Ван Лисюн. Мои четыре встречи с Его Святейшеством Далай-ламой. Встреча первая
10 декабря 2011. Разместил: savetibet
Продолжаем публикацию фрагментов книги «Приоткрывая Тибет», ставшей результатом сотрудничества китайского публициста Ван Лисюна и тибетской писательницы Восер. В первую ее часть, «Слова безголосого Тибета», вошли стихи и эссе Восер, а во вторую, «В поисках ключей к Тибету» ― статьи Ван Лисюна. «Можно сказать, что эта книга обернулась для нас судьбой, ― пишет в предисловии Ван Лисюн, ― ведь во время работы над ней Восер стала моей любимой женой, а я ― «приемным сыном» тибетского народа. Большинство эссе в этой книге были рождены вдохновением, которое мы дарили друг другу. Восер распахнула мое сердце навстречу сильному духом тибетскому народу. Она вселила в меня надежду на то, что тибетцы и китайцы смогут возвести мост над разделяющей их пропастью. Наша совместная работа над этой книгой ― символ того, что окончательное разрешение тибетского вопроса потребует твердой решимости с обеих сторон»....
Начало
Его Святейшество Далай-лама вручает награду "Свет истины" Международной кампании в поддержку Тибета
Ван Лисюну. 2009 год. Фото: AP Photo/Susan Walsh
У.А. занимался организацией нашей встречи с Далай-ламой. Весной 2001 года он прислал мне приглашение от Международной кампании в поддержку Тибета с просьбой приехать в Америку для обсуждения тибетской проблемы. После того как представитель американского консульства прочитал письмо, он внимательно посмотрел на меня, произнес «No problem» и выдал мне визу. Подозреваю, что я, вероятно, был первым китайцем с материка за много лет, подавшим заявку на визу с такого рода приглашением.
У.А. заранее отправил мне билет на самолет. По приезду в Вашингтон я снова остановился у него дома, как уже останавливался до этого несколько раз. Несмотря на недавнее знакомство, мы чувствовали себя друзьями. На следующий день к У.А. пришел Л.Д. и мы вместе отведали тибетские, западные и китайские блюда, которые приготовил У.А.
Согласно первоначальному плану я должен был встретиться с Далай-ламой где-то 25-27 мая в Лос-Анджелесе. Точная дата зависела от личного расписания Далай-ламы. Л.Д. рассказал мне, что он разделил мое время с Далай-ламой на две встречи. Первая встреча произойдет в Вашингтоне. Она не продлится долго и будет, по большей части, церемониальной, чтобы мы смогли поближе узнать друг друга. Тогда я смогу задать несколько вопросов.
Вторая встреча произойдет в Лос-Анджелесе, так как у Далай-ламы там будет намного больше свободного времени. Наш основной разговор произойдет именно там и может продлиться значительно дольше. Кроме того, наша беседа сможет быть более приятныой, так как мы уже будем знать друг друга, станем друзьями и сможем заранее обдумать вопросы после нашей первой встречи.
Я спросил Л.Д., можно ли сделать мою встречу и беседу с Далай-ламой публичной? Он ответил, что с их стороны никаких возражений, так как ничего секретного в этом нет. Однако они не стали бы брать на себя такую инициативу, в основном ради моей собственной безопасности. Решение зависело только от меня. Я задал этот вопрос не из желания записать интервью или опубликовать что-либо, но из соображений безопасности. Если бы правительство Китая узнало о нашей встрече и после моего возвращения в страну стало бы допрашивать меня, безопаснее для меня было бы рассказать правду. Попытка ускользнуть от ответа навела бы на серьезные подозрения. Я почувствовал облегчение, когда Л.Д. не стал просить меня сохранить нашу встречу в тайне. Я встречался с Л.Д. лишь три раза, но уже начал восхищаться им и понял, почему Далай-лама так во всем полагается на него.
Он обладал ясным аналитическим умом и был очень представительным. Он сыграл очень важную роль в том, что Тибет в эмиграции добился такого успеха в международном сообществе. Я слышал, что сначала при тибетском правительстве в эмиграции он был калоном, пока не покинул кабинет и не посвятил себя целиком работе в качестве личного представителя Далай-ламы. Он обосновался в Соединенных Штатах. Большинство мероприятий Далай-ламы, особенно связанных с важнейшими вопросами по взаимодействию с правительством США и установлению контакта между Тибетом в эмиграции и китайским правительством, устраивал именно он. Обычно, он всегда занимается организацией международных визитов Далай-ламы и сопровождает его.
После встречи с Л.Д. я поехал в Нью-Йорк и Бостон. В промежутке между поездками я посетил семинар в Гарвардском университете. У.А. и я обменялись мнениями о Соглашении из 17 пунктов. 2001 год стал годом 50-й годовщины договора о «мирном освобождении», заключенном между Пекином и Лхасой (также известном как Соглашение из 17 пунктов). Пекин широко праздновал это событие, по мнению же Тибета в эмиграции этот договор был подписан незаконно под угрозой применения насилия. Я сказал, что Соглашение из 17 пунктов действительно было подписано под угрозой применения военной силы, однако, если основываться только на этом факте, договор нельзя назвать незаконным, так как многие важные пакты в истории заключались в результате военных действий. Чтобы определить законность или незаконность Соглашения из 17 пунктов, мы должны посмотреть на него с другой точки зрения. Договор, будучи соглашением, подписанным двумя сторонами, должен соблюдаться, и соблюдаться полностью, а не частично, когда игнорируются некоторые из его условий.
В Соглашении из 17 пунктов статьи, предусматривающие сохранение тибетской политической системы, сохранение роли Далай-ламы, непринуждение Тибета к проведению реформ, защиту тибетской религии и т.д., не исполнялись с марта 1959 года. Эти изменения не были ратифицированы другой стороной договора, региональным правительством Тибета и Далай-ламой. При таких обстоятельствах Соглашение из 17 пунктов следует считать утратившим юридическую силу. Соглашение из 17 пунктов является первым законным документом, подписанным тибетской стороной, в которой признается принадлежность Тибета Китаю. Если он признается не имеющим юридической силы, тогда становится недействительным и договоренность о том, что Тибет принадлежит Китаю. В этом основа существования тибетской проблемы. Поэтому, чтобы решить тибетский вопрос, лучшим выходом для китайского правительства и Тибета было бы заключение нового соглашения, которое бы закрепляло принадлежность Тибета Китаю. В настоящий момент единственный человек, к которому прислушивается большинство тибетцев, ― это Далай-лама. Помимо него нет никого, кто смог бы объединить сильно разрозненную тибетскую нацию. В международном сообществе на Далай-ламу смотрят как на представителя тибетского народа. Он обладает достаточной властью, но в то же время, он неоднократно повторял, что Тибет может остаться в составе Китая. Если бы был создан законный документ, удостоверяющий суверенитет Китая над Тибетом, который бы подписал Далай-лама, то ни тибетцы, ни международное сообщество не смогли бы оспорить факт принадлежности Тибета Китаю. В таком случае уже не останется основания для борьбы за независимость Тибета. В связи с этим, я уверен, что Китаю следует воспользоваться подобной возможностью и подписать такой документ, пока 14-й Далай-лама еще жив и здоров. После его смерти такой шанс будет утрачен навсегда, так как в вопросе о том, принадлежит или не принадлежит Тибет Китаю, никто не сможет повлиять на весь тибетский народ, кроме Далай-ламы.
После семинара ко мне подошла тибетская женщина и сказала, что она может согласиться с моими словами, однако, по ее мнению, мои взгляды на Тибет, которые я выражал ранее, вдохновляли Китайскую коммунистическую партию и помогли ей усилить свой контроль в Тибете. Получалось, что я служил компартии Китая и консультировал их. Другой тибетец из юридической школы Гарварда рассказал мне, что они готовят совещание по тибетскому вопросу и планировали пригласить меня поучаствовать в нем. Однако в то же время они пригласили и официального представителя из Объединенного фронта.
Но представитель Объединенного фронта заявил, что отказывается от участия, если на совещании буду присутствовать я, поэтому у них не оставалось выбора, как пригласить меня в следующий раз. Меня позабавило то, что моя позиция раздражает обе стороны. Я ответил тибетской женщине, что, возможно, коммунисты тоже считают, что я служу на стороне Тибета в эмиграции. Но я совсем не тактик из эпохи Чуньцю-Чжаньго, когда полководцы принимали ту сторону, которая больше платила. Моя вера в то, что обе стороны могут оказаться в выигрыше, имеет под собой принципы. Все, что я делал, я делал в надежде предотвратить или смягчить конфликты между нациями и сделать разные народы счастливыми в равной мере.
