Хранители «чистого разума». Интервью с А.Я. Капланом

Что может дать науке и человечеству исследование тантрических медитаций? Об этом журналист Елена Кокурина беседует с руководителем лаборатории нейрофизиологии и нейрокомпьютерных интерфейсов биологического факультета МГУ профессором Александром Капланом.



- Александр Яковлевич, всю свою жизнь вы пытаетесь расшифровать язык живого мозга, те сигналы, которые мозг человека посылает исследователю. Что, вообще, можно узнать при помощи электроэнцефалограммы?


- Мозг никакие сигналы никому не посылает, вот в чем проблема. То есть, не только мне как исследователю, но и другим людям - это было бы уже телепатией. Нервные клетки, как известно, общаются между собой при помощи электрохимических сигналов, и отголоски этой «электрохимической» жизни мозга мы можем зафиксировать на кожной поверхности головы при помощи ЭЭГ. По этим отголоскам мы и должны понять, как все-таки работает мозг.

И надо сказать, что за долгую историю электроэнцефалографии - около ста лет – это метод прочно прописался и в науке, и в медицине, и с накоплением мощностей вычислительных систем мы продвигаемся все дальше и дальше, пытаемся вычислить все глубже и глубже по этим отголоскам, что же происходит внутри мозга.

Существует множество разных функциональных состояний мозга, которые имеют свое «отражение» на ЭЭГ. Ну, во-первых, это сон и бодрствование, где прекрасно различаются, примерно десять разных этапов. И можно определить, находится человек в состоянии сна или бодрствует, а если во сне, то в какой конкретно его фазе.

А теперь мы подходим к самому главному – можно ли различить стадии бодрствования? Когда мы глубоко погружены в какую-то проблему, жизненную или научную, - это ведь особое состояние, - есть ли какие-то его особые признаки в энцефалограмме? Обнаружить их очень важно, поскольку мы бы могли эти особенности на ЭЭГ взять как критерий, чтобы потом помочь человеку вызвать у себя состояние, к примеру, вдохновения, творческого процесса. И резюмируя ответ на ваш вопрос, скажу, что все-таки с предварительной настройкой, тестом, при помощи ЭЭГ можно отследить глубинные состояния, которые представляют особенный интерес для психологов, физиологов, нейрофизиологов.

- Я знаю, что сами вы еще с юности проявляли интерес к исследованию различных необычных состояний сознания, которые специалисты часто называют «измененными». В частности, - медитативных практик. В 90-е годы, когда изучение медитации еще не было модным, как сегодня, вы с превеликими трудностями добрались до удаленного монастыря в Индии и первым из российских ученых записали ЭЭГ практика-отшельника. Сейчас вы продолжаете работать над этой темой, изучая тантрическую медитацию в тибетских монастырях. Чем объясняется такой интерес?

- Мне кажется, это закономерное развитие интересов любого физиолога, который профессионально занимается изучением мозга. Потому что мозг – это не совсем обычный орган. Если сердце, печень, почки обслуживают организм внутри организма, - разгоняют кровь, выделяют какие-то гормоны, переваривают пищу, то мозг – единственный орган, который адаптирует человека к среде, в которой он живет. Он все «высматривает», «выслушивает», «вынюхивает», затем как-то это все анализирует и, в соответствии с этим, строит программы поведения человека и программы внутренних регуляций. То есть, у него очень сложная роль адаптации человека в среде обитания.

Дело в том, что эти навыки адаптации необходимы не только для того, чтобы дать человеку разумный план поведения на данный момент: как добыть пищу, или как «добыть» кандидатскую диссертацию. Мозг обладает более глубокой функциональной архитектурой, поскольку мы сами по себе замечаем, что не всегда можем дать отчет, а что же происходило с нами в течение прошедших десяти минут или часа. Можно где-то ехать или идти, или гулять, или просто сидеть, и вдруг в голову неожиданно приходит какая-то мысль. Откуда? Как это происходит? Это необычные состояния сознания, которые, в частности, приносят творческие удачи, и мне, молодому исследователю было интересно заглянуть в тайну рождения творческих состояний, чтобы научиться их генерировать. Видите, я сознательно избегаю термина «измененные состояния сознания», поскольку это состояния, в общем-то, для нас обычные, мы просто их не замечаем, как-то не «каталогизируем» для себя.



