Ван Лисюн. Мои четыре встречи с Его Святейшеством Далай-ламой. Встреча вторая
30 декабря 2011. Разместил: savetibet
Продолжаем публикацию фрагментов книги «Приоткрывая Тибет», ставшей результатом сотрудничества китайского публициста Ван Лисюна и тибетской писательницы Восер. В первую ее часть, «Слова безголосого Тибета», вошли стихи и эссе Восер, а во вторую, «В поисках ключей к Тибету» ― статьи Ван Лисюна. «Можно сказать, что эта книга обернулась для нас судьбой, ― пишет в предисловии Ван Лисюн, ― ведь во время работы над ней Восер стала моей любимой женой, а я ― «приемным сыном» тибетского народа. Большинство эссе в этой книге были рождены вдохновением, которое мы дарили друг другу. Восер распахнула мое сердце навстречу сильному духом тибетскому народу. Она вселила в меня надежду на то, что тибетцы и китайцы смогут возвести мост над разделяющей их пропастью. Наша совместная работа над этой книгой ― символ того, что окончательное разрешение тибетского вопроса потребует твердой решимости с обеих сторон»....
Начало
Встреча первая
Его Святейшество Далай-лама вручает награду "Свет истины"
Международной кампании в поддержку Тибета Ван Лисюну. 2009 год
В тот вечер я ужинал с У.А., Дж.М. и еще одной супружеской парой родом из Тибета в китайском ресторане недалеко от дома Дж.М. Дж.М. недавно купил таун-хаус. Он жил в США уже 10 лет, но все это время снимал жилье. Сколько он заплатил за все это время за аренду жилья, уже давным-давно с лихвой покрыло бы стоимость дома. Наконец, дом он купил. Это означало, что его планы изменились. Раньше он не покупал дом, так как считал, что не останется в США постоянно и, рано или поздно, вернется в Тибет. Теперь же он, наконец, начал смотреть «реальности» в лицо.
После ужина мы попрощались, и мы с Дж.М. пошли к нему домой поговорить. Внешне Дж.М. мог показаться зажатым, но на самом деле он был очень вдумчивым. В 80-е он посетил Индию, где и примкнул к Далай-ламе. В то время его выбор был продиктован исключительно идейными соображениями. Ведь останься он в Китае, где его отец занимал высокий пост, то мог иметь все, что захочет. Позже он приехал на учебу в Америку при поддержке Далай-ламы и его личном участии. Теперь же он был председателем тибетского отделения на одной из радиостанций. При беседе с ним я часто улыбался, но внутри себя ощущал долю печали. Он не говорил мне, что думает о будущем Тибета, но я чувствовал, что в глубине души он уже не так уверен и тверд, как раньше. Дело, скорее, не в том, что изменился он сам, а в том, что по истечении 10 лет его идеалы не только не приблизились, но, казалось, еще больше отдалились. Я думаю, перед лицом подобного развития событий у любого тибетца, посвятившего себя борьбе за свободу и свои идеалы, опустились бы руки, если только он намеренно не лукавит с самим собой. Я мог увидеть на его лице подобие счастливой улыбки только, когда он рассказывал мне о том, как они с отцом играют в бридж по Интернету. Недавно умерла его сестра. Он попросил разрешения вернуться в Китай, чтобы увидеть ее, но ему отказали. Его отцу было уже 92 года. Слишком жестоко не давать отцу и сыну воссоединиться. Не понимаю, почему правительство в Китае так щепетильно в подобных вопросах. Особенно, если учесть, что его отец столь беззаветно помогал коммунистической партии во время оккупации Тибета, они не должны были обходиться так жестоко с его сыном. Очень неприятно.
В ту ночь я остался у Дж.М. Квартира еще не была меблирована. В моей комнате был всего лишь матрас на коврике. На следующее утро, 25 мая, Дж.М. перед работой отвез меня в аэропорт. Оттуда я полетел в Лос-Анджелес. Я хотел было сказать ему, что приехал в США, чтобы увидеться с Далай-ламой, но не стал. И дело не в том, что я решил оставить все в тайне, ведь Дж.М. был очень надежным человеком. Я просто не знал, что именно ему можно рассказывать. Поэтому лучше было промолчать. Но, думаю, он мог догадаться сам по моему расписанию. Куда бы ни направлялся Далай-лама, я следовал за ним. Многие замечали это. Если бы китайские агенты захотели проанализировать мои похождения, они бы, конечно же, заметили эту связь. У.А. улетал в тот же день из другого аэропорта и прибыл в Лос-Анджелес на час с лишним позже. Люди Далай-ламы прибыли накануне. У.А. забронировал номер в гостинице Пасадена Хилтон, где остановился и Далай-лама. Я поехал туда на встречу с ним. Главной целью Далай-ламы в Лос-Анджелесе было проведение трехдневных буддийских учений для китайских буддистов. Вот уже во второй раз он прилетал в Лос-Анджелес, чтобы разъяснять священные манускрипты. С одной стороны, целью было распространение буддизма. С другой, этим также подчеркивалось, что Тибет в эмиграции больше, чем прежде заинтересован в налаживании отношений с китайским народом. На сегодняшний день общаться с ханьцами в Китае было невозможно, поэтому тибетцы в эмиграции пытались образовать единый фронт с ханьским народом за рубежом.
26 мая, на второй день учений Далай-ламы, У.А. и я посетили его утреннюю лекцию. Он давал учения о Шести совершенствах. На входе нужно было пройти досмотр. Не разрешилось проносить никаких сумок. Каждый должен был пройти через рамку, после чего полицейские проверяли гостей ручным металлоискателем. Телохранители Далай-ламы прилетели с ним из Вашингтона. Я слышал, что затраты на работников службы безопасности и их оборудование намного превышали расходы самой свиты Далай-ламы, но, естественно, они покрывались из фондов американского правительства.
У меня сразу сложилось впечатление, что на учения пришло очень много людей. Здесь были не только китайцы, но и немало американцев. Среди них были и буддийские монахи всех мастей из самых разных стран. Однако У.А. и его коллеги продолжали думать, что организация была проведена неправильно, и пришло недостаточное число гостей. Вероятно, они сравнивали с предыдущими лекциями.
Моя встреча с Далай-ламой была назначена между двумя лекциями: утренней и дневной. После первой лекции с утра мы с У.А. и Б.К. вместе пообедали а-ля пикник за стенами здания. Мы обдумывали, как построить беседу с Далай-ламой на этот раз. Против наших ожиданий времени на нашу встречу отвели недостаточно. В действительности, его было не намного больше, чем в первый раз. Нам пришлось придумывать, как сказать как можно больше за короткий отрезок времени и сказать это понятно. У.А. посчитал неблагоприятным знаком то, что Л.Д. не приехал в Лос-Анджелес. Хотя время для нашей встречи могли выбрать и другие, но они могли и не придать ей важного значения. Если бы ее организовывал Л.Д., он бы не назначил ее в такое сжатое время.
К счастью, я заранее распечатал две свои статьи. Первая называлась «Последовательная многоступенчатая система выборов и представительная демократия: сравнительный анализ путей решения тибетского вопроса», вторая – «Наиболее эффективный ненасильственный метод – последовательная многоступенчатая система выборов». Все мои мысли о возможных путях решения тибетского вопроса были выражены в этих двух статьях. Я собирался передать их Далай-ламе. Если он захочет их прочитать, их для него переведут на тибетский язык. Так мы могли бы сказать намного больше. В противном случае, обсуждение всего содержания этих статей могло занять несколько дней. Если бы наша встреча проходила в Индии, как мы и планировали в начале, все сложилось бы совсем по-другому. Никто из нас не торопился бы. Я бы мог говорить с ним в любое свободное время. Но зарубежная поездка расписана по минутам и секундам, в таких условиях невозможно развить настоящую теоретическую дискуссию. Я мог всего лишь распечатать и передать ему свои статьи и сфокусировать наш разговор на самых важных моментах.
Пришло время нашей встречи. Мы вошли в аудиторию через боковую дверь. Эта дверь временно служила личным входом для Далай-ламы. Внутри и снаружи стояла охрана. Нас провели в комнату отдыха, расположенную в стороне от зала. Она была небольшой, очень просто обставленной и не слишком ярко освещенной. Обстановка в ней была далека от обстановки того номера в Вашингтоне, где останавливался Далай-лама. Войдя, я увидел Далай-ламу, сидящего на кушетке в позе лотоса. Увидев меня, он поднялся, чтобы поприветствовать меня и потянулся голыми ступнями под кушетку за шлепанцами. Это была пара простых шлепанцев, сделанных из резины или другого синтетического материала. В Китае их носят только чернорабочие. На этот раз Далай-лама пожал мне руку так, будто мы были друзьями, и потянул меня к дивану, попросив присесть. Я тотчас же сел, а Далай-лама остался стоять, разговаривая с У.А. и своими людьми. Позже я понял, что, как бы ни сложились обстоятельства, ни один тибетец не сядет, пока первым не сядет Далай-лама. В тот день кроме У.А. и Б.К. в комнате также присутствовал секретарь Далай-ламы и председатель нью-йоркского офиса тибетского правительства в эмиграции. В прошлом году я видел его на конференции в Бостоне. Это был жизнерадостный, мягкий и приветливый человек, закончивший Московский университет. Так как времени было мало, я начал говорить до того, как заговорит Далай-лама, ведь, если бы он начал говорить первым, было бы невежливо перебивать его, а он обычно весьма разговорчив и мог бы не оставить мне времени на ответ. Сначала я передал ему две мои статьи и объяснил, что выразил в них все свои мысли о путях решения тибетского вопроса. Я надеялся, что они будут ему полезны. Далай-лама передал статьи Б.К. и что-то ему сказал. Я не понял, что именно. Надеюсь, он попросил Б.К. найти кого-то, кто смог бы их перевести, и надеюсь, что Б.К. затем все-таки передал ему перевод моих статей. Но, кто знает, быть может, Тибет в эмиграции работает так же, как и Тибетский автономный район в Китае, где многое заканчивается, не успев и начаться.