23 мая, в день 50-летия со дня принятия Соглашения из 17 пунктов, я снова приехал в Вашингтон. Далай-лама уже был там. В тот день он встречался с президентом Бушем в Белом доме. Моя встреча с Далай-ламой была назначена на следующий день, 24 мая 2001 года. Погода в тот день была ясная, ярко светило солнце. Время встречи было назначено на 10 часов утра. У.А. провел меня по подземным переходам отеля Парк Хаят, в котором остановился Далай-лама. Так как мы приехали намного раньше назначенного времени, у нас оставалось достаточно времени на завтрак. Парк Хаят - это высоколассный отель. По пути к нему мы увидели небольшую группу тибетцев в национальных костюмах, многие из которых пришли семьями. Перед нашей встречей Далай-лама встречался с тибетцами, живущими в Вашингтоне. Внутри и снаружи отеля было много разных людей, которые, казалось, имеют какое-то отношение к Тибету или Далай-ламе, или пытаются показать своего рода участие. Для американцев Далай-лама это не только религиозный лидер и политическая фигура, но и звезда. Очень многие американские звезды кино и певцы являются его последователями, и поэтому его считают звездой среди звезд, и у него много поклонников.
Встреча с Далай-ламой носит подчеркнуто официальный характер, и нужно одеться соответствующим образом. (У.А. был недоволен [китайским художником] Вэй Цзиншэнэм, который явился на встречу к Далай-ламе в шортах). Я никогда не носил костюмов и даже не мог завязывать галстук. На этот раз я привез из Китая синюю китайскую традиционную рубашку на пуговицах специально по случаю встречи с Далай-ламой. Китайская одежда не такая сложная, как западная, но она также подходит для формальных случаев. Она традиционная! Более того, к западной одежде всегда можно придраться, а традиционный китайский костюм, хоть он и стоит всего 30 долларов, никто не станет критиковать. Как раз в то время как я восхищался своей сообразительностью, У.А. сказал, что моя одежда может вызвать сложности, так как люди вокруг отеля заметили меня. Каждый мог безошибочно определить с первого взгляда, что в отель, в котором остановился Далай-лама, пришел китаец.
Если бы на мне был костюм, то как бы плохо он ни сидел, я бы никогда не привлек к себе внимание. Люди бы приняли меня за обычного немного неряшливого азиата. Но китайская рубашка ярко выделялась на общем фоне, так как тибетская проблема была конфликтом между Тибетом и Китаем. Могло показаться странным, что делает здесь человек в традиционной китайской одежде. Все, кто заметил меня, должно быть, задались этим вопросом. У.А. начал переживать, не снимает ли кто-нибудь меня на видеокамеру или фотоаппарат. Это было вполне вероятно, так как, наверняка, кто-то из разведывательного управления Китая наблюдал за действиями Далай-ламы в Соединенных Штатах. Возможно, они были совсем неподалеку. Но мы уже вошли в отель, и не было смысла больше задумываться об этом. В отеле было много охраны. Защиту Далай-ламы обеспечивало американское правительство. На первом этаже уже находились представители безопасности и телохранители с собаками. На лифте мы поднялись на этаж, где остановился Далай-лама и сначала подождали немного во внешней комнате.
В комнате работало несколько человек. Один из них даже привел с собой детей, поэтому обстановка не казалась напряженной. Президент Международной кампании в поддержку Тибета тоже был здесь. Я беседовал с ним, когда в последний раз приезжал в Америку. Раньше он работал юристом. По случайному совпадению, поехав в Тибет в отпуск в 1987 году, он стал свидетелем «волнений» в Лхасе. Он был там в то время и все видел своими глазами, и это зрелище изменило всю его жизнь. С тех самых пор он посвятил себя международному движению в поддержку Тибета. Этот человек произвел на меня очень хорошее впечатление: простой, добрый, идеалист, но не до фанатизма. Мы очень хорошо поладили. У.А. также представил мне секретаря Далай-ламы. Сначала он отвечал за безопасность Далай-ламы и его окружения, а потом стал его секретарем. Это был высокий человек приятной внешности, одетый в костюм и кожаные туфли.
Мы были заняты беседой, когда вдруг вбежал человек и позвал нас пройти. Мы тут же поднялись и поспешили за ним. Далай-лама жил в закрытом крыле, возможно, в так называемых президентских апартаментах. Перед дверью стояло несколько охранников. Когда мы подошли, дверь уже была открыта, и в комнате было много людей. Мне показалось, что их целая толпа. Прямо перед собой в этой толпе я увидел Далай-ламу. Он стоял в центре, одетый в красную сутану, слегка ссутуленный, внимательно глядящий в проем двери. Это была его обычная поза. Я ожидал увидеть его в каком-нибудь зале, и совсем не думал, что он будет ждать меня у двери. Позже я узнал, что незадолго до этого он принимал тибетцев, живущих в Вашингтоне, и поднялся на своем личном лифте. Этот лифт в президентских апартаментах располагался рядом с дверью, но на некотором расстоянии от его комнаты. Поэтому он не стал возвращаться к себе в комнату, а дожидался меня у двери. Именно поэтому его помощники так нас торопили. Было и так уже слишком, что Далай-ламе приходилось нас ждать. Мы не могли заставить его ждать слишком долго.
Я подошел к Далай-ламе, сложив ладони у сердца, и сказал ему на тибетском: «Здравствуйте». Далай-лама ответил мне на китайском: «Ни хао». Его голос был громким и четким. Затем мы пожали руки, не обычным церемониальным пожатием, а обеими руками, сомкнутыми вместе. Далай-лама задержал мои ладони, посмотрел на меня внимательно и сказал: «Я уже знаю вас. Я читал ваши статьи. Я счастлив встретиться с вами». Он произнес это на тибетском, и У.А. перевел мне. Я также произнес несколько приветственных слов в знак вежливости. Затем Далай-лама взял меня за руку и повел в свою комнату. Эта сцена поразила меня. Это был очень длинный коридор, ярко освещенный, по обеим сторонам было много комнат и более десяти дверей. Напротив каждой из дверей стоял охранник от американского правительства. Все они были высокими, крепкими, с короткой стрижкой, одеты в темные костюмы, у каждого в ухе был наушник. Не знаю, зачем им нужно было стоять возле каждой двери. Может, они защищали от внезапного появления убийц? Далай-лама вел меня за руку по длинному коридору. Все было похоже на кадр из фильма: лама в красной сутане, китаец в синей рубашке и безмолвная толпа, следующая за ними. Руки Далай-ламы были теплыми и мягкими.
Когда мы зашли в гостиную, по тибетскому обычаю я вручил Далай-ламе хадак. За день до этого У.А. приготовил его для меня. Далай-лама взял у меня хадак, отложил его в сторону, и мы сели. Далай-лама посмотрел на меня, а я посмотрел на него, и он заулыбался, но ничего не сказал. Вдруг он потянулся ко мне и приблизил мою голову к себе. Я не знал, что он собирается сделать, и подумал, что он хочет что-то сказать мне на ухо. Я пытался угадать, что он хочет мне сказать, но, если бы он говорил по-тибетски, я бы все равно не понял ни слова. Но неожиданно он прислонил свою голову к моей. Это соприкосновение длилось очень долго, секунд десять или двадцать. Хотя я не чувствовал никакого потока тепла, входящего в меня, или чего-то подобное, я был уверен, что это, должно быть, очень глубокое благословение. У буддистов это считается высшей честью. После того как наши головы разомкнулись, я почувствовал, что Далай-лама немного взволнован. Я видел это по его глазам и даже заметил, что они немного увлажнились. Не знаю, было ли так на самом деле, или это всего лишь плод моего воображения. Возможно, он увидел во мне представителя ханьского народа, который веками жил на землях, соседствующих с Тибетом. В прошлом он встречался с несколькими ханьцами, но эти люди в основном были эмигрантами, утерявшими свои китайские корни, или же ханьцы были в общей толпе и не слишком выделялись. Кроме Далай-ламы и меня в комнате находился У.А., Л.Д. и главный секретарь Далай-ламы. Главному секретарю было около 50 лет, он был высокого роста и носил очки. Все знали, что он родом из прославленной семьи тибетских аристократов. Далай-лама начал говорить. Содержание его речи сводилось к следующему: согласно ли с этим китайское правительство или нет, но проблема Тибета определенно существует, и ее нельзя игнорировать. Весь мир знает о тибетском вопросе и заинтересован в его решении.