Действительно, давно, больше 30-ти лет назад, я старался найти людей, которые могут погружаться в такие состояния, но, к сожалению, это было непросто. Во-первых, трудно отконтролировать. Ну, как скажешь испытуемому: «Теперь погружайся в такое состояние, чтобы у тебя появилась оригинальная идея»? Вот я и задумался о том, что на Земле существуют люди, которые могут генерировать такие состояния. Это йоги - тогда это был обобщенный термин. Мне нужны были люди, умеющие погружаться в медитативные состояния, чтобы посмотреть, что в этот момент происходит на энцефалограмме, и я смог бы получить «портрет» такого необычного состояния, или же - целую лесенку разных необычных состояний.

В то время негде было добыть таких людей. Конечно, друзья, знакомые рассказывали, что у них есть какой-то знакомый, который уже два или три года медитирует… Или даже есть целая группа, где люди обучаются медитации. Я начал привлекать этих людей к своим исследованиям, но скоро понял, что это не совсем то, что нужно. Они обучались не медитации, а состоянию расслабленности, релаксации, – и это было прекрасно видно на ЭЭГ. Нужно было где-то добывать настоящих йогов, а они, по моим представлениям, тогда обильно были представлены в Индии. При первой возможности я устроился там на работу профессором в Технологический институт, в отдел нейроинженерии, что соответствовало моей основной специальности, но главной целью было – разыскать настоящих практиков.

Оказалось, что вся Индия состоит из йогов, то есть каждый может медитировать, у каждого человека там есть нацеленность, направленность на самосозерцание. Если он отдыхает, то не устраивает перекур, не рассказывает анекдоты, а погружается в себя, часто даже с открытыми глазами. Однако мне нужен был настоящий практик, способный «погружаться в себя» очень глубоко. В конце концов, я оказался на юге, в ашраме Вивекананда, недалеко от Бангалора. Это был достаточно закрытый монастырь, там, собственно, из европейцев был только я. И остальные были паломники из индийского населения, которые пришли в этот монастырь углубленно медитировать, и ожидали прихода странствующего йога-гуру со способностью к очень глубокой медитации, способного достигать, в индуистской терминологии состояния самадхи.

Представьте себе 1990-й год – не было ноутбука, не было портативных записывающих устройств. Как в таких полевых условиях записать ЭЭГ? Пришлось еще в Москве добыть специальный магнитофон для записи сейсмических колебаний, попросить радиоинженеров сделать портативный усилитель на батарейках. Я мог использовать для записи всего восемь электродов, но это было, пусть и маленькое, но все-таки «окошко» в мозг.

Странствующий йог не говорил даже на хинди, и, в конце концов, спустя несколько дней, общаясь через двух переводчиков и жестами, я получил доступ к его голове – он разрешил мне сделать несколько регистраций. Потом двое суток добирался до своего университета в Индии в Канпур, и только там смог посмотреть, что же удалось записать на этих приборах. И когда на маленьком экране осциллографа я увидел зарегистрированные колебания, то был очень разочарован! Визуально это было то же самое, что и у обычных людей. Однако позже компьютерный анализ обнаружил некий феномен, который не приходилось наблюдать раньше. Вместе с индийскими коллегами мы назвали этот феномен «качелями». В какой-то момент на ЭЭГ происходило как будто бы «раскачивание»: вдруг вспыхивает альфа-ритм, потом переходит в тета-ритм, затем снова - альфа, за ним – снова тета, и так далее.

Но как узнать, сопряжено это с этапами медитации или нет? Наблюдая за йогом еще до записи, я заметил, что в какой-то момент во время медитации рука его ослабевала, и посох, на который он опирался, сильно наклонялся, почти падал. Я понял, что, скорее всего, именно в этот момент практик входит в стадию глубокой медитации, делал у себя отметку, чтобы потом найти этот момент в записи ЭЭГ. Вот от этой отметки, как я потом обнаружил, и начинались «качели».

Сейчас мы все начитаны, а в то время было очень мало литературы, правильной переведенной индуистской классики, и я пытался через переводчиков расспросить практика о его ощущениях. Тот описал это глубокое состояние таким образом: «Как будто бы я выпрыгиваю из точки, расположенной на моей макушке, но долго удержаться не могу. Пытаюсь снова, выпрыгиваю вверх, стараюсь держаться как можно дольше, и потом вновь опускаюсь вниз…» Он сказал, что это повторялось примерно 6-7 раз, - столько же периодов, «качелей», было у меня на записи ЭЭГ.