Я уже обсудил с У.А., о чем хотел бы сказать. Мы также решили, что некоторые вопросы я только затрону, а он затем разъяснит их на тибетском языке. Так мы могли бы сэкономить много времени. Сначала я говорил о положении дел и проблемах в современном Тибете. С одной стороны, экономика страны, действительно, сделала большой скачок. С другой, происходит беспрецедентное стремительное разрушение традиционной тибетской культуры. В частности, я привел пример с «городом проституток», недавно появившимся в западной части Тибета. Это грязное беспорядочное место, на котором установлены сотни палаток, в которых тибетские проститутки развлекают своих клиентов. Большинство их клиентов тоже тибетцы. Вокруг палаток растут стены пустых пивных бутылок, повсюду слышны звуки игры маджонг и заигрываний. Теоретически, тибетская проблема должна решиться рано или поздно, но если это время затянется, то решить удастся лишь политические вопросы. Хотя Тибет и получит самоуправление и политическую свободу, к тому времени это уже не будет тот Тибет, по которому так тоскует Далай-лама, и не тот Тибет, который мечтают увидеть те, кто его так любит. Это уже будет что-то неопределенное, не отличающееся от других районов Китая. Поэтому, мы не должны успокаивать себя тем, что придет время, и тибетский вопрос будет решен. Тибетский вопрос должен быть решен теперь, пока Тибет еще остается настоящим Тибетом, тем Тибетом, который сохраняет свою традиционную культуру. Только в этом случае решение вопроса будет иметь смысл. Это значит, что решение тибетской проблемы не может ждать вечно, наоборот, дорога каждая минута и каждая секунда.
Затем я начал говорить о дилемме, перед которой оказался Далай-лама, когда для решения тибетского вопроса захотел прибегнуть к ненасильственным методам. Для того чтобы ненасильственные методы оказались эффективными, должны быть соблюдены три условия. Во-первых, противник должен обладать совестью. Как говорил Мартин Лютер Кинг: «Наша способность снести все страдания высушит вашу ненависть. Когда мы получим свободу, мы разбудим вашу совесть и перетянем вас на свою сторону». Таким образом, придерживаясь ненасилия, можно использовать собственные страдания, чтобы сделать угрызения совести противника невыносимыми и вынудить его сдаться. Второе условие: у противника должно быть высокоразвитое правовое государство. Когда Ганди боролся с британскими колонистами, одним из его методов было использование британских законов и постоянное привлечение к суду. Закон Англии гласит, что, если один человек может доказать неправомерность действий своего противника, то он может победить в судебном процессе, пусть даже его оппонентом выступает само правительство. Третье условие – наличие неправительственных организаций. Другими словами, помимо режима в обществе должны быть сильны неправительственные организации и другие неофициальные структуры, которые могли бы мотивировать и организовывать общество. Так сторонники ненасилия будут не разобщены, но способны объединиться и координировать свои действия. Только в этом случае ненасильственная борьба может быть по-настоящему эффективной. Но в современном Китае ни одно из этих условий не соблюдается. Сегодня это страна с однопартийной системой, где правящий коммунистический режим не руководствуется ни совестью, ни нормами правового государства в истинном смысле этих слов. В то же время здесь стремятся всеми способами ограничить и уничтожить любую неправительственную организацию. Поэтому из трех знаменитых сторонников ненасильственного сопротивления – Ганди, Кинга и Далай-ламы – только первые два смогли достичь успеха, Далай-лама же не может добиться ничего. Говоря словами тайваньской пословицы, Далай-лама, использующий ненасильственные методы против китайского правительства, похож на «комара, впивающегося в рог буйвола». Я сказал, что в настоящее время все методы ненасильственного сопротивления носят пассивный характер.
Будет цель достигнута или нет, всецело зависит от того, уступит ли противник, в нашем случае китайское правительство, или нет. Независимо от того, какую поддержку вы получаете от иностранных государств, сколько конгрессов выпустило резолюции по тибетскому вопросу, сколько международных организаций осуждает Китай, какое количество тибетских эмигрантов выходят на демонстрации протеста и устраивают голодовки или поджигают себя, ничто из этого не возымеет прямого эффекта. Хотя они и оказывают давление на Пекин, их действия могут оказаться полезными лишь в том случае, если Пекин поддастся этому давлению. Если Пекину все равно, и он не обращает на их давление никакого внимания, то никто ничего не сможет сделать, и все эти методы будут эффективными. Учитывая сегодняшнюю ситуацию в Китае, трудно определить то воздействие, которое могло бы заставить его правительство отреагировать на тибетскую проблему. Поэтому до сих пор ненасильственное сопротивление не приносит никаких положительных результатов.
Я сказал Далай-ламе, что я против насилия и всецело одобряю его принципы ненасилия. Но учитывая нынешнее положение дел в Китае и Тибете, следует искать новые методы ненасильственной борьбы. Нам нужен метод, при котором результат может быть достигнут даже при отсутствии реакции со стороны оппонента. Это должно быть действие, зависящее только от нас. Чем больше мы сделаем, чем большего прогресса достигнем, тем ближе будет наша цель. В конечном итоге победа будет соответствовать нашим собственным достижениям. Только отыскав такой метод, отличный от ненасильственных методов, применяемых в прошлом, можно взять судьбу вопроса в свои руки и уже не зависеть от благосклонности могущественного противника.
Позже У.А. рассказал мне, что много раз до этого переводил для Далай-ламы. В тот же день выражение Далай-ламы было особенно серьезным. Никогда раньше он не наблюдал у него такого серьезного выражения лица. Эта серьезность даже вселила в него страх.
Я продолжил и рассказал о последовательной многоступенчатой системе выборов как о таком новом методе. Возьмем, к примеру, выборы в деревне. Как только жители данной деревни применят его, они начнут признавать только того главу своей деревни, которого изберут сами, и больше не станут подчиняться человеку, назначенному властями, будь то глава деревни или секретарь партии. Только в таком случае в этой деревне будет достигнут высокий уровень самоуправления. Когда то же самое сделает и другая деревня, в ней тоже появится самоуправление. Когда все или большая часть деревень в районе последуют этому примеру, они смогут перейти на следующий уровень выборов. Главы всех деревень соберутся вместе, чтобы избрать главу района, они начнут признавать только того главу, которого изберут сами, и перестанут подчиняться человеку, назначенному на этот пост властями. Тогда и во всем районе появится самоуправление. Так, шаг за шагом, от района к округу, от округа к региону, самоуправление может быть достигнуто по всему Тибету путем независящих друг от друга изменений в каждой ячейке общества. В прошлом, изменения в обществе происходили сверху вниз. Другими словами, в первую очередь должно было произойти радикальное изменение на самом верхнем уровне.
Сначала правящие круги должны были дать свое согласие на радикальное изменение, или кто-то должен был прибегнуть к насилию, чтобы свергнуть правительство. Но согласно последовательной многоступенчатой системе выборов, изменение происходит снизу вверх, от самых базовых общественных организаций, управляемых представителями того же сообщества и независящих от уступок тех, кто стоит у власти. Так можно справиться с тупиковой ситуацией, сложившейся в тибетском вопросе.
Конечно, на начальных этапах этот процесс должен пройти через определенные испытания. Допустим, власти отправят в тюрьму главу района. Что тогда делать? Это не проблема, нужно выбрать другого. Главы окрестных деревень должны собраться вместе и избрать нового главу района. Так главы деревень будут признавать только того, кого сами избрали. Кабинет и печать, конечно, могут принадлежать главе района, назначенному властями, но если главы деревень не станут подчиняться ему, то он превратится не больше, чем в пустое место.
Если власти арестуют второго избранного главу района, тогда можно вновь воспользоваться методом ненасилия и избрать третьего. В двух словах, власти могут прибегать к насилию и производить постоянные аресты, а вы можете продолжать мирные выборы. Смогут ли они арестовать всех? Если власти посчитают недостаточным арест только главы района и захотят арестовать избравших его глав деревень, то жители в каждой деревне просто выберут себе нового главу, а вновь избранные главы деревень впоследствии изберут нового главу района. Девиз движения ненасилия гласит: «Забьем до отказа все тюрьмы». Следует попытаться следовать этому девизу, чтобы пустить волну за волной, и не сдаваться ни при каких условиях.
Для избранных опасность не так велика, так как они были избраны пассивно и не являются «большими шишками», ведущими традиционную борьбу из-за кулис. Что касается истинных лидеров этого движения, то власти могут попытаться арестовать «лидирующее меньшинство», но, так как последовательная многоступенчатая система выборов начинается с самых низов и представляет собой действие большинства, то арест «лидирующего меньшинства» потеряет всякую актуальность. Конечно же, действительность может оказаться куда сложнее, и людям может не хватить мужества. Но если упорно добиваться своего, то власти уже не смогут продолжать в том же духе, потому что мест в тюрьмах не так уж много. Во времена великой свободы и демократии перед взором всего мира режим не сможет осуществить глобальную репрессию десятков тысяч людей, которые всего лишь участвовали в выборах.
Я сказал Далай-ламе, что у последовательной многоступенчатой системы выборов есть еще одно преимущество. Эта система ненасильственно трансформирует тоталитаризм с самых низов, ей не нужно с самого начала бросать вызов высшим эшелонам тоталитаризма. Так что тоталитарные власти, скорее всего, проявят здесь больше терпимости. Методы же борьбы за самоуправление, которые работают сверху вниз, с самого начала сталкиваются с тоталитарными властями и оказываются на сцене, где один должен устранить другого. Именно поэтому тоталитарному режиму трудно оставаться толерантным. В последовательной многоступенчатой выборной системе тоталитарный режим в Тибете будет полностью смещен только на последних этапах, когда главы всех регионов Тибета соберутся вместе, чтобы избрать верховного лидера всего Тибета. К тому времени у тоталитарного режима уже не будет силы для проведения репрессий. Таким образом, высокая степень самоуправления в Тибете будет достигнута без какого бы то ни было насилия.
Конечно, при таком методе процесс растянется на длительное время. Придется проходить всевозможные испытания. При этом, получение разрешения на самоуправление от самого китайского правительства потребовало бы лишь пары слов от Пекина. Это куда проще. Однако вопрос в том, когда Пекин соизволит произнести эти слова? Если он будет молчать вечно, то и ждать придется вечно, пока Тибет не перестанет быть Тибетом, а тибетцы ─ тибетцами. У такого ожидания, когда ваша судьба находится в чужих руках, нет ни надежды, ни конца в обозримом будущем. Хотя метод последовательных многоступенчатых выборов не так легок, по крайней мере, ваша судьба будет в ваших руках. Для достижения успеха потребуются только ваши усилия. И чем больше вы сделаете, тем ближе окажетесь к успеху. Единственное условие ─ храбрость и терпение. Если вы будете упорствовать, то рано или поздно достигните цели. Сложнее всего придется в самом начале пути. Но стоит преодолеть первоначальные препятствия, и в конце, вам будет становиться все легче и легче. Может даже случиться так, что вы дойдете до конца, не встречая особого сопротивления.
Я сказал в завершение, что, возможно, в данный момент условия еще не сложились для немедленного внедрения последовательной многоступенчатой системы выборов внутри Тибета, но тибетские сообщества за рубежом, по крайней мере, могут поэкспериментировать с этим, опробовать теоретический метод на практике и набраться опыта. Тем временем они будут ждать благоприятного стечения обстоятельств, чтобы запустить этот процесс и в самом Тибете. У тибетцев есть сообщество в эмиграции. С одной стороны, это трагедия, но, с другой, ее можно обратить в уникальное преимущество.