То, что проблема остается нерешенной выливается в страдание тибетского народа, но это также неблагоприятно и для Китая. Это не только портит имидж Китая в глазах международного сообщества, но и усугубляет другие проблемы Китая, например с Тайванем, у которого в свете тибетского вопроса появляется много сомнений и оговорок. Поэтому решение тибетского вопроса необходимо не только Тибету, но и Коммунистической партии Китая.
Чтобы показать, что он не выступает против китайского правительства, Далай-лама сказал мне на китайском языке: «Я не против коммунизма!». Он объяснил, что его работа доказывает, что он по многим вопросам поддерживает социализм и коммунизм. Он даже рассказал мне курьезный случай. Когда он посещал Тайвань, он то же самое на китайском сказал [бывшему вице-президенту Тайваня] Лянь Чжаню: «Я не против коммунизма!», а тот ответил: «Я против коммунизма!». Далай-лама весело засмеялся. Его смех был очень заразителен.
Затем он сказал, что китайское правительство настойчиво повторяет, что Тибет ― это часть Китая, что он не может стать независимым ― они словно начитывают строки святых писаний снова, снова и снова. А сам он то и дело говорит, что Тибет не претендует на независимость, тоже будто повторяя строки святых писаний. Обе стороны продолжают усердствовать в своей начитке, но одной начиткой делу не поможешь. Первый шаг на этом пути ― общение и обсуждение. Правда, на настоящий момент сложность заключается в том, что китайское правительство отказывается от какого бы то ни было общения. Он пошутил, что, вероятно, больше половины интеллектуальной мощи китайского правительства занято подозрениями. Они только и делают, что представляют себе, как все остальные плетут против них заговоры. Но если человека переполняют подозрения и страхи, он не способен действовать. Более того, сказал Далай-лама, с одной стороны он придает большое значение диалогу с китайским правительством. С другой, он считает важным, чтобы между двумя народами установился контакт. Именно этим обусловлена значимость нашей с ним встречи. Раньше он встречался с ханьцами, которые жили в эмиграции и не могли вернуться к себе в страну. Но образованные люди, которые способны объективно оценить тибетскую проблему, а затем поделиться своими наблюдениями и замечаниями в Китае, могут быть полезны не только своей помощью тибетскому народу и содействием поиску решения тибетского вопроса, но, прежде всего, тем, что они помогут ханьцам понять Тибет. Далай-лама был очень красноречив. Каждый день ему приходится выступать с речами по разным случаям, и у него накопился большой опыт. Его речь была ясной и логичной. Все пункты взаимосвязаны. Дикция была простой и четкой.
Люди, которые знали его, говорили мне, что раньше, когда Далай-лама встречался с ханьцами, их беседы редко бывали глубокими и задушевными. Порой ему нравилось возвращаться в прошлое и вспоминать о том, каким был Тибет в 50-е годы и как он встречался с Мао Цзэдуном. Ханьцы цеплялись за эти темы, начинали задавать вопросы, он отвечал, и тут выяснялось, что отпущенное на их беседу время уже почти истекло. В итоге, такие встречи были скорее церемониальными, нежели продуктивными. Поэтому, я не планировал задавать ему вопросы и проводить интервью. Так как наша беседа была сильно ограничена по времени, я бы все равно не смог задать много вопросов и сделать хорошее интервью. Лучше было за это время высказать все, что было у меня на уме. Л.Д. и У.А. так стремились организовать нашу встречу, потому что они хотели, чтобы я сказал Далай-ламе то, что он не сможет услышать ни от кого другого.
На эту встречу было отведено всего полчаса, и половина этого времени уходила на перевод. Поэтому, после того как Далай-лама закончил свою речь, у меня осталось совсем мало времени. Главное, что я сказал Далай-ламе, заключалось в следующем: если смотреть на Тибет как на часть Китая, то и Далай-ламу следует воспринимать как лидера китайского народа, а не только лидера тибетцев. Тибетский вопрос ― это не отдельная проблема. Это часть большого китайского вопроса.
Не решив китайский вопрос, нельзя решить и тибетский. Я имел в виду, что если политическая система в Китае не изменится, и если придется иметь дело с однопартийным режимом Пекина, то тибетская проблема никак не может быть решена окончательно. Тибетский вопрос может быть решен только в том случае, если тоталитарное общество в Китае изменится на плюралистическое и открытое государство. В связи с этим, сказал я Далай-ламе, я надеюсь, что он будет направлять свою энергию не только на решение тибетского вопроса, но и на решение китайской проблемы в целом. В ответ на это, Далай-лама шутливо отметил, что за одно то, что он поднял тибетский вопрос, на него уже повесили ярлык сепаратиста. А если он начнет вмешиваться и во внутренние дела Китая, то кто знает, кем еще они его назовут? Если оставить в стороне шутки, то, казалось, что он был согласен с основными выводами ― с тем, что тибетский вопрос по-настоящему можно решить лишь после решения китайского. Во время той встречи произошел необычный эпизод. Как только мы начали нашу с Далай-ламой беседу, буквально спустя несколько предложений, в комнате сработала пожарная сигнализация. Охрана бегала по коридору, выясняя, что произошло, и я слышал, как кто-то говорил по рации, что центральный офис тоже проводит проверку. Поднялась неимоверная суета. Далай-лама сделал паузу и спросил, что случилось. Но служащие не могли ни найти причину, ни остановить сирену. И Далай-лама продолжил говорить со мной под вой сирены. Одному из охранников пришлось закрыть сигнализацию руками, чтобы ее звук не слишком нас отвлекал. Прошло десять с лишним минут, прежде чем сирена, наконец, замолчала. Позже я спросил У.А. о случившемся и пошутил, что не знал, что это был за знак. У.А. что-то пробурчал и не стал продолжать эту тему. Согласно тибетскому мировоззрению, это, однозначно, было каким-то знаком и должно было иметь объяснение. Я не стал дальше его расспрашивать, так как сам мог иметь к этому какое-то отношение. Может быть, сигнализация сработала, чтобы показать, что мое появление может повлечь за собой что-то неблагоприятное, или она означала, что наша с Далай-ламой встреча могла что-то «воспламенить».
Вскоре время подошло к концу. Л.Д. и секретарь Далай-ламы начали часто поглядывать на часы и, наконец, ясно дали нам понять, что нужно заканчивать. Перед тем как попрощаться, я передал Далай-ламе несколько фотографий, которые были сделали во время Культурной революции в Тибете. Эти фотографии сделал один тибетец, которого уже нет в живых. Я сказал Далай-ламе, что события времен Культурной революции, без сомнения, оставили тяжелые воспоминания в сердцах тибетцев, но история есть история, и ее невозможно забыть, да и нельзя забывать. В Тибете осталось мало напоминаний о Культурной революции. Именно поэтому эти фотографии представляли большую ценность. Далай-лама с воодушевлением рассматривал каждую фотографию. На одной из них он узнал человека в высоком колпаке с разрисованным лицом, подвергнутого публичному осмеянию. Это был аристократ, которого в свое время он хорошо знал. На другой фотографии были хунвэйбины с большим пропагандистским плакатом, шагающие по улице Бакхор.
На плакате был изображен «освобожденный раб» с метлой в руках. Под его метлой были фигурки, похожие на клоунов. Одной из них был Далай, второй – Панчен. Далай-лама смеялся то над одной фотографией, то над другой. Но он никак не прореагировал на фотографию, на которой женщина из Красной гвардии с очевидными чертами тибетянки топором крушила золоченную крышу храма. Тибетцы собственными руками рушили храмы, в которых молились веками. Это время осталось загадкой, даже для Далай-ламы. Как только мы покинули гостиную, тут же в коридоре мы встретили группу людей, которые направлялись на встречу с Далай-ламой. Они несли с собой всевозможное телевизионное оборудование. У.А. сказал мне, что женщина, которая шла впереди, была самой известной чернокожей телеведущей в Америке. Мы прошли мимо них, между нашими встречами было всего несколько секунд. Мне стало ясно, каким напряженным был день Далай-ламы. Л.Д. вышел вместе с нами и предложил посидеть в баре внизу.