- И вот теперь, спустя много лет, вы начали работу в тибетских монастырях юга Индии в рамках проекта российских ученых по исследованию измененных состояний сознания. Руководит проектом академик Святослав Медведев, а вы отвечаете за исследования тантрической медитации. В феврале этого года, прямо накануне начала пандемии, вам удалось исследовать 13 практиков высокого уровня в монастыре Гьюдмед. Это большое достижение, поскольку такие практики мало кому открываются и не соглашаются на исследования.

Расскажите, как тот ваш первый опыт помог в общении с тантрическими монахами? Ведь успешный контакт с таким испытуемым очень важен для науки…

-Несколько слов о проекте: после ряда встреч с Далай-ламой, академик Святослав Всеволодович Медведев сформировал научную группу и добился разрешения проводить исследования прямо на территории тибетских монастырей, расположенных в Индии. Это принципиально важно! Мы с вами знаем, что сегодня многие исследователи в мире интересуются процессами, происходящими в мозге во время медитации. Однако, как правило, эти тестирования проводятся в научных лабораториях Америки и Европы, когда туда приезжают монахи-практики. Ценность нашего подхода – «приземление» исследователей непосредственно в монастырскую среду, привычное для монахов место, где они всю жизнь живут и медитируют.

Если говорить о монастыре Гьюдмед, то это один из немногочисленных именно тантрических монастырей на территории Индии, где живут профессионалы-практики. Они обучаются на протяжении 20 и более лет не только буддийской философии, основным текстам, логике, но и философии и технике медитации. Там консолидируются монахи, которые хотят углубиться, насколько это возможно, в суть своего «я», своего сознания (если этот термин понимать не научно, а шире). Поэтому, действительно, было очень ценно, получить такую возможность спустя 30 лет, на дистанции – от примитивных приборов до сегодняшней совершенной техники, когда мы можем использовать десятки каналов регистрации ЭЭГ, много пакетов алгоритмики для обработки. Вот со всем этим техническим арсеналом мы с моим аспирантом и другими членами группы «приземлились» в этот самый монастырь Гьюдмед, где эксперимент был организован в помещении, привычном для монахов.

Ну и, конечно, главный вопрос – что происходит в голове у человека, который погружается в глубины своего сознания (буддисты сказали бы, в глубины «своего ума»)? Почему это интересно для современной науки?

Вы правильно отметили, что для науки это важно. Для нас, исследователей, это не спортивный интерес – используя медитацию в качестве инструмента, мы стараемся проникнуть в тайны мозга. А надо сказать, что в последнее время исследования мозга существенно затормозились: мы уже практически все знаем про нервные клетки, знаем, как они между собой «общаются», какие электрохимические процессы при этом происходят, какие молекулы участвуют в передаче информации, и так далее. Однако мы так и не приблизились к пониманию того, где и как рождается мысль, где, собственно, возникают идеи. Мы понимаем, что существуют эти «глубинные уровни» состояния мозга, но как до них докопаться? И в этом проблема: какой бы мы техникой ни обладали, мы, исследователи, не можем изучать эти глубинные уровни, если никто из нас и наших обычных испытуемых не способен сам на них опуститься. Монахи могут.

Но я подчеркиваю: не все из них, далеко-далеко не все, даже из монахов! Это такой досужий вымысел, что все монахи в тибетских монастырях с утра до ночи медитируют. Мы с вами провели много дней в разных монастырях, и знаем, что основное их занятие – обучение основам буддийской философии. Однако в рамках этого обучения дается понимание о «внутреннем я», о том, что наш внутренний мир или «психический мир» гораздо шире того, что обычно представляет западная классическая наука. Существуют не только осознаваемые и неосознаваемые процессы, и не только подвижная граница между ними, которую, кстати, более века назад обнаружил Фрейд. В этом «неосознаваемом», согласно буддийским концепциям, есть много этажей. Но буддистская наука занялась изучением этих «уровней сознания» или «уровней ума», и вообще, «уровней субъективного мира» очень много лет назад, еще до нашей эры. Причем, в своих учениях буддийские мудрецы старались обойтись без догматики, всему найти логическое обоснование. Много веков они строили это здание логически непротиворечивой конструкции того, как устроена глубинная суть нашего «я», нашего психического мира.