После того как я закончил, заговорил Далай-лама. Однако то, что он сказал, показалось мне не относящимся к делу и даже странным. От своей доктрины Срединного пути он перешел к вопросу о том, кто должен управлять Тибетом в будущем, к тому, что Панчен-лама по сей день находится под домашним арестом, и собственному чувству вины. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он вовсе не понял то, о чем я говорил, или невнимательно меня слушал. Но вскоре он вернулся к поднятой мною теме. Вероятно, такое отклонение от темы дало ему время лучше подготовить свой ответ. Он сказал, что можно только тешить себя надеждой на разрешение тибетского вопроса и на реформы в самом Китае. Это в значительной степени зависит и от народа Тибета и от различных тибетских чиновников. Пекин называет его сепаратистом, хотя он даже не приступал ни к каким действиям, имеющими целью регион, лежащий в пределах границ Тибета. Если же он действительно предпримет шаги, нацеленные на Тибет, то его посчитают еще большим врагом. Из этого следовало, что, стремясь решить тибетский вопрос, он может лишь побуждать к изменением и спокойно ждать заграницей, но не инициировать какие-либо действия, направленные на сам Тибет. Он задал мне всего один, но очень важный вопрос. Если сегодня тибетцев бросают за решетку за одно лишь инакомыслие, как смогут они избирать чиновников по своей собственной воле? Что произойдет, если они не будут подчиняться лидерам, назначенным коммунистической партией? Не станет ли положение дел еще хуже? Я ответил так: поскольку последовательная многоступенчатая система выборов начинается с самых низов и предполагают всеобщее участие, насильственные репрессии не смогут охватить такое большое количество людей и потеряют свою эффективность.
Кроме того, территориальные единицы, участвующие в последовательных многоступенчатых выборах, посредством самоуправления будут решать только внутренние вопросы, а в решении внешних будут по-прежнему подчиняться системе. Если власти смирятся с этим, то старая система будет продолжать действовать. Если они станут настаивать на репрессиях, то старая система даст сбой или совсем рухнет. Так что, если людям хватит терпения и храбрости, чтобы отправиться в тюрьмы, постепенно заполнив их до отказа, то чиновники, особенно те, чья власть уже угасает, скорее всего, сдадутся.
К тому же, Китай выпустил закон о деревенском самоуправлении. Выборы и самоуправление внутри деревни уже имеют законное основание. Будет вполне оправданно провести их в жизнь. Пока люди смогут свободно избирать своих лидеров на уровне деревни, последовательная многоступенчатая система выборов пустит корни, и будет заложен фундамент для ее дальнейшего роста и расширения. Конечно же, риска не избежать. Тоталитарные власти не смогут смириться с тем, что в их собственной системе зародились чуждые элементы. Но в сравнении с другими методами реформирования последовательная многоступенчатая выборная система кажется наименее рискованной и наиболее успешной.
Далай-лама сказал, что свободные выборы, основанные на законе о деревенском самоуправлении, хорошая идея. Но он все же настаивал на том, что проводить их в действие должен народ и чиновники внутри Тибета. Тибетцы за рубежом могут помогать им, но вся надежда на будущее Тибета возлагается на тех, кто живет в пределах его границ.
Позже я сказал У.А., что не представляю, как можно всю надежду возлагать на жителей Тибета. Они не организованы и не владеют достаточной информацией. Они не способны к каким бы то ни было последовательным действиям. Единственной надеждой на разрешение тибетского вопроса является Далай-лама. Если он все оставит как есть, то неорганизованные тибетцы не будут знать, куда идти. Но у У.А. было другое мнение. Хотя вначале речь Далай-ламы казалась хаотичной и уклончивой, в конце он определенно вернулcя к центральной теме беседы с четко прослеживаемой внутренней логикой и ясно обозначенными идеями. Несмотря на некоторые дипломатические высказывания, в своем ответе он не отклонялся от центральной темы. Было очевидно, что он был взволнован моим предложением. В противном случае у него не было бы такого серьезного выражения лица. Вероятно, Далай-лама не смог четко выразить своего отношения к моим идеям, просто потому что плохо меня знал. Скорее всего, он принял меня за писателя, который хотел получить интервью. Если бы я написал о желаниях Далай-ламы сделать то и это, то это могло бы нанести ему политический ущерб. Поэтому ему приходилось выбирать выражения, чтобы не навредить.
Однако в конце беседы Далай-лама попросил меня выбрать время для еще одной встречи. Мне показалось, что он действительно хотел послушать меня еще раз. Я пропагандировал последовательную многоступенчатую систему выборов не только на благо Тибета, но надеялся, что решение тибетского вопроса может послужить началом для повсеместного внедрения этой системы. Самое сложное при внедрении новой системы ─ это начало. Я считаю, что Тибет для этого ─ самое подходящее место. Во-первых, для проведения эксперимента существует сообщество в эмиграции, в то время как в Китае возможность экспериментировать полностью отсутствует. Во-вторых, есть Далай-лама. Его призыв мог бы придать тибетскому народу смелости для проведения обширных действий, в Китае же нет достаточно сильного лидера для подобной мобилизации. В-третьих, в Тибете есть религиозные убеждения, и с опорой на них людям легче проявить решимость, необходимую для «заполнения тюрем», у китайца на это не хватило бы мужества. Решающим моментом, конечно же, является Далай-лама, так как именно он контролирует как тибетское сообщество в изгнании, так и религиозные убеждения тибетцев. Поэтому, если бы он принял последовательную многоступенчатую систему выборов, ее можно было бы запустить в Тибете, и она произвела бы прорыв в тибетском вопросе. Если Тибет достигнет успеха, то это может послужить примером для проведения реформ в китайском обществе. Если думать в этом ключе, то Далай-лама, Тибет и последовательная многоступенчатая система выборов могли бы вместе положить начало новой эре.
Все это, конечно же, существовало лишь в моей голове. 30-40 минут разговора не достаточно, чтобы убедить Далай-ламу. Он уже прожил несколько десятилетий в старой идеологической среде. Тот факт, что в своей работе он в основном полагается на запад, определяет и то, что он не может уходить слишком далеко от доминирующих западных парадигм и их системы ценностей. В настоящий момент при построении политической системы в тибетском сообществе в эмиграции имитируют парламентскую модель, распространенную на западе. Такую политическую модель, вероятно, можно внедрить в тибетском сообществе в эмиграции, но полностью перенести ее на обширные пастбища и сельскохозяйственные поля Тибета определенно будет нелегко.
Когда мы вышли, у комнаты отдыха уже собралась толпа выходцев из Южной Азии. Впереди стояла группа детей, одетых в яркие наряды. У каждого в руках были цветы и хадак. Перед началом дневных учений Далай-ламе нужно было встретиться еще со многими людьми.
Вечером того дня Далай-лама читал лекцию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. И У.А. снова достал мне билеты. Я был похож на настоящего фаната, который не упускал ни одной возможности, чтобы увидеть Далай-ламу. Меня, конечно, интересовал этот тибетский лама, и я хотел понаблюдать за ним при разных обстоятельствах. На лекцию меня отвез и переводил ее для меня один мой товарищ. Выходя из отеля, мы увидели, как Далай-лама только покидал его. Охранники на время перекрыли вход и выход из отеля для остальных и освобождали для него дорогу к машине. Раздавая благословения людям в толпе, он заметил меня. Мы улыбнулись друг другу, но ничего не сказали.
Лекция проходила на университетском стадионе. Входной билет стоил 6 долларов. Один тибетский лама задержался у билетной кассы. Он считал билет слишком дорогим. Так как У.А. с нами не поехал, у нас освободился один билет, и мы отдали его тому ламе. Порой я пытался угадать, какой доход Далай-лама получает с подобного рода мероприятий и что он делает с этими деньгами. Со своей звездной популярностью при хорошем агенте он легко мог бы зарабатывать огромные деньги. Хотя сам он в них не нуждается, деньги нужны Тибету в эмиграции.
Все бы поняли, если бы он воспользовался коммерческими средствами и своей популярностью, чтобы собрать деньги для Тибета в эмиграции. Но я слышал, что сам он не любит связывать свое движение с деньгами и многое делает бесплатно. Зачастую, деньги, которые жертвуют ему ученики, в следующее же мгновение переходят кому-нибудь другому. У.А. однажды рассказывал мне, как он с Далай-ламой ездил в Тайвань. Далай-лама попросил, чтобы все деньги, которые они получат в Тайване, остались в этой стране. Подношения тайванцев были очень щедрыми. Люди, которые работают на Тибет в эмиграции, видели, как Далай-лама раздавал огромные суммы денег, не успев их получить. Они были обескуражены, хотя и держали это при себе. На те деньги можно было столько сделать для Тибета в эмиграции!
Стадион было огромным. Почти все места были заняты. Даже между рядами поставили стулья. Ожидалось, что придет около 20 тысяч зрителей. Перед началом лекции на большом экране демонстрировался документальный фильм о новой реинкарнации Панчен-ламы, признанной Далай-ламой. В этом фильме его называли самым молодым политическим заключенным в мире. В фильме участвовало много знаменитостей.
Среди них был и епископ Десмонд Туту, который произнес очень мудрые слова: «Свобода обходится дешевле репрессий». Я был полностью согласен с этой точкой зрения. Если бы Китай предоставил Тибету высокую степень самоуправления, он бы теперь тратил намного меньше средств, а получал бы больше.
Перед появлением Далай-ламы свет в зале приглушили, а на сцену направили яркие лучи, будто начиналось представление. Когда он вышел на сцену, все поднялись со своих мест и аплодировали ему стоя. Но он был ослеплен ярким светом, и ему пришлось защищать глаза ладонью, чтобы увидеть приветствовавших его людей. Движения его были естественными, без изысков. В наше время все превращают в шоу, а политики, выступающие перед людьми, только и делают, что пускают пыль в глаза. Его же харизма заключалась именно в его естественности (конечно, могут найтись и такие, кто скажет, что он просто выбрал для себя самое выгодное амплуа и играет естественность). В центре сцены стоял всего один стул, ярко освещенный огнями. Любой бы почувствовал себя неловко, сидя на этом стуле и зная, что где-то там, в темноте, на тебя устремлены десятки тысяч глаз. Но он вел себя как дома, сел на тот стул, сложив ноги в позе лотоса. Публика приветливо засмеялась над этим его движением. Никто из их знаменитостей не позволял себе такой свободы и непосредственности. Я уже был знаком с этой его позой. Будь то президентский номер в Вашингтоне, или небольшая гостиная в Лос-Анджелесе, он всегда сидел в этом положении.
