Сегодня исполняется 20 лет со дня единственного визита в республику Тыва духовного лидера буддистов Российской Федерации Далай-ламы XIV, о котором и через два десятилетия рассказывают так, словно это было вчера…

Далай-лама прилетел в Туву 19 сентября 1992 года. Двадцатью годами позже, в сентябре 2012 года, Кызыл посетили представитель Его Святейшества Далай-ламы в России Наванг Рабгьял и директор Библиотеки тибетских трудов и архивов геше Лхакдор. 20 лет назад они входили в состав официальной делегации духовного лидера. Стоя на центральной площади тувинской столицы, они вспоминают бескрайнее море людей, собравшихся, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на Будду Сострадания, воплощенного в человеческом теле.

«Когда Его Святейшество Далай-лама завершил свое выступление перед народом Тувы, толпа сомкнулась – каждый хотел подойти хотя бы на шаг ближе, – вспоминает сегодня Наванг Рабгьял. – Стало очевидно, что нам уже не удастся вернуться к машинам. Пришлось тайком от толпы увести Его Святейшество в стоящее через дорогу здание парламента и спрятать его там. Только так мы могли покинуть площадь…»

«Я отчетливо помню, как на другой день выглянул из окна и посмотрел на площадь, где вчера выступал Далай-лама, – добавляет геше Лхакдор, вместе с Андреем Терентьевым сопровождавший духовного лидера в качестве его личного переводчика. – Вся площадь была усеяна потерянными ботинками. Такая суматоха была!»

«Когда наш маленький самолет подлетал к Кызылу, Его Святейшество Далай-лама, как он потом рассказывал мне, услышал доносящиеся неизвестно откуда звуки тибетских труб, гьялинов, которыми в тибетской традиции испокон веков приветствуют высоких лам, – рассказывает Наванг Рабгьял. – Его Святейшество усмотрел в этом благоприятный знак грядущего духовного процветания Тувы»…

Настроение, которым сопровождался визит духовного лидера в Туву, легко ощутить, посмотрев фотографии из архивов Верховного хурала и республиканского краеведческого музея, сделанные старыми пленочными фотоаппаратами. События тех дней подробно описаны корреспондентом «Радио» Леонидом Натпий-оолом, бережно собравшим в маленькой книжечке «Три дня в Туве» все выступления Его Святейшества Далай-ламы. Есть еще одна книга, передающая атмосферу тех дней даже лучше, чем официальные хроники. Она написана путешественником и альпинистом Маадыр-оолом Ховалыгом, в те дни готовившимся совершить восхождение на гору Монгун-Тайга с новым, только что утвержденным флагом республики Тыва, который он надеялся благословить у Его Святейшества Далай-ламы. Вспоминая события тех дней, приводим фрагменты из его невероятно трогательной книги «Освященный флаг».

Юлия Жиронкина

Маадыр-оол Ховалыг. Освященный флаг. Фрагменты..

...До начала долгожданной осенней сессии Верховного Со­вета остались считанные дни, когда пришло сообщение почти неправдоподобное. Средства массовой информации известили, что к нам в Туву приезжает живой бог, самый великий человек желтой веры на Земле — Далай-лама XIV. Многие усмехнулись, покачав головой; где это видано, чтобы к нам сюда прибыл один из великих людей Земли! Да к нам не то чтобы их святей­шества,— из союзного-то Правительства, а теперь — из Россий­ского сроду никто не приезжал. Ан нет, в шестидесятых годах, говорят, был тут Воронов, Председатель Совмина РСФСР, но его мало кто видел из простых смертных. Времена меняются, чем черт не шутит, мало ли какого еще гостя занесет в наши края. Может, приедет и Его Святейшество Далай-лама. Но это событие нас не сильно-то и волновало. К нашим планам ника­кого отношения оно не имело. Если кто из группы захочет уви­деть Далай-ламу — пожалуйста, пусть остается и не идет на восхождение. По нашим расчетам высокий гость должен был прибыть как раз в те дни, когда нам уже следовало штурмо­вать Монгун-Тайгу.

