Высокий мужчина в оранжевой тоге подходит к изображению Будды и простирается перед ним ниц. Руки вытянуты вперед, тело лежит на земле. Это, конечно, хорошо отработанный ритуал для каждого монаха. Но поражает, как стремительно пожилой человек исполняет его. А ведь ему уже 76.

Значит, здоровье наставника тибетцев не подводит. И все же он объявил, что уходит с поста руководителя тибетского правительства в изгнании, больше не участвует в активной политической жизни.

Почему он совершил этот поступок, повергший в смятение как единоверцев, которые живут в Тибете, так и тех из них, кто давно пустил корни в Индии и других странах? Может быть, подобно Будде, он решил посвятить жизнь духовным исканиям? Хотя заповеди буддизма – основа мировоззрения тибетского первосвященника, этот шаг продиктован трезвым расчетом. Его цель – подготовить соотечественников к своему неизбежному уходу из жизни. Но, прежде чем это произойдет, «просветленный», как его называют поклонники, хотел свои политические полномочия, как это называется на бюрократическим языке, передать правительству, демократически избранному тибетцами, которые живут в эмиграции.

Автору этих строк довелось встретиться с Далай-ламой в городке Дхарамсала на севере Индии, где он живет уже полвека. Поразили больше всего его кругозор и умение рационально, нисколько не пытаясь создать вокруг своей личности ореол святости, рассказать простым языком о том, как он смотрит на свою роль и роль своих предшественников в Тибете. По его словам, институт Далай-ламы возник на несколько веков позже, чем тибетский буддизм. Потому институт этот может и исчезнуть, если такова будет воля людей.

«Я – человеческое существо, между мной и другими людьми, с точки зрения ментальной, эмоциональной и физической, нет разницы», – сразу охладил он пыл тех из присутствовавших на встрече репортеров, которые пытались выведать, кем Далай-лама XIV был в предыдущей жизни. В этой своей ипостаси он взял на себя обязательство проповедовать идеи сострадания, прощения, терпимости и самодисциплины.

Во второй ипостаси – буддийского монаха – тибетский первосвященник проповедует гармонию и взаимопонимание между приверженцами всех религий.

И, наконец, третья, пожалуй, самая тяжкая часть его миссии. «Я тибетец. Думаю, 99% всех тибетцев мне доверяют, возлагают на меня свои надежды. Так что мой нравственный долг – служить им». Но как выполнить это обязательство? Более 3 млн. его единоверцев живут в Китае. В Пекине называют «просветленного» то демоном, то сепаратистом, который замышляет отколоть Тибет от Поднебесной.

В документальном фильме, снятом тибетскими кинематографистами, он признается: «Я бессилен. Преданность тибетцев может стать наказанием». И тут Далай-лама предстает перед миром как трагическая фигура. Ведь в течение многих лет он посылает Пекину один и тот же сигнал: предоставьте нам подлинную автономию в составе КНР, позвольте только тибетцам сохранить свой образ жизни и веру. Такой подход, объясняет он, соответствует учению Будды, который отвергал крайности, предпочитая «средний путь».

Но дело не только в канонах веры. Бороться за независимость против могущественной державы бессмысленно, это приведет лишь к кровопролитию. Когда три года назад в Лхасе вспыхнул бунт, десятки людей погибли, китайская военная полиция железной рукой восстановила порядок.

Парадокс состоит в том, что, беспрекословно поклоняясь своему наставнику, зарубежные тибетцы, особенно молодые, разочаровываются в «среднем пути» и требуют суверенитета для Тибета. Опросы эмигрантов это подтверждают. Далай-лама с его проповедью ненасилия и сострадания к людям все больше уподобляется одинокому праведнику.

Но что же все-таки будет, когда он подойдет к концу своего жизненного пути? У Пекина есть четкий ответ. Издан указ, устанавливающий, что перевоплощения «живых будд» будут утверждать китайские власти. Прецедент есть, но сомнительный. В ХVIII веке во время правления маньчжурской династии резиденты Пекина иногда вытягивали из золотой вазы бумажки с именами будд или присутствовали при этой церемонии.

Но, во-первых, маньчжуры – это не китайцы. Во-вторых, мальчиков – кандидатов в Далай-ламы и других «высших иерархов тибетской Церкви» все равно находили наиболее авторитетные ламы.

«Тибетское население никогда не примет назначенца Пекина. У мальчика, которого отберут в Китае, будет безрадостная судьба. Тибетцы будут к нему плохо относиться, потому что он станет инструментом властей. Если Его Сиятельство умрет, то, по моему мнению, тибетцы в соответствии с решениями, принятыми правительством в изгнании, изберут его преемника», – сказал мне музыкант Лотен Намлинг, живущий, как и многие тибетцы, в эмиграции.

Сам Далай-лама говорит, что следующее его перевоплощение может возникнуть в любой стране, но только не в коммунистическом Китае.

После изматывающих зарубежных турне он всегда возвращается в свою обитель Маклеод Гандж в Дхарамсале. Летом, в пору беспощадной жары, этот городок в горах становится оазисом прохлады.

Недаром его полюбил лорд Элгин, британский вице-король Индии (1862–1863). Там Элгин и умер. А уже в 60-х годах ХХ века его летняя резиденция была приобретена правительством Индии и передана Далай-ламе. Утопающая в тени деревьев, издали она выглядит как дворец сановника.

Но стоит войти внутрь, как сразу видишь, что дворец давно обжили беженцы и служащие правительства в изгнании. Мне не довелось побывать в апартаментах Далай-ламы. Но, думаю, уединения и там не найти. Да и не ищет он покоя. При каждой возможности встречается то с ходоками с родины, то с буддистами из других стран. Объясняет им, что не все потеряно, будущее руководство Китая может смягчить отношение к Тибету. Хотелось бы верить, что это так.

Владимир Скосырев, Независимая газета