Он всегда был босоногим и носил только шлепанцы, видимо, потому что их было легко скинуть и скрестить ноги. Тибетцы, особенно тибетские монахи, находят позу со скрещенными ногами наиболее естественной для себя. Возможно, сев в позе лотоса на сцене, он от того и чувствовал себя как дома.
Далай-лама говорил на английском. Его переводчик сидел рядом и лишь напоминал ему те слова, которые он не мог припомнить. Кроме большого экрана в зале было еще четыре боковых, на которые одновременно транслировали четыре приближенных ракурса огромного размера. Он говорил о жизни и мудрости. Теперь уже я не помню точного содержания. Тибет интересовал меня с точки зрения политики, но Далай-лама редко касался политики в разговоре с западной аудиторией, а больше говорил о жизни, философии и религии. В большой степени его популярность на западе связана с тем, что он для них просто мудрый человек и религиозный лидер, а не только представитель угнетенной нации. Политикам симпатизируют меньше. В мире столько угнетенных наций, и так много людей говорят о своих страданиях и отстаивают для своего народа то или иное право. Почему же они не интересны западной публике? Потому что в мире слишком много страданий, достойных сочувствия, и слишком много несправедливости, достойной осуждения. Все эти люди взывают к западу, но у того нет времени на то, чтобы выслушать всех. Кроме того, если каждый день просить у запада что-нибудь, то он вскоре утомится или вовсе потеряет интерес. Но Далай-лама совсем другой. Он дает им почувствовать, что у них ничего не просят, наоборот, дают им, они получают, они выигрывают. От Далай-ламы они получают советы о жизни, восторг от его философии и удовлетворение своих религиозных чувств.
Поэтому они всегда тепло встречают и любят его. Далай-лама мудрый. Сам он не говорит о политической проблеме Тибета, но это совершенно не значит, что эта проблема не получает должного внимания, что ее игнорируют. За него этот вопрос поднимают другие. Возьмем, к примеру, эту лекцию. Документальный фильм, который показали в самом начале, уже затронул тибетский вопрос, обратившись к самым глубоким чувствам зрителей. Вступительное слово президента университета тоже касалось тибетского вопроса. И это как правило. Где бы ни появлялся Далай-лама, его представляют известные люди, конгрессмены или звезды, которые говорят о тибетской проблеме, выражают свое неодобрение китайскому правительству, призывают западную публику поддерживать движение за свободу Тибета и т.д. Поэтому, когда он начинает говорить, ему уже нет нужды затрагивать эту тему. Если за него все сказали другие, какой смысл повторяться? И разве не разумнее позволить другим высказаться на эту тему?
В тот вечер я мало вслушивался в речь Далай-ламы, а больше наблюдал за реакцией публики. Почти все американцы, сидевшие вокруг меня, смотрели на него с восхищением. Они пристально наблюдали за ним, временами с пониманием кивали, иногда разражались смехом. Под их взглядами Далай-лама чувствовал себя совершенно естественно, он с легкостью управлял мыслями и эмоциями тысяч зрителей. Эта сцена тронула меня до глубины души. Более того, я осознал, насколько редким лидером является этот человек. Китай остро нуждается в фигуре такого масштаба, а в будущем без такого лидера ему просто не обойтись. Такой лидер стоит больше целой горы золота.
Самое важное недостающее звено в политических реформах Китая ─ это лидер. Источник лидеров у самого ханьского народа почти полностью истощился. В последние годы я наблюдал, как фигуры сменяли друг друга на политической арене, и надеялся увидеть в одном из них лидера, способного вывести Китай из кризиса. В конце концов, я сдался. Моим ханьским соотечественникам хватало талантов во многих областях, но ни один из них не обладал ими всеми сразу.
Такой фигурой должен быть не военачальник, деспотично управляющий своей территорией, не чиновник, умело плетущий интриги и уловки, не бунтарь, поднимающий революцию. Это должен быть лидер, способный уравновесить все факторы, объединить всех, он должен обладать личным обаянием и духовным авторитетом, его должен признавать и восхищаться им целый мир, в завершении реформ он должен быть способен привести Китай к свободе и демократии и создать новое общество, но в то же время он не должен пользоваться властью как своей собственностью. Короче говоря, он должен быть таким, как Далай-лама.
Если бы Далай-лама был ханьцем, он и никто иной был бы лидером, способным взять на себя ответственность за будущее Китая. Но если бы он действительно был ханьцем, остался бы он тем Далай-ламой, какого мы знаем сегодня? И опять же, хотя он и не является представителем ханьского народа, почему он не может быть китайцем? Быть китайцем совсем не обязательно значит быть ханьцем. Он так часто высказывался о том, что Тибет останется в составе Китая, признавая тем самым тот факт, что сам он будет гражданином Китая. Один мой друг ездил в Дхарамсалу и слышал, как Далай-лама сказал приблизительно следующее: «Если бы господин Цзян Цзэминь смог решить тибетский вопрос, я был бы за то, чтобы выдвинуть второго китайца на Нобелевскую премию мира». Если так, кто же был первым китайцем, получившим Нобелевскую премию мира? Кто это мог быть, если не Далай-лама? Если мы можем считать его китайцем, то, следовательно, он может быть и лидером китайского народа!
Эти мысли посещали меня и раньше. В январе 2000 года в своей первой статье, написанной в новом тысячелетии (она называлась «Краткое содержание фантастического романа о Далай-ламе и выдержки из другого романа»), я описал, как виделись мне два возможных исхода тибетского вопроса: несчастливый и счастливый (с моей точки зрения, разумеется). При несчастливом исходе 14-й Далай-лама умирает, а его последователь перерождается в Америке и оттуда борется за независимость Тибета. При счастливом исходе Далай-ламу избирают национальным лидером китайского народа, и он становится для Китая стабилизирующим фактором в непростое время политических реформ. Один мой друг, принявший тибетский буддизм, пересказал эти две истории монахам из буддийского института в Сертхаре в Каме, в Восточном Тибете. Вернувшись в Пекин, он рассказал мне, что, когда он передавал им первую историю, все монахи кивали в знак согласия. Но, когда он пересказал им вторую историю, монахи замолчали со странным выражением на лице.
В любом случае, когда я слушал Далай-ламу в Лос-Анджелесе, я начал последовательно размышлять на эту тему. Особенно о том, что нужно предпринять, чтобы сделать Далай-ламу лидером нового Китая. Далай-лама уже обладает всеми необходимыми качествами: известностью, влиятельностью, признанием международного сообщества, духовным авторитетом и способностью объединять различные этнические группы и народы Китая. Всего этого уже могло бы быть достаточно. Единственная и самая большая проблема, заключается в том, что на настоящий момент ханьский народ его еще не понимает и не признает. И это проблема фатальная. Более 90 процентов жителей Китая – ханьцы. Без их признания будет невозможно добиться результата, как бы хорош ты ни был во всем остальном. Но на это можно посмотреть и под другим углом. Обычным китайцам, возможно, вовсе и не нужен лидер, которого бы они знали.
Героев создают обстоятельства. В определенные исторические моменты толпа могла признать нового лидера в одночасье. Несмотря на то, что Далай-лама не является ханьцем, он занимает высокое положение в буддизме и способен выйти за пределы различий между нациями во благо ханьского народа с опорой на буддийскую культуру. Сегодня важно, чтобы его поняла и приняла ханьская элита, так как лидер не может действовать, не имея признания и поддержки со стороны элиты. А такого признания невозможно добиться в последний момент. Тогда будет уже слишком поздно. Нужно сделать так, чтобы они поняли и приняли Далай-ламу как можно скорее.
В тот вечер мне пришла мысль, что, со своей стороны, я могу написать книгу и в ней во всех красках рассказать своим ханьским товарищам, что за человек Далай-лама. Кто он такой и какую пользу может принести Китаю, как он может поспособствовать преобразованиям китайского общества. Такой книги еще нет, и что особенно важно, нет книги, которая была бы написана специально для ханьского народа. Сегодня ханьский народ не знает ничего о Далай-ламе, кроме той пропаганды, которую распространяет китайское правительство. Конечно, в мире есть масса книг о Далай-ламе, но ханьцам трудно будет воспринимать книги, написанные тибетцами или иностранцами. Столько лет уже ханьцы живут в атмосфере жесткой пропаганды. Они легко откажутся от чтения подобных книг как агитационного материала только за то, что позиция в них отличается от позиции коммунистической партии. В этом отношении книга, написанная ханьцем, будет куда привлекательнее для ханьца. Это доказала моя книга «Небесные похороны». Хотя до этого уже было написано много книг по тибетскому вопросу, однако, как сказал Се Цяньлянь, только «Небесные похороны» смогли попасть в поле зрения китайской интеллигенции. Книга «Небесные похороны» помогла им понять основные концепции тибетской проблемы и начать глубже размышлять о ней. До нее, несмотря на то, что тибетская проблема широко обсуждалась в международном сообществе, для китайской интеллигенции она оставалась вопросом идеологическим, не достойным осмысления в историческом, политическом или религиозном контексте. Одна из причин такого отношения заключается в том, что до выхода этой книги все комментарии о Тибете, будь то со стороны коммунистической партии, тибетцев в эмиграции или западного мира, имели сильный идеологический привкус, и потому в силу своих убеждений интеллигенция отвергала их как пропаганду. «Небесные похороны» же, с одной стороны, вырвались за пределы идеологии, поскольку в этой книге использовались привычные для интеллигенции методы размышления и выводы, сделанные в процессе анализа. С другой стороны, так как автором был ханец, они по крайней мере верили в то, что книга не является сепаратистской, и находили, что она легко читается. Чтение, конечно, не подразумевает приятие. Однако, если они уже встретились с проблемой лицом к лицу, начали задумываться над ней, их первоначальное впечатление и предрассудки можно переломить, а результат может оказаться намного продуктивней и благотворней. Если посмотреть с этой точки зрения, то же самое можно сказать и о книгах про Далай-ламу. Если бы я смог написать такую книгу, то ханьская интеллигенция скорее захотела бы ее прочитать. Это заставило бы их больше думать о Далай-ламе и зародило бы в них желание узнать о нем больше. Так можно было бы справиться с их неведением в отношении Далай-ламы и отторжением его.
Но я всего лишь обдумываю этот проект и даже не знаю, когда смогу начать его осуществление. Для этого требуется несколько условий. Во-первых, я должен много раз основательно побеседовать с Далай-ламой, поближе узнать его. Не знаю, осуществимо ли это в принципе и когда у меня появится такая возможность.
Продолжение следует...