А как это делать? Ведь в европейской традиции изучение мозга происходит инструментальным путем, и этой традиции, кстати, тоже много лет. Александрийские врачи скальпелем препарировали мозг и поняли его примерное анатомические строение. А потом, уже в наше время, появился оптический микроскоп, энцефалография, томографы, но, какими бы мощными не были эти инструменты, они не видели и не видят психическую сущность. Конечно, существует наука – психология, которая пытается поймать эту субъективность в перекрестии вопросников, психологических тестов, чтобы оценить процессы памяти, особенности восприятия, мышления и других высших психических функций. Но вопросники и тесты разрабатывают сами исследователи – получается, это тоже внешний инструментальный подход.

У монахов не было никаких инструментов, и они, конечно же, не пользовались скальпелем, они исследовали пространство внутри самих себя. Хотя им тоже понадобился инструмент – процедура углубления в себя, это и есть медитативные техники. Как исследовать психические образы, намерения, ощущения, мотивы? Как их исследовать материальными, физическими приборами? Никак. Но есть специальный прибор, который может это исследовать, поскольку чувствителен к этому, – собственный мозг. У буддистской философии накоплен огромный опыт инструментального исследования внутреннего мира инструментами собственного мозга. И вот теперь мы приезжаем в такой монастырь и получаем возможность исследовать этот процесс.

На данный момент мы исследовали 13 человек, этого недостаточно, к примеру, для диссертации, но наши испытуемые, если можно так выразиться, штучные экземпляры. Каждый – это уникум среди всего населения Земли. Поэтому если мы «подсмотрим», что происходит внутри даже у одного из них, не говоря уже о тринадцати, то для науки это уже большая ценность.



- В среде тантрических монахов не принято говорить о содержании медитации. Что вам известно? Как построены эти медитативные техники?

- Тантрические практики чрезвычайно интересны и в какой-то степени удобны для нас, исследователей, тем, что процедура медитации очень регламентирована и делится на несколько этапов. Кому-то для этого требуется час, кому-то - 15 минут. Мы просили наших испытуемых, чтобы они попробовали задержаться в конечном состоянии, когда они достигают самого глубинного уровня, чтобы постараться зарегистрировать его на ЭЭГ, но это мало кому удавалось.

Мы очень-очень поверхностно и очень осторожно могли их спрашивать о том, как проходила конкретная медитация. Но если говорить об общем регламенте, то все восемь этапов очень хорошо расписаны в буддийских текстах. Основная идея такова, что, прежде всего, нужно избавить «ум» от всяких внешних впечатлений. Мозг все время формирует какие-то образы, в голову приходят разные мысли, - от всего этого надо освободиться, чтобы двинуться дальше, в области, где нет ничего, никаких форм. Не только внешних звуков и запахов, но - и мыслей, образов, идей.

Чтобы этого достичь, разработаны своеобразные «ментальные инструменты». Например, второй этап – это визуализация, которая нам хорошо понятна, и понятна логика, почему монахи это делают. Сначала они должны подготовить «инструменты ума» для работы с внутренними образами: например, сконструировать, визуализировать образ какого-то тантрического божества, любой из которых достаточно сложен в иконографии. Если мы сейчас попробуем закрыть глаза и представить лицо какого-нибудь очень близкого человека, я гарантирую, что это будет непросто, не удастся представить более пяти-шести деталей. А в образах божеств их многие десятки - много рук, много лиц, много всяких деталей на одежде - и каждая деталь должна встать на свое место. Тантрические монахи тренируются делать это в течение многих лет.

Уже одна только эта стадия для науки интересна. Это же ресурсы мозга, которыми мы, обычные люди, сегодня практически не пользуемся. Оказывается, вот человек, он имеет одинаковый с нами генотип, однако он может визуализировать такое пространство признаков, которое нам недоступно. У меня есть такая идея, что мы просто когда-то в древности умели все это делать, но по мере развития цивилизации постепенно потеряли такую способность.

- Что именно мы потеряли?

- Ну, в данном случае, видите, мозг монаха может воспроизводить реальность в гораздо большей степени, с большими подробностями, чем это удается обычным людям. Неважно, что именно вы визуализируете – божество или паровоз. Монах-практик может конструировать у себя в голове устойчивый образ того, что находится вне, а мы практически нет.