Он не мог сопровождать Далай-ламу в Лос-Анджелес, так как Далай-лама только что встретился с президентом Бушем, и у него было много дел, которые нужно было завершить в Вашингтоне. Поэтому он попрощался со мной в отеле. Он сказал, что после полугода усилий он, наконец-то, удовлетворен тем, что ему удалось организовать нашу с Далай-ламой встречу. Он надеялся теперь, что, когда я приеду в Лос-Анджелес, у меня будет более глубокая беседа с Далай-ламой. Я поблагодарил его от всего сердца.
В тот же день Далай-лама должен был выступать на церемонии присуждения степеней на факультете по подготовке одаренных студентов, проявляющих интерес к политике и дипломатии. Название учебного заведения было очень длинным: Университет им. Джонса Хопкинса, факультет углубленного изучения международных отношений. Я слышал, что этот факультет закончили многие высокопоставленные чиновники американского правительства. У этого факультета была старинная традиция ― каждый год перед окончанием занятий выпускники голосованием выбирали знаменитость, чье выступление они больше всего хотели бы услышать на заключительной церемонии. В тот год по итогам голосования был выбран Далай-лама. Поэтому школа пригласила его выступить на церемонии. Так случилось, что день церемонии совпал с его визитом в Вашингтон. Правительство Тибета в эмиграции всегда славилось своими связями с общественностью и высоко ценило факультет, который готовит будущих руководителей Америки. Поэтому Далай-лама принял приглашение.
У.А. достал два билета для меня. У него было много работы, и он много раз участвовал в мероприятиях подобного рода, поэтому он не мог пойти со мной. Так уж случилось, что у меня была знакомая, которая очень хотела пойти. Так что я назначил ей встречу, она могла также и попереводить для меня. В то утро я уже наблюдал жесткие меры безопасности, поэтому опасался, что и теперь нам придется проходить проверку. На церемонию вручения университетских степеней приходит много людей, поэтому проверка наверняка заняла бы много времени. Поэтому мы пришли на полчаса раньше, но на входе не было никакого досмотра. Вероятно, потому что Далай-лама на церемонии был всего лишь гостем, а не главным героем программы. Так что его охрана не имела возможности проверить каждого участника. С учетом отсутствия досмотра на этом мероприятии, строгие меры предосторожности того утра казались абсолютно бессмысленными, так как возможный убийца, естественно, не пошел бы на утреннюю аудиенцию, а выбрал бы место, подобное этому, куда было очень просто пробраться и откуда можно было легко скрыться.
Перед началом вручения первыми в зал вошли выпускники. На головном уборе одного из выпускников была приклеена надпись со словами “Free Tibet” («Свободный Тибет»), которая сильно выделялась среди моря черных шапок. Свидетелями подобных сцен можно было стать не только на мероприятиях, где присутствовал Далай-лама. В прошлом году во время моей поездки на праздничный фестиваль, проводимый в деревушке в Новой Англии, я тоже видел тибетский флаг с заснеженными горами и львами. Там даже было несколько человек, которые собирали деньги в поддержку Тибета в эмиграции. Для нас, долгое время проживших в Китае, было трудно представить, как сильно тибетский вопрос влиял на западный мир.
Вслед за выпускниками вошли гости. Далай-лама шел во главе процессии. Публика взорвалась бурными приветствиями, которые в большей степени относились к Далай-ламе. Гости прошли по центральному проходу и поднялись на сцену.
Я сидел на четвертом месте от прохода, а моя знакомая ― на третьем. Далай-лама остановился прямо за нами и поцеловал ребенка. Позже моя знакомая с сожалением говорила, что, если бы она сидела на крайнем месте, у нее бы был шанс поговорить с Далай-ламой, она бы смогла представить меня ему как китайского писателя, изучающего тибетскую проблему. Я не говорил ей, что незадолго до этого встречался с Далай-ламой.
Перед тем как слово дали Далай-ламе, с речью выступил президент университета и еще несколько человек. Среди них был заместитель министра департамента обороны, выпускник этого факультета. Он объяснил, в чем состоят обязанности заместителя министра департамента обороны, и пошутил, что, если кому-то будет интересно, сколько ракет нацелил Китай на США, то можно спросить его. Подобная шутка показала, что американские военные организации ставят Китай на место развалившегося Советского Союза.
Речь Далай-ламы шла последней. Сначала он говорил на тибетском, рядом стоял тибетец и переводил. Затем он заговорил на английском, и переводчик уже был не нужен. Он сказал, что, на самом деле, умеет говорить по-английски. Хотя произношение его было не очень хорошим, он мог ясно выражать свои мысли. Тогда почему он сперва говорил на тибетском? Потому что рядом стоял переводчик. Если бы он не сказал ни слова на тибетском, он мог бы оставить переводчика без работы. Его речь была наполнена юмором, и публика часто смеялась. Главная идея лекции заключалась в том, что у всех людей должны быть знания и умения, они должны быть образованы. Молодые люди поступили на этот факультет, чтобы получить знания и умения. Но одних только знаний и умений недостаточно. Если молодые люди не будут чувствовать сострадание к человечеству и ответственность перед обществом, то все их знания и умения принесут вред ― их разрушительная сила скажется на жизни других людей, а в конечном итоге и на их собственной жизни. Без чувства сострадания и ответственности перед всеми, чем больше знаний и умений они будут накапливать, тем более разрушительными они окажутся. Поэтому знания и умения пойдут во благо, только если их обладатель будет чувствовать сострадание и ответственность перед обществом. Его речь попала бы прямо в точку, если бы она прозвучала в образовательных учреждениях Китая. Высшие учебные заведения Китая сегодня способны наводнить страну профессионалами. Их выпускники ― очень умные и способные, каждый в своей профессиональной области, но в них нет сострадания и чувства ответственности перед обществом и человечеством.
Очень часто они направляют свои способности, причем весьма эффективно, во вред другим. Сегодня такое в Китае не редкость. После своей речи Далай-лама сразу же спустился со сцены. Публика провожала его бурными аплодисментами, которые не умолкали долгое время. Далай-лама часто оборачивался и благодарил публику. Нас не интересовало продолжение церемонии, поэтому мы тоже ушли. Колонна его машин тронулась. Люди по обе стороны дороги тепло приветствовали его машину. Женщина репортер по мобильному телефону передавала новости. Там же был и президент Международной кампании в поддержку Тибета. Он поприветствовал меня и поспешил прочь.
На улице стоял солнечный свежий весенний день. Мне внезапно пришла в голову мысль, как на все это посмотрят в другой части света, в Пекине. Вчера отмечали 50-ю годовщину подписания Соглашения из 17-ти пунктов. Президент Буш предпочел в этот день встретиться с Далай-ламой и не где-нибудь, а в Белом доме. Пекин, без сомнения, воспримет подобное совпадение как запланированную провокацию. Утром, когда я встречался с Далай-ламой, он счел необходимым подчеркнуть, что дата этой встречи не имеет особого значения, это всего лишь совпадение. Если бы расписание составляли только американцы, то, уверен, они бы не придали этой дате особого значения. Но хотя американцы выпустили это из виду, тибетское правительство в эмиграции не должно было об этом забывать. Для Пекина подобные совпадения, без сомнения, означают резкое обострение ситуации. Недавно Конгресс США выпустил новый законопроект, касающийся политики по Тибету. Документ предполагал усиление поддержки Тибета в эмиграции. Одновременно с визитом Далай-ламы в Америку сюда же приехал и [экс-президент Тайваня] Чэнь Шуй-бянь. Его принимали как почетного гостя страны на одном уровне с Цзян Цзэминем и Чжу Жунцзы. Его передвижения, как и в двух предыдущих случаях, не были ограничены. Он встречался со многими конгрессменами, и у него было запланировано немало различных мероприятий. Мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани не встречался с Цзян Цзэминем, Чжу Жунцзы и Ли Пэном во время их визита в Нью-Йорк, называя их представителями тоталитаризма и виновниками резни 4 июня. Но, когда в Нью-Йорк приехал [экс-президент Тайваня] Чэнь Шуй-бянь, он не только встретился с ним, но и вручил ему золотой ключ почетного жителя Нью-Йорка. Во всем этом режим в Пекине, несомненно, увидит намеренную провокацию Китая, на которую Буш поел сразу после инаугурации.В Пекине еще больше уверятся в том, что различные силы, поддерживающие независимость Тибета и Тайваня, и прочие антикитайские элементы объединяются вследствие манипуляций Соединенных Штатов.
Так случилось, что я приехал в США как раз в это время и даже тайно встречался с Далай-ламой. Не воспримет ли это китайский режим как часть единого заговора?