Перевод Елены Гордиенко
Далай-лама: Сторонники жесткой политики - прекрасные учителя терпению
Интервью Далай-ламы гонконгской газете SCMP (South China Morning Post)
Рано или поздно проблему [Тибета] решать придется. Придется посмотреть в глаза реальности. Нельзя вечно твердить, что в Тибете нет никаких проблем, а все неприятности лишь от этого злого демона Далай-ламы. Такие обвинения не устранят проблему. Так что рано или поздно, но мы должны будем найти решение.
Начало
Встреча первая
Его Святейшество Далай-лама вручает награду "Свет истины"
Международной кампании в поддержку Тибета Ван Лисюну. 2009 год
Моя вторая встреча с Далай-ламой
В тот вечер я ужинал с У.А., Дж.М. и еще одной супружеской парой родом из Тибета в китайском ресторане недалеко от дома Дж.М. Дж.М. недавно купил таун-хаус. Он жил в США уже 10 лет, но все это время снимал жилье. Сколько он заплатил за все это время за аренду жилья, уже давным-давно с лихвой покрыло бы стоимость дома. Наконец, дом он купил. Это означало, что его планы изменились. Раньше он не покупал дом, так как считал, что не останется в США постоянно и, рано или поздно, вернется в Тибет. Теперь же он, наконец, начал смотреть «реальности» в лицо.
После ужина мы попрощались, и мы с Дж.М. пошли к нему домой поговорить. Внешне Дж.М. мог показаться зажатым, но на самом деле он был очень вдумчивым. В 80-е он посетил Индию, где и примкнул к Далай-ламе. В то время его выбор был продиктован исключительно идейными соображениями. Ведь останься он в Китае, где его отец занимал высокий пост, то мог иметь все, что захочет. Позже он приехал на учебу в Америку при поддержке Далай-ламы и его личном участии. Теперь же он был председателем тибетского отделения на одной из радиостанций. При беседе с ним я часто улыбался, но внутри себя ощущал долю печали. Он не говорил мне, что думает о будущем Тибета, но я чувствовал, что в глубине души он уже не так уверен и тверд, как раньше. Дело, скорее, не в том, что изменился он сам, а в том, что по истечении 10 лет его идеалы не только не приблизились, но, казалось, еще больше отдалились. Я думаю, перед лицом подобного развития событий у любого тибетца, посвятившего себя борьбе за свободу и свои идеалы, опустились бы руки, если только он намеренно не лукавит с самим собой. Я мог увидеть на его лице подобие счастливой улыбки только, когда он рассказывал мне о том, как они с отцом играют в бридж по Интернету. Недавно умерла его сестра. Он попросил разрешения вернуться в Китай, чтобы увидеть ее, но ему отказали. Его отцу было уже 92 года. Слишком жестоко не давать отцу и сыну воссоединиться. Не понимаю, почему правительство в Китае так щепетильно в подобных вопросах. Особенно, если учесть, что его отец столь беззаветно помогал коммунистической партии во время оккупации Тибета, они не должны были обходиться так жестоко с его сыном. Очень неприятно.
В ту ночь я остался у Дж.М. Квартира еще не была меблирована. В моей комнате был всего лишь матрас на коврике. На следующее утро, 25 мая, Дж.М. перед работой отвез меня в аэропорт. Оттуда я полетел в Лос-Анджелес. Я хотел было сказать ему, что приехал в США, чтобы увидеться с Далай-ламой, но не стал. И дело не в том, что я решил оставить все в тайне, ведь Дж.М. был очень надежным человеком. Я просто не знал, что именно ему можно рассказывать. Поэтому лучше было промолчать. Но, думаю, он мог догадаться сам по моему расписанию. Куда бы ни направлялся Далай-лама, я следовал за ним. Многие замечали это. Если бы китайские агенты захотели проанализировать мои похождения, они бы, конечно же, заметили эту связь. У.А. улетал в тот же день из другого аэропорта и прибыл в Лос-Анджелес на час с лишним позже. Люди Далай-ламы прибыли накануне. У.А. забронировал номер в гостинице Пасадена Хилтон, где остановился и Далай-лама. Я поехал туда на встречу с ним. Главной целью Далай-ламы в Лос-Анджелесе было проведение трехдневных буддийских учений для китайских буддистов. Вот уже во второй раз он прилетал в Лос-Анджелес, чтобы разъяснять священные манускрипты. С одной стороны, целью было распространение буддизма. С другой, этим также подчеркивалось, что Тибет в эмиграции больше, чем прежде заинтересован в налаживании отношений с китайским народом. На сегодняшний день общаться с ханьцами в Китае было невозможно, поэтому тибетцы в эмиграции пытались образовать единый фронт с ханьским народом за рубежом.
26 мая, на второй день учений Далай-ламы, У.А. и я посетили его утреннюю лекцию. Он давал учения о Шести совершенствах. На входе нужно было пройти досмотр. Не разрешилось проносить никаких сумок. Каждый должен был пройти через рамку, после чего полицейские проверяли гостей ручным металлоискателем. Телохранители Далай-ламы прилетели с ним из Вашингтона. Я слышал, что затраты на работников службы безопасности и их оборудование намного превышали расходы самой свиты Далай-ламы, но, естественно, они покрывались из фондов американского правительства.
У меня сразу сложилось впечатление, что на учения пришло очень много людей. Здесь были не только китайцы, но и немало американцев. Среди них были и буддийские монахи всех мастей из самых разных стран. Однако У.А. и его коллеги продолжали думать, что организация была проведена неправильно, и пришло недостаточное число гостей. Вероятно, они сравнивали с предыдущими лекциями.
Моя встреча с Далай-ламой была назначена между двумя лекциями: утренней и дневной. После первой лекции с утра мы с У.А. и Б.К. вместе пообедали а-ля пикник за стенами здания. Мы обдумывали, как построить беседу с Далай-ламой на этот раз. Против наших ожиданий времени на нашу встречу отвели недостаточно. В действительности, его было не намного больше, чем в первый раз. Нам пришлось придумывать, как сказать как можно больше за короткий отрезок времени и сказать это понятно. У.А. посчитал неблагоприятным знаком то, что Л.Д. не приехал в Лос-Анджелес. Хотя время для нашей встречи могли выбрать и другие, но они могли и не придать ей важного значения. Если бы ее организовывал Л.Д., он бы не назначил ее в такое сжатое время.
К счастью, я заранее распечатал две свои статьи. Первая называлась «Последовательная многоступенчатая система выборов и представительная демократия: сравнительный анализ путей решения тибетского вопроса», вторая – «Наиболее эффективный ненасильственный метод – последовательная многоступенчатая система выборов». Все мои мысли о возможных путях решения тибетского вопроса были выражены в этих двух статьях. Я собирался передать их Далай-ламе. Если он захочет их прочитать, их для него переведут на тибетский язык. Так мы могли бы сказать намного больше. В противном случае, обсуждение всего содержания этих статей могло занять несколько дней. Если бы наша встреча проходила в Индии, как мы и планировали в начале, все сложилось бы совсем по-другому. Никто из нас не торопился бы. Я бы мог говорить с ним в любое свободное время. Но зарубежная поездка расписана по минутам и секундам, в таких условиях невозможно развить настоящую теоретическую дискуссию. Я мог всего лишь распечатать и передать ему свои статьи и сфокусировать наш разговор на самых важных моментах.
Пришло время нашей встречи. Мы вошли в аудиторию через боковую дверь. Эта дверь временно служила личным входом для Далай-ламы. Внутри и снаружи стояла охрана. Нас провели в комнату отдыха, расположенную в стороне от зала. Она была небольшой, очень просто обставленной и не слишком ярко освещенной. Обстановка в ней была далека от обстановки того номера в Вашингтоне, где останавливался Далай-лама. Войдя, я увидел Далай-ламу, сидящего на кушетке в позе лотоса. Увидев меня, он поднялся, чтобы поприветствовать меня и потянулся голыми ступнями под кушетку за шлепанцами. Это была пара простых шлепанцев, сделанных из резины или другого синтетического материала. В Китае их носят только чернорабочие. На этот раз Далай-лама пожал мне руку так, будто мы были друзьями, и потянул меня к дивану, попросив присесть. Я тотчас же сел, а Далай-лама остался стоять, разговаривая с У.А. и своими людьми. Позже я понял, что, как бы ни сложились обстоятельства, ни один тибетец не сядет, пока первым не сядет Далай-лама. В тот день кроме У.А. и Б.К. в комнате также присутствовал секретарь Далай-ламы и председатель нью-йоркского офиса тибетского правительства в эмиграции. В прошлом году я видел его на конференции в Бостоне. Это был жизнерадостный, мягкий и приветливый человек, закончивший Московский университет. Так как времени было мало, я начал говорить до того, как заговорит Далай-лама, ведь, если бы он начал говорить первым, было бы невежливо перебивать его, а он обычно весьма разговорчив и мог бы не оставить мне времени на ответ. Сначала я передал ему две мои статьи и объяснил, что выразил в них все свои мысли о путях решения тибетского вопроса. Я надеялся, что они будут ему полезны. Далай-лама передал статьи Б.К. и что-то ему сказал. Я не понял, что именно. Надеюсь, он попросил Б.К. найти кого-то, кто смог бы их перевести, и надеюсь, что Б.К. затем все-таки передал ему перевод моих статей. Но, кто знает, быть может, Тибет в эмиграции работает так же, как и Тибетский автономный район в Китае, где многое заканчивается, не успев и начаться.
Я уже обсудил с У.А., о чем хотел бы сказать. Мы также решили, что некоторые вопросы я только затрону, а он затем разъяснит их на тибетском языке. Так мы могли бы сэкономить много времени. Сначала я говорил о положении дел и проблемах в современном Тибете. С одной стороны, экономика страны, действительно, сделала большой скачок. С другой, происходит беспрецедентное стремительное разрушение традиционной тибетской культуры. В частности, я привел пример с «городом проституток», недавно появившимся в западной части Тибета. Это грязное беспорядочное место, на котором установлены сотни палаток, в которых тибетские проститутки развлекают своих клиентов. Большинство их клиентов тоже тибетцы. Вокруг палаток растут стены пустых пивных бутылок, повсюду слышны звуки игры маджонг и заигрываний. Теоретически, тибетская проблема должна решиться рано или поздно, но если это время затянется, то решить удастся лишь политические вопросы. Хотя Тибет и получит самоуправление и политическую свободу, к тому времени это уже не будет тот Тибет, по которому так тоскует Далай-лама, и не тот Тибет, который мечтают увидеть те, кто его так любит. Это уже будет что-то неопределенное, не отличающееся от других районов Китая. Поэтому, мы не должны успокаивать себя тем, что придет время, и тибетский вопрос будет решен. Тибетский вопрос должен быть решен теперь, пока Тибет еще остается настоящим Тибетом, тем Тибетом, который сохраняет свою традиционную культуру. Только в этом случае решение вопроса будет иметь смысл. Это значит, что решение тибетской проблемы не может ждать вечно, наоборот, дорога каждая минута и каждая секунда.