Мы не были поклонниками желтой веры — буддизма, но при восхождениях не забывали поклоняться духам гор и рек. В нашем сознании жили эти духи, и шло это не от бабушкиных сказок, а от нашей древней веры — языческой. Тувинец, как и любой человек, с самого рождения и до последнего своего часа крепко-накрепко связанный с природой, спящий под мириадами звезд Вселенной, которые видно из отверстия юрты в любое время ночи, конечно, предпочитает поклоняться материям ося­заемым: горам, рекам, Небу, Солнцу. А нашими богинями, перед которыми мы, покорители высоты, преклонялись, были белогру­дые Менгулек (3 488 м), Ак-Оюк (3 614 м), Ак-Чарык (3 506 м), Чурек (3 585 м) и многие другие ледниковые вершины. А среди них величественно возвышалась Монгун-Тайга. Вот кому мы всегда поклонялись, вот к кому обращались беззвучными губа­ми: «О! Великий Хайыракан! Будь милостив к нам! Ниспошли нам удачу, хорошую погоду! Оршээ, Хайыракан!»… И потому наша вера, вера в силу природы, нисколечко не была связана с желтой верой Его Святейшества. Если б в те дни кто-нибудь сказал, что наша затея имеет отношение к Далай-ламе, я вы­разил бы ему сочувствие: да все ли у него дома? Новый флаг, Монгун-Тайга, мы, восходители, связаны одной основной верев­кой, это понятно, а Далай-лама… извините, это человек из другого, параллельного мира. Кто мог тогда предположить, что Далай-лама станет как бы участником нашего задуманного вос­хождения!

И вот, 17-ая сессия Верховного Совета начала работу. На­завтра от депутата, генерального директора комбината «Туваасбест» Г. В. Парамзина пришло сообщение: «…отложите день водружения флага». Когда он звонил, меня не было дома и в голову лезли предположения. Возможно, как и предупреждал М. С. Козлов, депутаты не утвердили эскиз флага, либо снова оттягивают его обсуждение. Но слухи уже доносились, что флаг утвержден, передали об этом и по телеканалу. Тогда зачем нам откладывать?! Совершенно непонятно. Известно, сомневаетесь — самый лучший выход принять решение, будь оно верным или нет. Мы решили ждать, пока выяснится, в -чем суть предупреждения. Сейчас-то уж нам спешить некуда, вол­нения улеглись, можно спать со спокойной душой.



В те дни только и было всюду разговоров — в автобусах, на службе, со знакомыми: «Далай-лама! Далай-лама! Хоть бы раз в жизни живого бога увидеть! Как бы съездить в Кызыл!?» Приближалась суббота. В тот день Далай-лама XIV должен был прилететь в Туву. Раз перенесли день восхождения с фла­гом свободное время есть, ради интереса почему бы и не съездить в Кызыл? Далай-ламу увидеть, да еще попытаться выяснить, в чем причина нашей задержки. Через два-три десят­ка лет рассказывал бы я, седобородый старик, внукам: «Детки .мои, когда я был в том возрасте, как ваши родители сегодня, я видел Его Святейшество Далай-ламу…» Так, в канун приезда Далай-ламы, я оказался в Кызыле.

В тот день, 19 сентября, дул прохладный ветерок, неболь­шие облака, словно стадо разогнанных баранов, спешно плыли по осеннему тувинскому небу. Дорога в аэропорт из города была полностью перекрыта работниками ГАИ, милиционерами. Про­езд был разрешен только спецмашинам или автотранспорту государственных чиновников. Везде посты, заслоны. От такой сверхпредусмотрительности перед встречей делалось на душе как-то нехорошо: стыдно, ведь приезжает человек одухотворять людей. Тувинцы же можно сказать жили, без религии лет шестьдесят. Приедет Далай-лама XIV — и пребыванием в Туве соединит концы оборванной шестьдесят лет назад нити, вновь свяжет народ с религией. А тут могло показаться: ждут, встре­чают самого наиглавнейшего чиновника Земли.

Тувинец испокон веков встречал гостя не на пороге юрты, а еще на подходе, у коновязи. И потому мы, немногие автомо­билисты. окружными дорогами объехали заслоны ГАИшников. В аэропорту простого люду было мало, только те, кто протисну­лись в салоны немногих «жигулей» и «москвичей». И здесь меня охватила досада: почему так мало простых верующих? Да хоть бы и неверующих. А за металлической изгородью, на бе­тонке аэропорта виднелась большая толпа людей в фетровых шляпах, кожаных куртках и пальто, новоиспеченные ламы в красных и желтых одеяниях, немало женщин, причастных к государственным чиновникам. Серебристый ЯК-40 пошел на посадку. Наша небольшая разношерстная толпа гадала, из каких ворот будет выезжать Его Святейшество. Вскоре определилось: вот они, его святые врата. Мы туда. А как встречать-то Его Святейшество? Стоя, хлопать в ладоши? Или, по нашему обычаю, протянуть руки ладонями вверх и произнести слова благопожелания? Никто этого не знал. Нет, все-таки нашелся среди нас человек, знающий обряды, и показал, как следует поступать в подобных случаях. Он встал на колени у обочины асфальтированной дороги, приложил ладони обеих рук к груди. Многие последовали его примеру. Как говорится в тувинской пословице, возможно, мы промазали утку, но в озеро попали наверняка. В такой новой для нас, необычной позе стали терпе­ливо ждать Его Святейшество Далай-ламу, представляя его себе в искрящихся золотых одеяниях, с пронзительным, цепким взглядом колючих глаз на суровом лице.

