее доказывают верность ключевого прозрения созерцателей: наше восприятие и отношение к себе и к миру формируют связанные с ними переживания. Если мы научимся отслеживать то, что проходит сквозь врата нашего ума в том и другом направлениях, то сумеем сделать так, чтобы наши глубочайшие устремления и ценности влияли на наши отношения с самими собой, с другими и с миром вокруг нас. Овладение контролем над своим умом открывает нам совершенно новый способ пребывания в мире и предоставляет подлинную свободу жить в соответствии с нашими глубокими устремлениями без вмешательства инстинктов и импульсов, способных утащить нас в противоположном направлении. Для духовного искателя это свобода в истинном смысле слова.

Я впервые столкнулся с высказываниями кадампинских наставников, будучи двенадцатилетним монахом в Дхарамсале, Индии, когда мне посчастливилось в течение месяца посещать учения, даруемые Его Святейшеством Далай-ламой по классическому труду Чже Цонкапы «Руководство по этапам пути пробуждения». Это было время, когда у всех, включая самого Далай-ламу, было много свободного времени. Дхарамсала, где после ухода в Индию в начале 1960-х Его Святейшество основал свою резиденцию в эмиграции, была красивым и тихим местом. Если мои расчеты верны, упомянутое учение происходило весной 1971 года. Нет нужды упоминать, что все преподанное тогда Его Святейшеством намного превосходило понимание двенадцатилетнего мальчонки, каким бы уверенным ни был он в силе своего интеллекта. Больше всего на этих учениях меня поразило то глубокое почтение – или даже преданная любовь, – с которой Его Святейшество говорил о жизни и высказываниях тибетских кадампинских наставников. Сочинение, которое разъяснял тогда Далай-лама, было буквально нашпиговано глубокими духовными высказываниями, многие из которых принадлежали ранним кадампинским учителям. В один из дней Его Святейшество Далай-лама рассказывал о том, что кадампинцы именуют «четырьмя вверениями»:

Отдай свой ум практике Дхармы;
Отдай практику Дхармы жизни в бедности;
Отдай жизнь в бедности [в руки] смерти;
Отдай смерть пустой пещере.

Для современного человека с его чувствительностью к определенным темам выраженные здесь чувства неизбежно покажутся довольно радикальными. И все же никто не станет отрицать тех ноток ясности и решительности, которые улавливаются в этих строках, в особенности когда они взывают к непререкаемому идеалу истинной непривязанности. Нас побуждают не только обратить свой ум к духовности, но принудить его целиком и полностью сосредоточиться на ней, если мы всерьез хотим добиться высочайшей духовной цели. А сосредоточившись, мы должны двигаться дальше с такой самоотдачей, чтобы преследование материальных целей вообще не входило в наши планы. Третья строчка, «отдай жизнь в бедности [в руки] смерти», указывает на то, что продвижение по духовному пути ценою жизни, проведенной в бедности, не должно быть всего-навсего временной мерой, но самим образом нашей жизни, которого мы будем придерживаться до конца своих дней. И когда пробьет последний час, нас не будет заботить, что станется с нашим телом. «Если тело мое, словно труп дохлого зверя, будет валяться на земле в пустой пещере, так тому и быть» – вот каким должен быть наш внутренний настрой.

Когда Далай-лама рассказывал об этих наставлениях, он вдруг на удивление (по меньшей мере двенадцатилетнего мальчика) разрыдался на глазах всего многосотенного собрания монахов. Он сказал, что сам дух принципа «четырех вверений» должен быть близок и понятен всякому духовному искателю; что дух этот – один из высочайших идеалов, идеал жизни, где есть место углублению медитативного опыта, полной свободе и выходу за пределы. Далай-лама признался затем, что эти строки задели его самого за живое и что сам он был на распутье, не ведая, как совместить жизнь, отданную углублению медитативного опыта, и служение другим. Четырнадцатью годами спустя, осенью 1985 года, мне нежданно-негаданно выпала честь переводить учения Его Святейшества, проходившие в том же самом маленьком зале. Так, мне представилась совершенно немыслимая возможность служить Его Святейшеству, а через него, и миру, – редкая удача, которая остается со мною вот уже больше четверти века.

С той весны 1971 года мне, молодому монаху, не раз доводилось получать традиционные наставления по ламриму (этапам пути к пробуждению) и лоджонгу (тренировке ума) – двум визитным карточкам кадампинцев – от таких почтеннейших учителей тибетского буддизма, как два старших наставника Его Святейшества Далай-ламы, а также моего личного учителя Кьябдже Земе Ринпоче. Младший наставник Его Святейшества Кьябдже Триджанг Ринпоче был особенно искусен в вплетении в канву учений различных историй, в его устах сущностные высказывания кадампинских учителей начинали жить новой жизнью. Это было редкое мастерство, превращавшее участие в его учениях в настоящий пир для ума и сердца. Подобно пронзительным стокам из любимых стихов, западающих в память, некоторые цитаты кадампинских учителей со временем стали неотъемлемой частью моего внутреннего мира. По сей день они трогают самые глубокие струны моей души.

Перевод Юлии Жиронкиной