Затем я начал говорить о дилемме, перед которой оказался Далай-лама, когда для решения тибетского вопроса захотел прибегнуть к ненасильственным методам. Для того чтобы ненасильственные методы оказались эффективными, должны быть соблюдены три условия. Во-первых, противник должен обладать совестью. Как говорил Мартин Лютер Кинг: «Наша способность снести все страдания высушит вашу ненависть. Когда мы получим свободу, мы разбудим вашу совесть и перетянем вас на свою сторону». Таким образом, придерживаясь ненасилия, можно использовать собственные страдания, чтобы сделать угрызения совести противника невыносимыми и вынудить его сдаться. Второе условие: у противника должно быть высокоразвитое правовое государство. Когда Ганди боролся с британскими колонистами, одним из его методов было использование британских законов и постоянное привлечение к суду. Закон Англии гласит, что, если один человек может доказать неправомерность действий своего противника, то он может победить в судебном процессе, пусть даже его оппонентом выступает само правительство. Третье условие – наличие неправительственных организаций. Другими словами, помимо режима в обществе должны быть сильны неправительственные организации и другие неофициальные структуры, которые могли бы мотивировать и организовывать общество. Так сторонники ненасилия будут не разобщены, но способны объединиться и координировать свои действия. Только в этом случае ненасильственная борьба может быть по-настоящему эффективной. Но в современном Китае ни одно из этих условий не соблюдается. Сегодня это страна с однопартийной системой, где правящий коммунистический режим не руководствуется ни совестью, ни нормами правового государства в истинном смысле этих слов. В то же время здесь стремятся всеми способами ограничить и уничтожить любую неправительственную организацию. Поэтому из трех знаменитых сторонников ненасильственного сопротивления – Ганди, Кинга и Далай-ламы – только первые два смогли достичь успеха, Далай-лама же не может добиться ничего. Говоря словами тайваньской пословицы, Далай-лама, использующий ненасильственные методы против китайского правительства, похож на «комара, впивающегося в рог буйвола». Я сказал, что в настоящее время все методы ненасильственного сопротивления носят пассивный характер.
Будет цель достигнута или нет, всецело зависит от того, уступит ли противник, в нашем случае китайское правительство, или нет. Независимо от того, какую поддержку вы получаете от иностранных государств, сколько конгрессов выпустило резолюции по тибетскому вопросу, сколько международных организаций осуждает Китай, какое количество тибетских эмигрантов выходят на демонстрации протеста и устраивают голодовки или поджигают себя, ничто из этого не возымеет прямого эффекта. Хотя они и оказывают давление на Пекин, их действия могут оказаться полезными лишь в том случае, если Пекин поддастся этому давлению. Если Пекину все равно, и он не обращает на их давление никакого внимания, то никто ничего не сможет сделать, и все эти методы будут эффективными. Учитывая сегодняшнюю ситуацию в Китае, трудно определить то воздействие, которое могло бы заставить его правительство отреагировать на тибетскую проблему. Поэтому до сих пор ненасильственное сопротивление не приносит никаких положительных результатов.
Я сказал Далай-ламе, что я против насилия и всецело одобряю его принципы ненасилия. Но учитывая нынешнее положение дел в Китае и Тибете, следует искать новые методы ненасильственной борьбы. Нам нужен метод, при котором результат может быть достигнут даже при отсутствии реакции со стороны оппонента. Это должно быть действие, зависящее только от нас. Чем больше мы сделаем, чем большего прогресса достигнем, тем ближе будет наша цель. В конечном итоге победа будет соответствовать нашим собственным достижениям. Только отыскав такой метод, отличный от ненасильственных методов, применяемых в прошлом, можно взять судьбу вопроса в свои руки и уже не зависеть от благосклонности могущественного противника.
Позже У.А. рассказал мне, что много раз до этого переводил для Далай-ламы. В тот же день выражение Далай-ламы было особенно серьезным. Никогда раньше он не наблюдал у него такого серьезного выражения лица. Эта серьезность даже вселила в него страх.
Я продолжил и рассказал о последовательной многоступенчатой системе выборов как о таком новом методе. Возьмем, к примеру, выборы в деревне. Как только жители данной деревни применят его, они начнут признавать только того главу своей деревни, которого изберут сами, и больше не станут подчиняться человеку, назначенному властями, будь то глава деревни или секретарь партии. Только в таком случае в этой деревне будет достигнут высокий уровень самоуправления. Когда то же самое сделает и другая деревня, в ней тоже появится самоуправление. Когда все или большая часть деревень в районе последуют этому примеру, они смогут перейти на следующий уровень выборов. Главы всех деревень соберутся вместе, чтобы избрать главу района, они начнут признавать только того главу, которого изберут сами, и перестанут подчиняться человеку, назначенному на этот пост властями. Тогда и во всем районе появится самоуправление. Так, шаг за шагом, от района к округу, от округа к региону, самоуправление может быть достигнуто по всему Тибету путем независящих друг от друга изменений в каждой ячейке общества. В прошлом, изменения в обществе происходили сверху вниз. Другими словами, в первую очередь должно было произойти радикальное изменение на самом верхнем уровне.
Сначала правящие круги должны были дать свое согласие на радикальное изменение, или кто-то должен был прибегнуть к насилию, чтобы свергнуть правительство. Но согласно последовательной многоступенчатой системе выборов, изменение происходит снизу вверх, от самых базовых общественных организаций, управляемых представителями того же сообщества и независящих от уступок тех, кто стоит у власти. Так можно справиться с тупиковой ситуацией, сложившейся в тибетском вопросе.
Конечно, на начальных этапах этот процесс должен пройти через определенные испытания. Допустим, власти отправят в тюрьму главу района. Что тогда делать? Это не проблема, нужно выбрать другого. Главы окрестных деревень должны собраться вместе и избрать нового главу района. Так главы деревень будут признавать только того, кого сами избрали. Кабинет и печать, конечно, могут принадлежать главе района, назначенному властями, но если главы деревень не станут подчиняться ему, то он превратится не больше, чем в пустое место.
Если власти арестуют второго избранного главу района, тогда можно вновь воспользоваться методом ненасилия и избрать третьего. В двух словах, власти могут прибегать к насилию и производить постоянные аресты, а вы можете продолжать мирные выборы. Смогут ли они арестовать всех? Если власти посчитают недостаточным арест только главы района и захотят арестовать избравших его глав деревень, то жители в каждой деревне просто выберут себе нового главу, а вновь избранные главы деревень впоследствии изберут нового главу района. Девиз движения ненасилия гласит: «Забьем до отказа все тюрьмы». Следует попытаться следовать этому девизу, чтобы пустить волну за волной, и не сдаваться ни при каких условиях.
Для избранных опасность не так велика, так как они были избраны пассивно и не являются «большими шишками», ведущими традиционную борьбу из-за кулис. Что касается истинных лидеров этого движения, то власти могут попытаться арестовать «лидирующее меньшинство», но, так как последовательная многоступенчатая система выборов начинается с самых низов и представляет собой действие большинства, то арест «лидирующего меньшинства» потеряет всякую актуальность. Конечно же, действительность может оказаться куда сложнее, и людям может не хватить мужества. Но если упорно добиваться своего, то власти уже не смогут продолжать в том же духе, потому что мест в тюрьмах не так уж много. Во времена великой свободы и демократии перед взором всего мира режим не сможет осуществить глобальную репрессию десятков тысяч людей, которые всего лишь участвовали в выборах.
Я сказал Далай-ламе, что у последовательной многоступенчатой системы выборов есть еще одно преимущество. Эта система ненасильственно трансформирует тоталитаризм с самых низов, ей не нужно с самого начала бросать вызов высшим эшелонам тоталитаризма. Так что тоталитарные власти, скорее всего, проявят здесь больше терпимости. Методы же борьбы за самоуправление, которые работают сверху вниз, с самого начала сталкиваются с тоталитарными властями и оказываются на сцене, где один должен устранить другого. Именно поэтому тоталитарному режиму трудно оставаться толерантным. В последовательной многоступенчатой выборной системе тоталитарный режим в Тибете будет полностью смещен только на последних этапах, когда главы всех регионов Тибета соберутся вместе, чтобы избрать верховного лидера всего Тибета. К тому времени у тоталитарного режима уже не будет силы для проведения репрессий. Таким образом, высокая степень самоуправления в Тибете будет достигнута без какого бы то ни было насилия.
Конечно, при таком методе процесс растянется на длительное время. Придется проходить всевозможные испытания. При этом, получение разрешения на самоуправление от самого китайского правительства потребовало бы лишь пары слов от Пекина. Это куда проще. Однако вопрос в том, когда Пекин соизволит произнести эти слова? Если он будет молчать вечно, то и ждать придется вечно, пока Тибет не перестанет быть Тибетом, а тибетцы ─ тибетцами. У такого ожидания, когда ваша судьба находится в чужих руках, нет ни надежды, ни конца в обозримом будущем. Хотя метод последовательных многоступенчатых выборов не так легок, по крайней мере, ваша судьба будет в ваших руках. Для достижения успеха потребуются только ваши усилия. И чем больше вы сделаете, тем ближе окажетесь к успеху. Единственное условие ─ храбрость и терпение. Если вы будете упорствовать, то рано или поздно достигните цели. Сложнее всего придется в самом начале пути. Но стоит преодолеть первоначальные препятствия, и в конце, вам будет становиться все легче и легче. Может даже случиться так, что вы дойдете до конца, не встречая особого сопротивления.
Я сказал в завершение, что, возможно, в данный момент условия еще не сложились для немедленного внедрения последовательной многоступенчатой системы выборов внутри Тибета, но тибетские сообщества за рубежом, по крайней мере, могут поэкспериментировать с этим, опробовать теоретический метод на практике и набраться опыта. Тем временем они будут ждать благоприятного стечения обстоятельств, чтобы запустить этот процесс и в самом Тибете. У тибетцев есть сообщество в эмиграции. С одной стороны, это трагедия, но, с другой, ее можно обратить в уникальное преимущество.