Продолжение следует...
Перевод Елены Гордиенко
Далай-лама: Сторонники жесткой политики - прекрасные учителя терпению
Интервью Далай-ламы гонконгской газете SCMP (South China Morning Post)
Рано или поздно проблему [Тибета] решать придется. Придется посмотреть в глаза реальности. Нельзя вечно твердить, что в Тибете нет никаких проблем, а все неприятности лишь от этого злого демона Далай-ламы. Такие обвинения не устранят проблему. Так что рано или поздно, но мы должны будем найти решение.
Начало
Его Святейшество Далай-лама вручает награду "Свет истины" Международной кампании в поддержку Тибета
Ван Лисюну. 2009 год. Фото: AP Photo/Susan Walsh
У.А. занимался организацией нашей встречи с Далай-ламой. Весной 2001 года он прислал мне приглашение от Международной кампании в поддержку Тибета с просьбой приехать в Америку для обсуждения тибетской проблемы. После того как представитель американского консульства прочитал письмо, он внимательно посмотрел на меня, произнес «No problem» и выдал мне визу. Подозреваю, что я, вероятно, был первым китайцем с материка за много лет, подавшим заявку на визу с такого рода приглашением.
У.А. заранее отправил мне билет на самолет. По приезду в Вашингтон я снова остановился у него дома, как уже останавливался до этого несколько раз. Несмотря на недавнее знакомство, мы чувствовали себя друзьями. На следующий день к У.А. пришел Л.Д. и мы вместе отведали тибетские, западные и китайские блюда, которые приготовил У.А.
Согласно первоначальному плану я должен был встретиться с Далай-ламой где-то 25-27 мая в Лос-Анджелесе. Точная дата зависела от личного расписания Далай-ламы. Л.Д. рассказал мне, что он разделил мое время с Далай-ламой на две встречи. Первая встреча произойдет в Вашингтоне. Она не продлится долго и будет, по большей части, церемониальной, чтобы мы смогли поближе узнать друг друга. Тогда я смогу задать несколько вопросов.
Вторая встреча произойдет в Лос-Анджелесе, так как у Далай-ламы там будет намного больше свободного времени. Наш основной разговор произойдет именно там и может продлиться значительно дольше. Кроме того, наша беседа сможет быть более приятныой, так как мы уже будем знать друг друга, станем друзьями и сможем заранее обдумать вопросы после нашей первой встречи.
Я спросил Л.Д., можно ли сделать мою встречу и беседу с Далай-ламой публичной? Он ответил, что с их стороны никаких возражений, так как ничего секретного в этом нет. Однако они не стали бы брать на себя такую инициативу, в основном ради моей собственной безопасности. Решение зависело только от меня. Я задал этот вопрос не из желания записать интервью или опубликовать что-либо, но из соображений безопасности. Если бы правительство Китая узнало о нашей встрече и после моего возвращения в страну стало бы допрашивать меня, безопаснее для меня было бы рассказать правду. Попытка ускользнуть от ответа навела бы на серьезные подозрения. Я почувствовал облегчение, когда Л.Д. не стал просить меня сохранить нашу встречу в тайне. Я встречался с Л.Д. лишь три раза, но уже начал восхищаться им и понял, почему Далай-лама так во всем полагается на него.
Он обладал ясным аналитическим умом и был очень представительным. Он сыграл очень важную роль в том, что Тибет в эмиграции добился такого успеха в международном сообществе. Я слышал, что сначала при тибетском правительстве в эмиграции он был калоном, пока не покинул кабинет и не посвятил себя целиком работе в качестве личного представителя Далай-ламы. Он обосновался в Соединенных Штатах. Большинство мероприятий Далай-ламы, особенно связанных с важнейшими вопросами по взаимодействию с правительством США и установлению контакта между Тибетом в эмиграции и китайским правительством, устраивал именно он. Обычно, он всегда занимается организацией международных визитов Далай-ламы и сопровождает его.
После встречи с Л.Д. я поехал в Нью-Йорк и Бостон. В промежутке между поездками я посетил семинар в Гарвардском университете. У.А. и я обменялись мнениями о Соглашении из 17 пунктов. 2001 год стал годом 50-й годовщины договора о «мирном освобождении», заключенном между Пекином и Лхасой (также известном как Соглашение из 17 пунктов). Пекин широко праздновал это событие, по мнению же Тибета в эмиграции этот договор был подписан незаконно под угрозой применения насилия. Я сказал, что Соглашение из 17 пунктов действительно было подписано под угрозой применения военной силы, однако, если основываться только на этом факте, договор нельзя назвать незаконным, так как многие важные пакты в истории заключались в результате военных действий. Чтобы определить законность или незаконность Соглашения из 17 пунктов, мы должны посмотреть на него с другой точки зрения. Договор, будучи соглашением, подписанным двумя сторонами, должен соблюдаться, и соблюдаться полностью, а не частично, когда игнорируются некоторые из его условий.
В Соглашении из 17 пунктов статьи, предусматривающие сохранение тибетской политической системы, сохранение роли Далай-ламы, непринуждение Тибета к проведению реформ, защиту тибетской религии и т.д., не исполнялись с марта 1959 года. Эти изменения не были ратифицированы другой стороной договора, региональным правительством Тибета и Далай-ламой. При таких обстоятельствах Соглашение из 17 пунктов следует считать утратившим юридическую силу. Соглашение из 17 пунктов является первым законным документом, подписанным тибетской стороной, в которой признается принадлежность Тибета Китаю. Если он признается не имеющим юридической силы, тогда становится недействительным и договоренность о том, что Тибет принадлежит Китаю. В этом основа существования тибетской проблемы. Поэтому, чтобы решить тибетский вопрос, лучшим выходом для китайского правительства и Тибета было бы заключение нового соглашения, которое бы закрепляло принадлежность Тибета Китаю. В настоящий момент единственный человек, к которому прислушивается большинство тибетцев, ― это Далай-лама. Помимо него нет никого, кто смог бы объединить сильно разрозненную тибетскую нацию. В международном сообществе на Далай-ламу смотрят как на представителя тибетского народа. Он обладает достаточной властью, но в то же время, он неоднократно повторял, что Тибет может остаться в составе Китая. Если бы был создан законный документ, удостоверяющий суверенитет Китая над Тибетом, который бы подписал Далай-лама, то ни тибетцы, ни международное сообщество не смогли бы оспорить факт принадлежности Тибета Китаю. В таком случае уже не останется основания для борьбы за независимость Тибета. В связи с этим, я уверен, что Китаю следует воспользоваться подобной возможностью и подписать такой документ, пока 14-й Далай-лама еще жив и здоров. После его смерти такой шанс будет утрачен навсегда, так как в вопросе о том, принадлежит или не принадлежит Тибет Китаю, никто не сможет повлиять на весь тибетский народ, кроме Далай-ламы.
После семинара ко мне подошла тибетская женщина и сказала, что она может согласиться с моими словами, однако, по ее мнению, мои взгляды на Тибет, которые я выражал ранее, вдохновляли Китайскую коммунистическую партию и помогли ей усилить свой контроль в Тибете. Получалось, что я служил компартии Китая и консультировал их. Другой тибетец из юридической школы Гарварда рассказал мне, что они готовят совещание по тибетскому вопросу и планировали пригласить меня поучаствовать в нем. Однако в то же время они пригласили и официального представителя из Объединенного фронта.
Но представитель Объединенного фронта заявил, что отказывается от участия, если на совещании буду присутствовать я, поэтому у них не оставалось выбора, как пригласить меня в следующий раз. Меня позабавило то, что моя позиция раздражает обе стороны. Я ответил тибетской женщине, что, возможно, коммунисты тоже считают, что я служу на стороне Тибета в эмиграции. Но я совсем не тактик из эпохи Чуньцю-Чжаньго, когда полководцы принимали ту сторону, которая больше платила. Моя вера в то, что обе стороны могут оказаться в выигрыше, имеет под собой принципы. Все, что я делал, я делал в надежде предотвратить или смягчить конфликты между нациями и сделать разные народы счастливыми в равной мере.