По-видимому, когда-то давным-давно, когда у нас не было телевизоров, книг, картинок, нужно было уметь хорошо представлять себе окружающий мир, удерживать в голове множество деталей. Иначе человек не мог бы вспомнить местность, где нужно охотиться. Сейчас есть карты, тем более – навигаторы, и мы все реже и реже и все меньше и меньше используем ресурсы мозга, которые нам дала природа.

Выходит, что в монастырях люди постоянно тренируют этот ресурс при помощи медитативных техник и благодаря этому сохраняют его. И очень интересно, как это проявится в энцефалограмме. Чем будет отличаться ЭЭГ медитирующего тантрического монаха от обычного испытуемого, которого мы попросили выполнить определенный тест, тоже на воображение. Как показали наши тестирования здесь, в московской лаборатории, только 30% студентов могут вообразить свою собственную руку так, чтобы получился отклик в энцефалограмме! То есть, устойчивый яркий образ способна создать всего лишь треть студентов университета. Еще 30% можно этому научить, а с оставшимися 30-40% ничего сделать нельзя, они плохо воображают. Видите, какая проблема с современным человеком – мы буквально теряем способность к воображению и детализированному запоминанию. А ведь воображение это и есть тот котел, в котором созревают творческие идеи.

- Получается, что монахи – сверхлюди какие-то?

- Нет, именно они-то как раз люди, потому что сохранили в себе то, что дала человеку природа, от того момента, как появился Homo sapiens. А вот кто мы такие, раз мы утеряли эти способности? Естественно, при рождении мы одинаковые, потому что геном не изменился. Поэтому каждый ребенок, родившийся в европейской среде, может обладать тем ресурсом, которым обладает мозг монаха. Но дело в том, что тогда нужно как-то по-другому жить… Ну, это уже другой, философский вопрос.

Особенно неприятный момент заключается в том, что наш мозг «рассчитан» природой на такую сложную деятельность, а мы этим не пользуемся. Не только не используем этот гигантский интеллектуальный потенциал, но даже теряем его по ходу своей собственной жизни.

- А ведь мы с вами пока дошли всего лишь до второй стадии медитативного процесса…Что же происходит дальше?

- Третья стадия – «растворение», как ее называют буддисты. Все, что практик «собрал» в воображении, теперь «по кирпичикам» надо разобрать. И не так, чтобы все исчезло и растворилось мгновенно, а именно - по кирпичикам. Сначала он избавляется как от внешних ощущений, так и от внутренних мыслей, потом в этом очищенном пространстве конструирует божество, фокусируя ум только на этом занятии, следующий этап - эта сложнейшая конструкция тоже разобрана, и наступает момент, когда в уме уже ничего не остается, чистый лист. Вот это особое состояние, и насколько я понимаю, тоже особый ресурс мозга. На этом «чистом листе», возможно, и рождаются новые идеи.

Пропущу дальнейшую цепочку медитативных событий и перейду к кульминации: все это должно привести к стадии, когда отсутствует ВСЕ. Абсолютная пустота, или «пустотность», но при этом внутреннее ощущение, что ты сам, твое собственное «я» все еще остается. Это состояние называется «ясным светом». (Хочу сразу оговориться, что я это понимаю и передаю в очень условном, метафорическом виде). Это момент, когда «собственное «я» освобождается от всего своего содержания, от генерации даже самых мимолетных мыслей. Монахи доходят этого «чистого листа», где ничто не омрачает наш ум, и в этот момент, я вполне допускаю, что внутренне, интуитивно им становится понятно «все сущее», понятно не в формулах и закономерностях, описывающих электроны, нейтроны, далекие звезды и, собственно материальны мозг, а как глубинное понимание самой связи с природой.

Это состояние, похоже, особенно притягательно для буддийского монаха, и чтобы его достичь, нужны ежедневные, многолетние тренировки. А мы пытаемся это зафиксировать и увидеть, как различаются стадии этого процесса в «портретах» ЭЭГ, и особенно - состояние «полного чистого листа».



- Понимаю, что задаю наивный вопрос, но не могу удержаться. Знаю, что для ответа еще не пришло время. И все-таки – удалось ли получить хотя бы «набросок» подобного состояния «чистого листа» на ЭЭГ?