После того как я закончил, заговорил Далай-лама. Однако то, что он сказал, показалось мне не относящимся к делу и даже странным. От своей доктрины Срединного пути он перешел к вопросу о том, кто должен управлять Тибетом в будущем, к тому, что Панчен-лама по сей день находится под домашним арестом, и собственному чувству вины. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он вовсе не понял то, о чем я говорил, или невнимательно меня слушал. Но вскоре он вернулся к поднятой мною теме. Вероятно, такое отклонение от темы дало ему время лучше подготовить свой ответ. Он сказал, что можно только тешить себя надеждой на разрешение тибетского вопроса и на реформы в самом Китае. Это в значительной степени зависит и от народа Тибета и от различных тибетских чиновников. Пекин называет его сепаратистом, хотя он даже не приступал ни к каким действиям, имеющими целью регион, лежащий в пределах границ Тибета. Если же он действительно предпримет шаги, нацеленные на Тибет, то его посчитают еще большим врагом. Из этого следовало, что, стремясь решить тибетский вопрос, он может лишь побуждать к изменением и спокойно ждать заграницей, но не инициировать какие-либо действия, направленные на сам Тибет. Он задал мне всего один, но очень важный вопрос. Если сегодня тибетцев бросают за решетку за одно лишь инакомыслие, как смогут они избирать чиновников по своей собственной воле? Что произойдет, если они не будут подчиняться лидерам, назначенным коммунистической партией? Не станет ли положение дел еще хуже? Я ответил так: поскольку последовательная многоступенчатая система выборов начинается с самых низов и предполагают всеобщее участие, насильственные репрессии не смогут охватить такое большое количество людей и потеряют свою эффективность.
Кроме того, территориальные единицы, участвующие в последовательных многоступенчатых выборах, посредством самоуправления будут решать только внутренние вопросы, а в решении внешних будут по-прежнему подчиняться системе. Если власти смирятся с этим, то старая система будет продолжать действовать. Если они станут настаивать на репрессиях, то старая система даст сбой или совсем рухнет. Так что, если людям хватит терпения и храбрости, чтобы отправиться в тюрьмы, постепенно заполнив их до отказа, то чиновники, особенно те, чья власть уже угасает, скорее всего, сдадутся.
К тому же, Китай выпустил закон о деревенском самоуправлении. Выборы и самоуправление внутри деревни уже имеют законное основание. Будет вполне оправданно провести их в жизнь. Пока люди смогут свободно избирать своих лидеров на уровне деревни, последовательная многоступенчатая система выборов пустит корни, и будет заложен фундамент для ее дальнейшего роста и расширения. Конечно же, риска не избежать. Тоталитарные власти не смогут смириться с тем, что в их собственной системе зародились чуждые элементы. Но в сравнении с другими методами реформирования последовательная многоступенчатая выборная система кажется наименее рискованной и наиболее успешной.
Далай-лама сказал, что свободные выборы, основанные на законе о деревенском самоуправлении, хорошая идея. Но он все же настаивал на том, что проводить их в действие должен народ и чиновники внутри Тибета. Тибетцы за рубежом могут помогать им, но вся надежда на будущее Тибета возлагается на тех, кто живет в пределах его границ.
Позже я сказал У.А., что не представляю, как можно всю надежду возлагать на жителей Тибета. Они не организованы и не владеют достаточной информацией. Они не способны к каким бы то ни было последовательным действиям. Единственной надеждой на разрешение тибетского вопроса является Далай-лама. Если он все оставит как есть, то неорганизованные тибетцы не будут знать, куда идти. Но у У.А. было другое мнение. Хотя вначале речь Далай-ламы казалась хаотичной и уклончивой, в конце он определенно вернулcя к центральной теме беседы с четко прослеживаемой внутренней логикой и ясно обозначенными идеями. Несмотря на некоторые дипломатические высказывания, в своем ответе он не отклонялся от центральной темы. Было очевидно, что он был взволнован моим предложением. В противном случае у него не было бы такого серьезного выражения лица. Вероятно, Далай-лама не смог четко выразить своего отношения к моим идеям, просто потому что плохо меня знал. Скорее всего, он принял меня за писателя, который хотел получить интервью. Если бы я написал о желаниях Далай-ламы сделать то и это, то это могло бы нанести ему политический ущерб. Поэтому ему приходилось выбирать выражения, чтобы не навредить.
Однако в конце беседы Далай-лама попросил меня выбрать время для еще одной встречи. Мне показалось, что он действительно хотел послушать меня еще раз. Я пропагандировал последовательную многоступенчатую систему выборов не только на благо Тибета, но надеялся, что решение тибетского вопроса может послужить началом для повсеместного внедрения этой системы. Самое сложное при внедрении новой системы ─ это начало. Я считаю, что Тибет для этого ─ самое подходящее место. Во-первых, для проведения эксперимента существует сообщество в эмиграции, в то время как в Китае возможность экспериментировать полностью отсутствует. Во-вторых, есть Далай-лама. Его призыв мог бы придать тибетскому народу смелости для проведения обширных действий, в Китае же нет достаточно сильного лидера для подобной мобилизации. В-третьих, в Тибете есть религиозные убеждения, и с опорой на них людям легче проявить решимость, необходимую для «заполнения тюрем», у китайца на это не хватило бы мужества. Решающим моментом, конечно же, является Далай-лама, так как именно он контролирует как тибетское сообщество в изгнании, так и религиозные убеждения тибетцев. Поэтому, если бы он принял последовательную многоступенчатую систему выборов, ее можно было бы запустить в Тибете, и она произвела бы прорыв в тибетском вопросе. Если Тибет достигнет успеха, то это может послужить примером для проведения реформ в китайском обществе. Если думать в этом ключе, то Далай-лама, Тибет и последовательная многоступенчатая система выборов могли бы вместе положить начало новой эре.
Все это, конечно же, существовало лишь в моей голове. 30-40 минут разговора не достаточно, чтобы убедить Далай-ламу. Он уже прожил несколько десятилетий в старой идеологической среде. Тот факт, что в своей работе он в основном полагается на запад, определяет и то, что он не может уходить слишком далеко от доминирующих западных парадигм и их системы ценностей. В настоящий момент при построении политической системы в тибетском сообществе в эмиграции имитируют парламентскую модель, распространенную на западе. Такую политическую модель, вероятно, можно внедрить в тибетском сообществе в эмиграции, но полностью перенести ее на обширные пастбища и сельскохозяйственные поля Тибета определенно будет нелегко.
Когда мы вышли, у комнаты отдыха уже собралась толпа выходцев из Южной Азии. Впереди стояла группа детей, одетых в яркие наряды. У каждого в руках были цветы и хадак. Перед началом дневных учений Далай-ламе нужно было встретиться еще со многими людьми.
Лекция Далай-ламы в Лос-Анджелесе
Вечером того дня Далай-лама читал лекцию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. И У.А. снова достал мне билеты. Я был похож на настоящего фаната, который не упускал ни одной возможности, чтобы увидеть Далай-ламу. Меня, конечно, интересовал этот тибетский лама, и я хотел понаблюдать за ним при разных обстоятельствах. На лекцию меня отвез и переводил ее для меня один мой товарищ. Выходя из отеля, мы увидели, как Далай-лама только покидал его. Охранники на время перекрыли вход и выход из отеля для остальных и освобождали для него дорогу к машине. Раздавая благословения людям в толпе, он заметил меня. Мы улыбнулись друг другу, но ничего не сказали.
Лекция проходила на университетском стадионе. Входной билет стоил 6 долларов. Один тибетский лама задержался у билетной кассы. Он считал билет слишком дорогим. Так как У.А. с нами не поехал, у нас освободился один билет, и мы отдали его тому ламе. Порой я пытался угадать, какой доход Далай-лама получает с подобного рода мероприятий и что он делает с этими деньгами. Со своей звездной популярностью при хорошем агенте он легко мог бы зарабатывать огромные деньги. Хотя сам он в них не нуждается, деньги нужны Тибету в эмиграции.
Все бы поняли, если бы он воспользовался коммерческими средствами и своей популярностью, чтобы собрать деньги для Тибета в эмиграции. Но я слышал, что сам он не любит связывать свое движение с деньгами и многое делает бесплатно. Зачастую, деньги, которые жертвуют ему ученики, в следующее же мгновение переходят кому-нибудь другому. У.А. однажды рассказывал мне, как он с Далай-ламой ездил в Тайвань. Далай-лама попросил, чтобы все деньги, которые они получат в Тайване, остались в этой стране. Подношения тайванцев были очень щедрыми. Люди, которые работают на Тибет в эмиграции, видели, как Далай-лама раздавал огромные суммы денег, не успев их получить. Они были обескуражены, хотя и держали это при себе. На те деньги можно было столько сделать для Тибета в эмиграции!
Стадион было огромным. Почти все места были заняты. Даже между рядами поставили стулья. Ожидалось, что придет около 20 тысяч зрителей. Перед началом лекции на большом экране демонстрировался документальный фильм о новой реинкарнации Панчен-ламы, признанной Далай-ламой. В этом фильме его называли самым молодым политическим заключенным в мире. В фильме участвовало много знаменитостей.
Среди них был и епископ Десмонд Туту, который произнес очень мудрые слова: «Свобода обходится дешевле репрессий». Я был полностью согласен с этой точкой зрения. Если бы Китай предоставил Тибету высокую степень самоуправления, он бы теперь тратил намного меньше средств, а получал бы больше.
Перед появлением Далай-ламы свет в зале приглушили, а на сцену направили яркие лучи, будто начиналось представление. Когда он вышел на сцену, все поднялись со своих мест и аплодировали ему стоя. Но он был ослеплен ярким светом, и ему пришлось защищать глаза ладонью, чтобы увидеть приветствовавших его людей. Движения его были естественными, без изысков. В наше время все превращают в шоу, а политики, выступающие перед людьми, только и делают, что пускают пыль в глаза. Его же харизма заключалась именно в его естественности (конечно, могут найтись и такие, кто скажет, что он просто выбрал для себя самое выгодное амплуа и играет естественность). В центре сцены стоял всего один стул, ярко освещенный огнями. Любой бы почувствовал себя неловко, сидя на этом стуле и зная, что где-то там, в темноте, на тебя устремлены десятки тысяч глаз. Но он вел себя как дома, сел на тот стул, сложив ноги в позе лотоса. Публика приветливо засмеялась над этим его движением. Никто из их знаменитостей не позволял себе такой свободы и непосредственности. Я уже был знаком с этой его позой. Будь то президентский номер в Вашингтоне, или небольшая гостиная в Лос-Анджелесе, он всегда сидел в этом положении.
Он всегда был босоногим и носил только шлепанцы, видимо, потому что их было легко скинуть и скрестить ноги. Тибетцы, особенно тибетские монахи, находят позу со скрещенными ногами наиболее естественной для себя. Возможно, сев в позе лотоса на сцене, он от того и чувствовал себя как дома.