23 мая, в день 50-летия со дня принятия Соглашения из 17 пунктов, я снова приехал в Вашингтон. Далай-лама уже был там. В тот день он встречался с президентом Бушем в Белом доме. Моя встреча с Далай-ламой была назначена на следующий день, 24 мая 2001 года. Погода в тот день была ясная, ярко светило солнце. Время встречи было назначено на 10 часов утра. У.А. провел меня по подземным переходам отеля Парк Хаят, в котором остановился Далай-лама. Так как мы приехали намного раньше назначенного времени, у нас оставалось достаточно времени на завтрак. Парк Хаят - это высоколассный отель. По пути к нему мы увидели небольшую группу тибетцев в национальных костюмах, многие из которых пришли семьями. Перед нашей встречей Далай-лама встречался с тибетцами, живущими в Вашингтоне. Внутри и снаружи отеля было много разных людей, которые, казалось, имеют какое-то отношение к Тибету или Далай-ламе, или пытаются показать своего рода участие. Для американцев Далай-лама это не только религиозный лидер и политическая фигура, но и звезда. Очень многие американские звезды кино и певцы являются его последователями, и поэтому его считают звездой среди звезд, и у него много поклонников.
Встреча с Далай-ламой носит подчеркнуто официальный характер, и нужно одеться соответствующим образом. (У.А. был недоволен [китайским художником] Вэй Цзиншэнэм, который явился на встречу к Далай-ламе в шортах). Я никогда не носил костюмов и даже не мог завязывать галстук. На этот раз я привез из Китая синюю китайскую традиционную рубашку на пуговицах специально по случаю встречи с Далай-ламой. Китайская одежда не такая сложная, как западная, но она также подходит для формальных случаев. Она традиционная! Более того, к западной одежде всегда можно придраться, а традиционный китайский костюм, хоть он и стоит всего 30 долларов, никто не станет критиковать. Как раз в то время как я восхищался своей сообразительностью, У.А. сказал, что моя одежда может вызвать сложности, так как люди вокруг отеля заметили меня. Каждый мог безошибочно определить с первого взгляда, что в отель, в котором остановился Далай-лама, пришел китаец.
Если бы на мне был костюм, то как бы плохо он ни сидел, я бы никогда не привлек к себе внимание. Люди бы приняли меня за обычного немного неряшливого азиата. Но китайская рубашка ярко выделялась на общем фоне, так как тибетская проблема была конфликтом между Тибетом и Китаем. Могло показаться странным, что делает здесь человек в традиционной китайской одежде. Все, кто заметил меня, должно быть, задались этим вопросом. У.А. начал переживать, не снимает ли кто-нибудь меня на видеокамеру или фотоаппарат. Это было вполне вероятно, так как, наверняка, кто-то из разведывательного управления Китая наблюдал за действиями Далай-ламы в Соединенных Штатах. Возможно, они были совсем неподалеку. Но мы уже вошли в отель, и не было смысла больше задумываться об этом. В отеле было много охраны. Защиту Далай-ламы обеспечивало американское правительство. На первом этаже уже находились представители безопасности и телохранители с собаками. На лифте мы поднялись на этаж, где остановился Далай-лама и сначала подождали немного во внешней комнате.
В комнате работало несколько человек. Один из них даже привел с собой детей, поэтому обстановка не казалась напряженной. Президент Международной кампании в поддержку Тибета тоже был здесь. Я беседовал с ним, когда в последний раз приезжал в Америку. Раньше он работал юристом. По случайному совпадению, поехав в Тибет в отпуск в 1987 году, он стал свидетелем «волнений» в Лхасе. Он был там в то время и все видел своими глазами, и это зрелище изменило всю его жизнь. С тех самых пор он посвятил себя международному движению в поддержку Тибета. Этот человек произвел на меня очень хорошее впечатление: простой, добрый, идеалист, но не до фанатизма. Мы очень хорошо поладили. У.А. также представил мне секретаря Далай-ламы. Сначала он отвечал за безопасность Далай-ламы и его окружения, а потом стал его секретарем. Это был высокий человек приятной внешности, одетый в костюм и кожаные туфли.
Мы были заняты беседой, когда вдруг вбежал человек и позвал нас пройти. Мы тут же поднялись и поспешили за ним. Далай-лама жил в закрытом крыле, возможно, в так называемых президентских апартаментах. Перед дверью стояло несколько охранников. Когда мы подошли, дверь уже была открыта, и в комнате было много людей. Мне показалось, что их целая толпа. Прямо перед собой в этой толпе я увидел Далай-ламу. Он стоял в центре, одетый в красную сутану, слегка ссутуленный, внимательно глядящий в проем двери. Это была его обычная поза. Я ожидал увидеть его в каком-нибудь зале, и совсем не думал, что он будет ждать меня у двери. Позже я узнал, что незадолго до этого он принимал тибетцев, живущих в Вашингтоне, и поднялся на своем личном лифте. Этот лифт в президентских апартаментах располагался рядом с дверью, но на некотором расстоянии от его комнаты. Поэтому он не стал возвращаться к себе в комнату, а дожидался меня у двери. Именно поэтому его помощники так нас торопили. Было и так уже слишком, что Далай-ламе приходилось нас ждать. Мы не могли заставить его ждать слишком долго.
Я подошел к Далай-ламе, сложив ладони у сердца, и сказал ему на тибетском: «Здравствуйте». Далай-лама ответил мне на китайском: «Ни хао». Его голос был громким и четким. Затем мы пожали руки, не обычным церемониальным пожатием, а обеими руками, сомкнутыми вместе. Далай-лама задержал мои ладони, посмотрел на меня внимательно и сказал: «Я уже знаю вас. Я читал ваши статьи. Я счастлив встретиться с вами». Он произнес это на тибетском, и У.А. перевел мне. Я также произнес несколько приветственных слов в знак вежливости. Затем Далай-лама взял меня за руку и повел в свою комнату. Эта сцена поразила меня. Это был очень длинный коридор, ярко освещенный, по обеим сторонам было много комнат и более десяти дверей. Напротив каждой из дверей стоял охранник от американского правительства. Все они были высокими, крепкими, с короткой стрижкой, одеты в темные костюмы, у каждого в ухе был наушник. Не знаю, зачем им нужно было стоять возле каждой двери. Может, они защищали от внезапного появления убийц? Далай-лама вел меня за руку по длинному коридору. Все было похоже на кадр из фильма: лама в красной сутане, китаец в синей рубашке и безмолвная толпа, следующая за ними. Руки Далай-ламы были теплыми и мягкими.
Когда мы зашли в гостиную, по тибетскому обычаю я вручил Далай-ламе хадак. За день до этого У.А. приготовил его для меня. Далай-лама взял у меня хадак, отложил его в сторону, и мы сели. Далай-лама посмотрел на меня, а я посмотрел на него, и он заулыбался, но ничего не сказал. Вдруг он потянулся ко мне и приблизил мою голову к себе. Я не знал, что он собирается сделать, и подумал, что он хочет что-то сказать мне на ухо. Я пытался угадать, что он хочет мне сказать, но, если бы он говорил по-тибетски, я бы все равно не понял ни слова. Но неожиданно он прислонил свою голову к моей. Это соприкосновение длилось очень долго, секунд десять или двадцать. Хотя я не чувствовал никакого потока тепла, входящего в меня, или чего-то подобное, я был уверен, что это, должно быть, очень глубокое благословение. У буддистов это считается высшей честью. После того как наши головы разомкнулись, я почувствовал, что Далай-лама немного взволнован. Я видел это по его глазам и даже заметил, что они немного увлажнились. Не знаю, было ли так на самом деле, или это всего лишь плод моего воображения. Возможно, он увидел во мне представителя ханьского народа, который веками жил на землях, соседствующих с Тибетом. В прошлом он встречался с несколькими ханьцами, но эти люди в основном были эмигрантами, утерявшими свои китайские корни, или же ханьцы были в общей толпе и не слишком выделялись. Кроме Далай-ламы и меня в комнате находился У.А., Л.Д. и главный секретарь Далай-ламы. Главному секретарю было около 50 лет, он был высокого роста и носил очки. Все знали, что он родом из прославленной семьи тибетских аристократов. Далай-лама начал говорить. Содержание его речи сводилось к следующему: согласно ли с этим китайское правительство или нет, но проблема Тибета определенно существует, и ее нельзя игнорировать. Весь мир знает о тибетском вопросе и заинтересован в его решении.
То, что проблема остается нерешенной выливается в страдание тибетского народа, но это также неблагоприятно и для Китая. Это не только портит имидж Китая в глазах международного сообщества, но и усугубляет другие проблемы Китая, например с Тайванем, у которого в свете тибетского вопроса появляется много сомнений и оговорок. Поэтому решение тибетского вопроса необходимо не только Тибету, но и Коммунистической партии Китая.