- Конечно же, вы знаете, что для ответа на этот вопрос нам нужно встретиться немного позже. Это непростое, нетривиальное исследование, и не столько из-за окружающей экзотики. Чтобы оценивать полученные данные, нужно иметь разметку наших записей ЭЭГ. У нас нет этой разметки, мы пишем от начала, как только монах садится в свою позу, закрывает глаза и начинает идти по этому пути из восьми этапов и до момента, когда он возвращается к нам из своего путешествия. Мы не можем знать, когда какой этап начинается, когда завершается, и не могли дать испытуемому кнопочку и попросить нажимать на нее по окончании каждого этапа. Это несерьезно, человек уже погружен, он находится в другом мире, и уже не может оттуда выскользнуть на одну секунду, нажать кнопочку и вернуться обратно.

Поэтому мы получаем записи без разметок. И первое, что нужно сделать, – понять, где какой этап начинается, при том, что мы не знаем, как они выглядят. Сейчас мы находимся на стадии, которая, вообще-то говоря, непривычная для электроэнцефалографистов, - ЭЭГ без разметки. Поэтому первый этап – попробовать разобраться, нет ли в этой записи каких-то стационарных участков, где ЭЭГ выглядит более-менее одинаково. Мы находимся на этапе выделения этих стационарных состояний, используя различные алгоритмы и подходы.

Кроме того, мы должны сопоставить собственно записи ЭЭГ с видеозаписями, которые вели во время сеансов медитации, проанализировать мимику, движения испытуемого, также мы записывали и другие показатели, которые могут дать подсказку. Так что, это сложный комплексный анализ.

Кроме того, хочу сказать, что мы заняты все-таки еще и своей обычной, регламентированной жизнью в Москве научной деятельностью, поэтому движемся не так быстро. Но в основном все ограничивается разработкой алгоритмики для анализа.

- Что знание о процессах, происходящих в мозге во время тантрических медитаций, может дать нам, обычным людям? Или - рассказать о нас самих, о тех, кто далек от этого?

-Я бы выделил главное: мы надеемся понять свойства, ресурсы мозга человека, какими его исходно наделила природа, и которые мы теперь в значительной мере уже растеряли. Возможно, зная это – можно будет наметить пути, как вернуться к этому исходному состоянию, не уходя, конечно, в пещеры. 50 тысяч лет назад люди уже были такими, как сейчас. Если того ребенка взять и перенести в современную школу и современный университет, он будет способен выучиться, как мы. Представляете, как должен был в то время быть нагружен мозг, чтобы в тяжелейших условиях пещерной жизни выжить, но и далеко опередить конкурентов, всякого рода хищников в борьбе за пищевые ресурсы и место под солнцем. Не будем забывать, десятки тысяч лет у человека не было письменности, не было ничего, чтобы помогало ему хранить и развивать знания. Как же люди хранили такие огромные объемы информации, не только навыки охоты и обустройства жилища, но и сказания предков, в последующем – целые эпосы, которые в устном виде переходили от одних к другим?

Вот монахи, между прочим, могут заучивать тексты целыми томами, и помнят все эти тексты в течение всей жизни. Скорей всего, и у нас была такая память, иначе нельзя было бы выжить и передать знания дальше. Мы уже говорили о великолепно развитом воображении у монахов и о его почти зачаточном состоянии у большинства из нас. Можно ли эти ресурсы мозга возобновить и прибавить к тому, что мы имеем сейчас?

Конечно, нам сейчас, в цифровом мире, как никогда нужны повышенные ресурсы мозга по памяти, восприятию, мысленным операциям. Но мы уже давно стали перекладывать эти природные способности мозга на внешние носители информации, книги и электронные диски, на калькуляторы, а теперь уже и на элементы искусственного интеллекта. А где же тогда будут рождаться творческие озарения, новые идеи? Может быть, нам надо задуматься не о полете на другие планеты, чтобы сохранить жизнь человечества, а о том, чтобы сохранить жизнь нашего мозга? Хранителями такой деятельности мозга являются, в том числе, тибетские монахи.

Но существует еще одна сторона деятельности мозга. Это процесс, который мы называем «сознанием», является уникальным феноменом природы. Это свойство, которое позволяет материи не просто существовать, но и заглянуть в себя. Все, что нас окружает, это же просто объекты, а мозг – это такой объект, строит внутри себя модель того мира, в котором живет человек. Завершающим актом творения этой модели является включение в нее самого познающего себя человека. В этой модели он может себя видеть, как бы изнури, как мы сейчас говорим – может осознавать себя. Вот откуда сознание. Эта модель тоже не чудо – она формируется в комбинаторике связей между 86 миллиардами нервных клеток головного мозга с накоплением жизненного опыта человека. И как всякая модель может предсказывать, и не только события, но и сами закономерности окружающего мира. Вот откуда наши интуиция и озарения! Вот почему иной раз мы можем делать открытия, просто углубляясь в свое «Сознание».