Далай-лама говорил на английском. Его переводчик сидел рядом и лишь напоминал ему те слова, которые он не мог припомнить. Кроме большого экрана в зале было еще четыре боковых, на которые одновременно транслировали четыре приближенных ракурса огромного размера. Он говорил о жизни и мудрости. Теперь уже я не помню точного содержания. Тибет интересовал меня с точки зрения политики, но Далай-лама редко касался политики в разговоре с западной аудиторией, а больше говорил о жизни, философии и религии. В большой степени его популярность на западе связана с тем, что он для них просто мудрый человек и религиозный лидер, а не только представитель угнетенной нации. Политикам симпатизируют меньше. В мире столько угнетенных наций, и так много людей говорят о своих страданиях и отстаивают для своего народа то или иное право. Почему же они не интересны западной публике? Потому что в мире слишком много страданий, достойных сочувствия, и слишком много несправедливости, достойной осуждения. Все эти люди взывают к западу, но у того нет времени на то, чтобы выслушать всех. Кроме того, если каждый день просить у запада что-нибудь, то он вскоре утомится или вовсе потеряет интерес. Но Далай-лама совсем другой. Он дает им почувствовать, что у них ничего не просят, наоборот, дают им, они получают, они выигрывают. От Далай-ламы они получают советы о жизни, восторг от его философии и удовлетворение своих религиозных чувств.
Поэтому они всегда тепло встречают и любят его. Далай-лама мудрый. Сам он не говорит о политической проблеме Тибета, но это совершенно не значит, что эта проблема не получает должного внимания, что ее игнорируют. За него этот вопрос поднимают другие. Возьмем, к примеру, эту лекцию. Документальный фильм, который показали в самом начале, уже затронул тибетский вопрос, обратившись к самым глубоким чувствам зрителей. Вступительное слово президента университета тоже касалось тибетского вопроса. И это как правило. Где бы ни появлялся Далай-лама, его представляют известные люди, конгрессмены или звезды, которые говорят о тибетской проблеме, выражают свое неодобрение китайскому правительству, призывают западную публику поддерживать движение за свободу Тибета и т.д. Поэтому, когда он начинает говорить, ему уже нет нужды затрагивать эту тему. Если за него все сказали другие, какой смысл повторяться? И разве не разумнее позволить другим высказаться на эту тему?
В тот вечер я мало вслушивался в речь Далай-ламы, а больше наблюдал за реакцией публики. Почти все американцы, сидевшие вокруг меня, смотрели на него с восхищением. Они пристально наблюдали за ним, временами с пониманием кивали, иногда разражались смехом. Под их взглядами Далай-лама чувствовал себя совершенно естественно, он с легкостью управлял мыслями и эмоциями тысяч зрителей. Эта сцена тронула меня до глубины души. Более того, я осознал, насколько редким лидером является этот человек. Китай остро нуждается в фигуре такого масштаба, а в будущем без такого лидера ему просто не обойтись. Такой лидер стоит больше целой горы золота.
Самое важное недостающее звено в политических реформах Китая ─ это лидер. Источник лидеров у самого ханьского народа почти полностью истощился. В последние годы я наблюдал, как фигуры сменяли друг друга на политической арене, и надеялся увидеть в одном из них лидера, способного вывести Китай из кризиса. В конце концов, я сдался. Моим ханьским соотечественникам хватало талантов во многих областях, но ни один из них не обладал ими всеми сразу.
Такой фигурой должен быть не военачальник, деспотично управляющий своей территорией, не чиновник, умело плетущий интриги и уловки, не бунтарь, поднимающий революцию. Это должен быть лидер, способный уравновесить все факторы, объединить всех, он должен обладать личным обаянием и духовным авторитетом, его должен признавать и восхищаться им целый мир, в завершении реформ он должен быть способен привести Китай к свободе и демократии и создать новое общество, но в то же время он не должен пользоваться властью как своей собственностью. Короче говоря, он должен быть таким, как Далай-лама.
Если бы Далай-лама был ханьцем, он и никто иной был бы лидером, способным взять на себя ответственность за будущее Китая. Но если бы он действительно был ханьцем, остался бы он тем Далай-ламой, какого мы знаем сегодня? И опять же, хотя он и не является представителем ханьского народа, почему он не может быть китайцем? Быть китайцем совсем не обязательно значит быть ханьцем. Он так часто высказывался о том, что Тибет останется в составе Китая, признавая тем самым тот факт, что сам он будет гражданином Китая. Один мой друг ездил в Дхарамсалу и слышал, как Далай-лама сказал приблизительно следующее: «Если бы господин Цзян Цзэминь смог решить тибетский вопрос, я был бы за то, чтобы выдвинуть второго китайца на Нобелевскую премию мира». Если так, кто же был первым китайцем, получившим Нобелевскую премию мира? Кто это мог быть, если не Далай-лама? Если мы можем считать его китайцем, то, следовательно, он может быть и лидером китайского народа!
Эти мысли посещали меня и раньше. В январе 2000 года в своей первой статье, написанной в новом тысячелетии (она называлась «Краткое содержание фантастического романа о Далай-ламе и выдержки из другого романа»), я описал, как виделись мне два возможных исхода тибетского вопроса: несчастливый и счастливый (с моей точки зрения, разумеется). При несчастливом исходе 14-й Далай-лама умирает, а его последователь перерождается в Америке и оттуда борется за независимость Тибета. При счастливом исходе Далай-ламу избирают национальным лидером китайского народа, и он становится для Китая стабилизирующим фактором в непростое время политических реформ. Один мой друг, принявший тибетский буддизм, пересказал эти две истории монахам из буддийского института в Сертхаре в Каме, в Восточном Тибете. Вернувшись в Пекин, он рассказал мне, что, когда он передавал им первую историю, все монахи кивали в знак согласия. Но, когда он пересказал им вторую историю, монахи замолчали со странным выражением на лице.
В любом случае, когда я слушал Далай-ламу в Лос-Анджелесе, я начал последовательно размышлять на эту тему. Особенно о том, что нужно предпринять, чтобы сделать Далай-ламу лидером нового Китая. Далай-лама уже обладает всеми необходимыми качествами: известностью, влиятельностью, признанием международного сообщества, духовным авторитетом и способностью объединять различные этнические группы и народы Китая. Всего этого уже могло бы быть достаточно. Единственная и самая большая проблема, заключается в том, что на настоящий момент ханьский народ его еще не понимает и не признает. И это проблема фатальная. Более 90 процентов жителей Китая – ханьцы. Без их признания будет невозможно добиться результата, как бы хорош ты ни был во всем остальном. Но на это можно посмотреть и под другим углом. Обычным китайцам, возможно, вовсе и не нужен лидер, которого бы они знали.
Героев создают обстоятельства. В определенные исторические моменты толпа могла признать нового лидера в одночасье. Несмотря на то, что Далай-лама не является ханьцем, он занимает высокое положение в буддизме и способен выйти за пределы различий между нациями во благо ханьского народа с опорой на буддийскую культуру. Сегодня важно, чтобы его поняла и приняла ханьская элита, так как лидер не может действовать, не имея признания и поддержки со стороны элиты. А такого признания невозможно добиться в последний момент. Тогда будет уже слишком поздно. Нужно сделать так, чтобы они поняли и приняли Далай-ламу как можно скорее.
В тот вечер мне пришла мысль, что, со своей стороны, я могу написать книгу и в ней во всех красках рассказать своим ханьским товарищам, что за человек Далай-лама. Кто он такой и какую пользу может принести Китаю, как он может поспособствовать преобразованиям китайского общества. Такой книги еще нет, и что особенно важно, нет книги, которая была бы написана специально для ханьского народа. Сегодня ханьский народ не знает ничего о Далай-ламе, кроме той пропаганды, которую распространяет китайское правительство. Конечно, в мире есть масса книг о Далай-ламе, но ханьцам трудно будет воспринимать книги, написанные тибетцами или иностранцами. Столько лет уже ханьцы живут в атмосфере жесткой пропаганды. Они легко откажутся от чтения подобных книг как агитационного материала только за то, что позиция в них отличается от позиции коммунистической партии. В этом отношении книга, написанная ханьцем, будет куда привлекательнее для ханьца. Это доказала моя книга «Небесные похороны». Хотя до этого уже было написано много книг по тибетскому вопросу, однако, как сказал Се Цяньлянь, только «Небесные похороны» смогли попасть в поле зрения китайской интеллигенции. Книга «Небесные похороны» помогла им понять основные концепции тибетской проблемы и начать глубже размышлять о ней. До нее, несмотря на то, что тибетская проблема широко обсуждалась в международном сообществе, для китайской интеллигенции она оставалась вопросом идеологическим, не достойным осмысления в историческом, политическом или религиозном контексте. Одна из причин такого отношения заключается в том, что до выхода этой книги все комментарии о Тибете, будь то со стороны коммунистической партии, тибетцев в эмиграции или западного мира, имели сильный идеологический привкус, и потому в силу своих убеждений интеллигенция отвергала их как пропаганду. «Небесные похороны» же, с одной стороны, вырвались за пределы идеологии, поскольку в этой книге использовались привычные для интеллигенции методы размышления и выводы, сделанные в процессе анализа. С другой стороны, так как автором был ханец, они по крайней мере верили в то, что книга не является сепаратистской, и находили, что она легко читается. Чтение, конечно, не подразумевает приятие. Однако, если они уже встретились с проблемой лицом к лицу, начали задумываться над ней, их первоначальное впечатление и предрассудки можно переломить, а результат может оказаться намного продуктивней и благотворней. Если посмотреть с этой точки зрения, то же самое можно сказать и о книгах про Далай-ламу. Если бы я смог написать такую книгу, то ханьская интеллигенция скорее захотела бы ее прочитать. Это заставило бы их больше думать о Далай-ламе и зародило бы в них желание узнать о нем больше. Так можно было бы справиться с их неведением в отношении Далай-ламы и отторжением его.
Но я всего лишь обдумываю этот проект и даже не знаю, когда смогу начать его осуществление. Для этого требуется несколько условий. Во-первых, я должен много раз основательно побеседовать с Далай-ламой, поближе узнать его. Не знаю, осуществимо ли это в принципе и когда у меня появится такая возможность.
Продолжение следует...
Перевод Елены Гордиенко
Материалы по теме:
Далай-лама: Сторонники жесткой политики - прекрасные учителя терпению
Интервью Далай-ламы гонконгской газете SCMP (South China Morning Post)
Рано или поздно проблему [Тибета] решать придется. Придется посмотреть в глаза реальности. Нельзя вечно твердить, что в Тибете нет никаких проблем, а все неприятности лишь от этого злого демона Далай-ламы. Такие обвинения не устранят проблему. Так что рано или поздно, но мы должны будем найти решение.