Чтобы показать, что он не выступает против китайского правительства, Далай-лама сказал мне на китайском языке: «Я не против коммунизма!». Он объяснил, что его работа доказывает, что он по многим вопросам поддерживает социализм и коммунизм. Он даже рассказал мне курьезный случай. Когда он посещал Тайвань, он то же самое на китайском сказал [бывшему вице-президенту Тайваня] Лянь Чжаню: «Я не против коммунизма!», а тот ответил: «Я против коммунизма!». Далай-лама весело засмеялся. Его смех был очень заразителен.
Затем он сказал, что китайское правительство настойчиво повторяет, что Тибет ― это часть Китая, что он не может стать независимым ― они словно начитывают строки святых писаний снова, снова и снова. А сам он то и дело говорит, что Тибет не претендует на независимость, тоже будто повторяя строки святых писаний. Обе стороны продолжают усердствовать в своей начитке, но одной начиткой делу не поможешь. Первый шаг на этом пути ― общение и обсуждение. Правда, на настоящий момент сложность заключается в том, что китайское правительство отказывается от какого бы то ни было общения. Он пошутил, что, вероятно, больше половины интеллектуальной мощи китайского правительства занято подозрениями. Они только и делают, что представляют себе, как все остальные плетут против них заговоры. Но если человека переполняют подозрения и страхи, он не способен действовать. Более того, сказал Далай-лама, с одной стороны он придает большое значение диалогу с китайским правительством. С другой, он считает важным, чтобы между двумя народами установился контакт. Именно этим обусловлена значимость нашей с ним встречи. Раньше он встречался с ханьцами, которые жили в эмиграции и не могли вернуться к себе в страну. Но образованные люди, которые способны объективно оценить тибетскую проблему, а затем поделиться своими наблюдениями и замечаниями в Китае, могут быть полезны не только своей помощью тибетскому народу и содействием поиску решения тибетского вопроса, но, прежде всего, тем, что они помогут ханьцам понять Тибет. Далай-лама был очень красноречив. Каждый день ему приходится выступать с речами по разным случаям, и у него накопился большой опыт. Его речь была ясной и логичной. Все пункты взаимосвязаны. Дикция была простой и четкой.
Люди, которые знали его, говорили мне, что раньше, когда Далай-лама встречался с ханьцами, их беседы редко бывали глубокими и задушевными. Порой ему нравилось возвращаться в прошлое и вспоминать о том, каким был Тибет в 50-е годы и как он встречался с Мао Цзэдуном. Ханьцы цеплялись за эти темы, начинали задавать вопросы, он отвечал, и тут выяснялось, что отпущенное на их беседу время уже почти истекло. В итоге, такие встречи были скорее церемониальными, нежели продуктивными. Поэтому, я не планировал задавать ему вопросы и проводить интервью. Так как наша беседа была сильно ограничена по времени, я бы все равно не смог задать много вопросов и сделать хорошее интервью. Лучше было за это время высказать все, что было у меня на уме. Л.Д. и У.А. так стремились организовать нашу встречу, потому что они хотели, чтобы я сказал Далай-ламе то, что он не сможет услышать ни от кого другого.
На эту встречу было отведено всего полчаса, и половина этого времени уходила на перевод. Поэтому, после того как Далай-лама закончил свою речь, у меня осталось совсем мало времени. Главное, что я сказал Далай-ламе, заключалось в следующем: если смотреть на Тибет как на часть Китая, то и Далай-ламу следует воспринимать как лидера китайского народа, а не только лидера тибетцев. Тибетский вопрос ― это не отдельная проблема. Это часть большого китайского вопроса.
Не решив китайский вопрос, нельзя решить и тибетский. Я имел в виду, что если политическая система в Китае не изменится, и если придется иметь дело с однопартийным режимом Пекина, то тибетская проблема никак не может быть решена окончательно. Тибетский вопрос может быть решен только в том случае, если тоталитарное общество в Китае изменится на плюралистическое и открытое государство. В связи с этим, сказал я Далай-ламе, я надеюсь, что он будет направлять свою энергию не только на решение тибетского вопроса, но и на решение китайской проблемы в целом. В ответ на это, Далай-лама шутливо отметил, что за одно то, что он поднял тибетский вопрос, на него уже повесили ярлык сепаратиста. А если он начнет вмешиваться и во внутренние дела Китая, то кто знает, кем еще они его назовут? Если оставить в стороне шутки, то, казалось, что он был согласен с основными выводами ― с тем, что тибетский вопрос по-настоящему можно решить лишь после решения китайского. Во время той встречи произошел необычный эпизод. Как только мы начали нашу с Далай-ламой беседу, буквально спустя несколько предложений, в комнате сработала пожарная сигнализация. Охрана бегала по коридору, выясняя, что произошло, и я слышал, как кто-то говорил по рации, что центральный офис тоже проводит проверку. Поднялась неимоверная суета. Далай-лама сделал паузу и спросил, что случилось. Но служащие не могли ни найти причину, ни остановить сирену. И Далай-лама продолжил говорить со мной под вой сирены. Одному из охранников пришлось закрыть сигнализацию руками, чтобы ее звук не слишком нас отвлекал. Прошло десять с лишним минут, прежде чем сирена, наконец, замолчала. Позже я спросил У.А. о случившемся и пошутил, что не знал, что это был за знак. У.А. что-то пробурчал и не стал продолжать эту тему. Согласно тибетскому мировоззрению, это, однозначно, было каким-то знаком и должно было иметь объяснение. Я не стал дальше его расспрашивать, так как сам мог иметь к этому какое-то отношение. Может быть, сигнализация сработала, чтобы показать, что мое появление может повлечь за собой что-то неблагоприятное, или она означала, что наша с Далай-ламой встреча могла что-то «воспламенить».
Вскоре время подошло к концу. Л.Д. и секретарь Далай-ламы начали часто поглядывать на часы и, наконец, ясно дали нам понять, что нужно заканчивать. Перед тем как попрощаться, я передал Далай-ламе несколько фотографий, которые были сделали во время Культурной революции в Тибете. Эти фотографии сделал один тибетец, которого уже нет в живых. Я сказал Далай-ламе, что события времен Культурной революции, без сомнения, оставили тяжелые воспоминания в сердцах тибетцев, но история есть история, и ее невозможно забыть, да и нельзя забывать. В Тибете осталось мало напоминаний о Культурной революции. Именно поэтому эти фотографии представляли большую ценность. Далай-лама с воодушевлением рассматривал каждую фотографию. На одной из них он узнал человека в высоком колпаке с разрисованным лицом, подвергнутого публичному осмеянию. Это был аристократ, которого в свое время он хорошо знал. На другой фотографии были хунвэйбины с большим пропагандистским плакатом, шагающие по улице Бакхор.
На плакате был изображен «освобожденный раб» с метлой в руках. Под его метлой были фигурки, похожие на клоунов. Одной из них был Далай, второй – Панчен. Далай-лама смеялся то над одной фотографией, то над другой. Но он никак не прореагировал на фотографию, на которой женщина из Красной гвардии с очевидными чертами тибетянки топором крушила золоченную крышу храма. Тибетцы собственными руками рушили храмы, в которых молились веками. Это время осталось загадкой, даже для Далай-ламы. Как только мы покинули гостиную, тут же в коридоре мы встретили группу людей, которые направлялись на встречу с Далай-ламой. Они несли с собой всевозможное телевизионное оборудование. У.А. сказал мне, что женщина, которая шла впереди, была самой известной чернокожей телеведущей в Америке. Мы прошли мимо них, между нашими встречами было всего несколько секунд. Мне стало ясно, каким напряженным был день Далай-ламы. Л.Д. вышел вместе с нами и предложил посидеть в баре внизу.
Он не мог сопровождать Далай-ламу в Лос-Анджелес, так как Далай-лама только что встретился с президентом Бушем, и у него было много дел, которые нужно было завершить в Вашингтоне. Поэтому он попрощался со мной в отеле. Он сказал, что после полугода усилий он, наконец-то, удовлетворен тем, что ему удалось организовать нашу с Далай-ламой встречу. Он надеялся теперь, что, когда я приеду в Лос-Анджелес, у меня будет более глубокая беседа с Далай-ламой. Я поблагодарил его от всего сердца.