Как это все близко к буддийским концепциям о том, что сведения об устройстве мира можно черпать «прямо из головы». И это похоже на правду в том смысле, что мы фактически изучаем тот мир, который в модельном описании находится у нас в голове. Если мы сможем постичь глубинные механизмы деятельности нашего ума, возможно, там мы найдем и сможем понять закономерности самых таинственных природных явлений, для измерения который нельзя придумать физические инструменты. Мы находимся где-то рядом с этой тайной, и вместе с буддийскими монахами мы можем ее приоткрыть.

- Мне не раз приходилось слышать, что вы описываете мозг, как живое существо. Например, «наш мозг очень хитрый». Или – «мозг эгоистичен и склонен исходить только из своих интересов». Что это означает?

- Конечно, все это относится не к мозгу как материальной структуре, а больше к содержанию, функциям. Но поскольку одно от другого невозможно отделить, поэтому мы говорим «мозг», имея в виду, некие ментальные конструкции, которые мозг генерирует, чтобы познавать этот мир. Свойство мозга генерировать ментальные модели присуще, наверное, всем живым существам. Но ментальные модели человека принципиально отличаются от тех, что строятся в мозгу у любого животного, включая обезьяну, дельфина, собаку и так далее. Тем, что эти ментальные модели чрезвычайно подробны, потому что человек освоил новый способ укладки информации этого физического мира в голову, - это язык. У нас всего 30 звуков, которые мы можем произносить, но как ловко я сейчас ими комбинирую и составляю целую большую картину такого информационного обмена.

Вот почему наши ментальные модели в мельчайших подробностях описывают мир, в котором мы живем, и более того, на этих подробностях, в этих моделях предсказываются закономерности этого мира. Похоже, в этой части своей деятельности мозг уже далеко вышел за приделы биологических потребностей человека, построенной в нем модели теперь интересен сам мир, как таковой. Вот где уже проглядывают эгоистические запросы мозга. Вот почему иной раз можно «ни есть, ни спать» ради претворения в жизнь или в формулы какой-то идеи. В какой-то момент запросы эгоистического мозга в угоду совершенствующейся в нем ментальной модели мира могут все больше ориентироваться на поставку ей новых сведений и новых данных в ущерб процессам обеспечения биологических потребностей организма. В этом смысле, в каких-то своих реализациях, давайте пофантазируем, мозг может быть настолько эгоистичным, что будет использовать организм всего лишь как источник энергии и как транспортное средство.



- А каковы у вас как исследователя мозга отношения с собственным мозгом? Сверяете ли вы свое поведение со своим знанием?

- Это известная проблема – сапожник и сапоги. Кто-то использует свое ремесло, чтобы ходить в хороших сапогах, а кто-то забыл про свои и просто живет из любви к искусству, делая всем красивые сапоги. Поэтому, конечно, хотим мы того или нет, мы невольно, проникая в понимание того, как работает мозг, что-то используем для себя.

Я, например, хорошо понимаю, что надо дать «спокойно пожить» тем моделям, которые рождаются или существуют у меня в голове. Не надо их ставить в какие-то жесткие условия – вот завтра должна быть статья, послезавтра должна быть книжка, и так далее. Все-таки эти модели имеют свою динамику, а мы часто из внешних соображений ограничиваем их поле деятельности, и модели не реализуют свои возможности.

Как-то интуитивно я стремлюсь к тому, чтобы не ограничивать эгоистическую активность моих ментальных моделей, чтобы они работали как можно ближе к своей природе. Увы, наши жизненные потребности не всегда позволяют ментальным моделям поработать в свободном полете. Иногда это просто рискованно, они ведь могут внушить «выгодные» им мотивы и цели, иногда просто нет времени к ним прислушиваться. А вот в ночное время – пожалуйста, пусть работают. Поэтому если у меня есть какие-то интересные задумки, то я их откладываю на ночь. И часто, если не наутро, то потом как-нибудь, неизвестно откуда приходит интересная идея. Но мы теперь с вами знаем откуда.

"Экспертный разговор" проведен при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ и Российской академии наук.

Научная Россия