Лекция Далай-ламы в Вашингтоне
В тот же день Далай-лама должен был выступать на церемонии присуждения степеней на факультете по подготовке одаренных студентов, проявляющих интерес к политике и дипломатии. Название учебного заведения было очень длинным: Университет им. Джонса Хопкинса, факультет углубленного изучения международных отношений. Я слышал, что этот факультет закончили многие высокопоставленные чиновники американского правительства. У этого факультета была старинная традиция ― каждый год перед окончанием занятий выпускники голосованием выбирали знаменитость, чье выступление они больше всего хотели бы услышать на заключительной церемонии. В тот год по итогам голосования был выбран Далай-лама. Поэтому школа пригласила его выступить на церемонии. Так случилось, что день церемонии совпал с его визитом в Вашингтон. Правительство Тибета в эмиграции всегда славилось своими связями с общественностью и высоко ценило факультет, который готовит будущих руководителей Америки. Поэтому Далай-лама принял приглашение.
У.А. достал два билета для меня. У него было много работы, и он много раз участвовал в мероприятиях подобного рода, поэтому он не мог пойти со мной. Так уж случилось, что у меня была знакомая, которая очень хотела пойти. Так что я назначил ей встречу, она могла также и попереводить для меня. В то утро я уже наблюдал жесткие меры безопасности, поэтому опасался, что и теперь нам придется проходить проверку. На церемонию вручения университетских степеней приходит много людей, поэтому проверка наверняка заняла бы много времени. Поэтому мы пришли на полчаса раньше, но на входе не было никакого досмотра. Вероятно, потому что Далай-лама на церемонии был всего лишь гостем, а не главным героем программы. Так что его охрана не имела возможности проверить каждого участника. С учетом отсутствия досмотра на этом мероприятии, строгие меры предосторожности того утра казались абсолютно бессмысленными, так как возможный убийца, естественно, не пошел бы на утреннюю аудиенцию, а выбрал бы место, подобное этому, куда было очень просто пробраться и откуда можно было легко скрыться.
Перед началом вручения первыми в зал вошли выпускники. На головном уборе одного из выпускников была приклеена надпись со словами “Free Tibet” («Свободный Тибет»), которая сильно выделялась среди моря черных шапок. Свидетелями подобных сцен можно было стать не только на мероприятиях, где присутствовал Далай-лама. В прошлом году во время моей поездки на праздничный фестиваль, проводимый в деревушке в Новой Англии, я тоже видел тибетский флаг с заснеженными горами и львами. Там даже было несколько человек, которые собирали деньги в поддержку Тибета в эмиграции. Для нас, долгое время проживших в Китае, было трудно представить, как сильно тибетский вопрос влиял на западный мир.
Вслед за выпускниками вошли гости. Далай-лама шел во главе процессии. Публика взорвалась бурными приветствиями, которые в большей степени относились к Далай-ламе. Гости прошли по центральному проходу и поднялись на сцену.
Я сидел на четвертом месте от прохода, а моя знакомая ― на третьем. Далай-лама остановился прямо за нами и поцеловал ребенка. Позже моя знакомая с сожалением говорила, что, если бы она сидела на крайнем месте, у нее бы был шанс поговорить с Далай-ламой, она бы смогла представить меня ему как китайского писателя, изучающего тибетскую проблему. Я не говорил ей, что незадолго до этого встречался с Далай-ламой.
Перед тем как слово дали Далай-ламе, с речью выступил президент университета и еще несколько человек. Среди них был заместитель министра департамента обороны, выпускник этого факультета. Он объяснил, в чем состоят обязанности заместителя министра департамента обороны, и пошутил, что, если кому-то будет интересно, сколько ракет нацелил Китай на США, то можно спросить его. Подобная шутка показала, что американские военные организации ставят Китай на место развалившегося Советского Союза.
Речь Далай-ламы шла последней. Сначала он говорил на тибетском, рядом стоял тибетец и переводил. Затем он заговорил на английском, и переводчик уже был не нужен. Он сказал, что, на самом деле, умеет говорить по-английски. Хотя произношение его было не очень хорошим, он мог ясно выражать свои мысли. Тогда почему он сперва говорил на тибетском? Потому что рядом стоял переводчик. Если бы он не сказал ни слова на тибетском, он мог бы оставить переводчика без работы. Его речь была наполнена юмором, и публика часто смеялась. Главная идея лекции заключалась в том, что у всех людей должны быть знания и умения, они должны быть образованы. Молодые люди поступили на этот факультет, чтобы получить знания и умения. Но одних только знаний и умений недостаточно. Если молодые люди не будут чувствовать сострадание к человечеству и ответственность перед обществом, то все их знания и умения принесут вред ― их разрушительная сила скажется на жизни других людей, а в конечном итоге и на их собственной жизни. Без чувства сострадания и ответственности перед всеми, чем больше знаний и умений они будут накапливать, тем более разрушительными они окажутся. Поэтому знания и умения пойдут во благо, только если их обладатель будет чувствовать сострадание и ответственность перед обществом. Его речь попала бы прямо в точку, если бы она прозвучала в образовательных учреждениях Китая. Высшие учебные заведения Китая сегодня способны наводнить страну профессионалами. Их выпускники ― очень умные и способные, каждый в своей профессиональной области, но в них нет сострадания и чувства ответственности перед обществом и человечеством.
Очень часто они направляют свои способности, причем весьма эффективно, во вред другим. Сегодня такое в Китае не редкость. После своей речи Далай-лама сразу же спустился со сцены. Публика провожала его бурными аплодисментами, которые не умолкали долгое время. Далай-лама часто оборачивался и благодарил публику. Нас не интересовало продолжение церемонии, поэтому мы тоже ушли. Колонна его машин тронулась. Люди по обе стороны дороги тепло приветствовали его машину. Женщина репортер по мобильному телефону передавала новости. Там же был и президент Международной кампании в поддержку Тибета. Он поприветствовал меня и поспешил прочь.
На улице стоял солнечный свежий весенний день. Мне внезапно пришла в голову мысль, как на все это посмотрят в другой части света, в Пекине. Вчера отмечали 50-ю годовщину подписания Соглашения из 17-ти пунктов. Президент Буш предпочел в этот день встретиться с Далай-ламой и не где-нибудь, а в Белом доме. Пекин, без сомнения, воспримет подобное совпадение как запланированную провокацию. Утром, когда я встречался с Далай-ламой, он счел необходимым подчеркнуть, что дата этой встречи не имеет особого значения, это всего лишь совпадение. Если бы расписание составляли только американцы, то, уверен, они бы не придали этой дате особого значения. Но хотя американцы выпустили это из виду, тибетское правительство в эмиграции не должно было об этом забывать. Для Пекина подобные совпадения, без сомнения, означают резкое обострение ситуации. Недавно Конгресс США выпустил новый законопроект, касающийся политики по Тибету. Документ предполагал усиление поддержки Тибета в эмиграции. Одновременно с визитом Далай-ламы в Америку сюда же приехал и [экс-президент Тайваня] Чэнь Шуй-бянь. Его принимали как почетного гостя страны на одном уровне с Цзян Цзэминем и Чжу Жунцзы. Его передвижения, как и в двух предыдущих случаях, не были ограничены. Он встречался со многими конгрессменами, и у него было запланировано немало различных мероприятий. Мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани не встречался с Цзян Цзэминем, Чжу Жунцзы и Ли Пэном во время их визита в Нью-Йорк, называя их представителями тоталитаризма и виновниками резни 4 июня. Но, когда в Нью-Йорк приехал [экс-президент Тайваня] Чэнь Шуй-бянь, он не только встретился с ним, но и вручил ему золотой ключ почетного жителя Нью-Йорка. Во всем этом режим в Пекине, несомненно, увидит намеренную провокацию Китая, на которую Буш поел сразу после инаугурации.В Пекине еще больше уверятся в том, что различные силы, поддерживающие независимость Тибета и Тайваня, и прочие антикитайские элементы объединяются вследствие манипуляций Соединенных Штатов.
Так случилось, что я приехал в США как раз в это время и даже тайно встречался с Далай-ламой. Не воспримет ли это китайский режим как часть единого заговора?
Продолжение следует...
Перевод Елены Гордиенко
Материалы по теме:
Далай-лама: Сторонники жесткой политики - прекрасные учителя терпению
Интервью Далай-ламы гонконгской газете SCMP (South China Morning Post)
Рано или поздно проблему [Тибета] решать придется. Придется посмотреть в глаза реальности. Нельзя вечно твердить, что в Тибете нет никаких проблем, а все неприятности лишь от этого злого демона Далай-ламы. Такие обвинения не устранят проблему. Так что рано или поздно, но мы должны будем найти решение.