С бетонной площадки аэропорта вереницей, медленно ползли к нам «Волги». В передней белой «Волге» рядом с води­телем сидел… Его Святейшество Далай-лама XIV! Никто не объяснял, никто не комментировал, но разум, сердце подсказа­ли это— Он! Первым, что приковало наш взгляд, было его лицо. Далай-лама оказался похож на тувинца: лицо смуглое, лоб высокий, открытый, из-под затемненных стекол очков в тон­кой оправе искрились лучи доброты. Одет он был в ламское облачение бордового цвета. Улыбка Далай-ламы на удлиненном скуластом лице, казалось нам, знакомым с детства, излучала такое добродушие, что наши мысли о нем, как о сверхъестест­венном человеке, моментально улетучились, представилось вме­сто того, будто мы знакомы с ним многие годы, и он — наш старый друг. Да-а, мощь и величие этого человека оказались в его простоте. А буддизм,— сразу вспомнилось,—одна из самых распространенных религии на Земле, имеет самую древ­нюю историю и самую большую численность поклонников на Азиатском континенте.



Город Кызыл, вся Тува за историю своего существования, еще не принимали никого с такими почестями, как Далай-ламу. Центральная площадь между театром и Домом Правительства буквально кишела людьми. Кого только здесь не было: v вхо­да в театр Президент Ооржак со своими помощниками и заме­стителями, министры. Председатель Верховного Совета Бичелдей, артисты, русская бабка с большим бронзовым крестом в руках, разношерстный люд, жаждущий хоть на миг, хоть одним глазом глянуть на живого бога на Земле. Народ бурлил как Хутинский порог. После своеобразной церемонии оповещения о приезде Далай-ламы на тувинскую землю,— на белом коне, как глашатай, скакал заслуженный артист Дамба-Доржу Сат,—в той же белой «Волге» подъехал Его Святейшество. В сопро­вождении многочисленной свиты, разномастной толпы радио- теле- и фотожурналистов Он воссел на специальный трон у входа муздрамтеатра. Я не буду отвлекать внимание читателей на слова, сказанные Далай-ламой, сразу переведенные на два-три языка, не стану рассказывать о сотнях милиционеров, оцепив­ших плотным строем площадь, о журналистах, сверкавших, блиставших своими кино-, теле-, фотокамерами, не посмею пове­ствовать о том, как стояли стар и млад, протягивая бронзовых божков и яства перед собой, иные принесли и привезли детей, скованных недугами. Я продолжу наш рассказ о дальнейшей судьбе Государственного флага, прерванный визитом Далай-ламы.

Слышим, громкоговоритель вызывает нашего знаменитого борца Маадыра Монгуша. Мы с соседями, стоявшими в толпе, предположили, что, наверное, хотят показать Его Святейшеству тувинскую национальную борьбу — хуреш. И действительно, со ступенек Дома Правительства спускались четверо борцов, самые титулованные — Маадыр, Аяс, Амир и Алдын-оол – в борцовских костюмах. Они несли… новый флаг Республики! Вот он, утвержденный сессией флаг! Каждый из борцов держал голубое полотнище за край на уровне плеча. Я сразу поднес к глазам восьмикратный бинокль. Что такое? Мне показалось, что богатыри несли другой флаг, не такой, какой мы сшили. Го­ворят, своим глазам свидетелей не нужно. Сейчас-то и откры­лась мне загадка сообщения Парамзина: вот почему он совето­вал перенести день восхождения. Оказывается, на сессии утвердили другой эскиз флага. И вот какой: полотнище само голубое, как и было, но от углов, где должно укрепляться древ­ко, начинался желтый треугольник, ограниченный бело-голубы­ми полосами, которые соединялись в середине и шли вдоль полотнища, параллельно краям. И никакой буквы «А» старотюркского алфавита. Этот флаг сразу понравился мне. Здесь не было резких, контрастных цветов. Все цвета знакомы каждому тувинцу с детства: небо над нами всегда голубое, белые юрты, белое молоко, золотисто-желтые лучи солнца… и желтая вера. А несли на руках богатыри новый Государственный флаг для освящения самим Далай-ламой. Здорово придумано, чтобы новый флаг освятил сам живой бог на Земле! Когда борцы несли освященный флаг обратно в Дом Правительства, кто-то из стоявших рядом спросил как бы самого себя:

— Неужели Президент велит вывесить этот флаг над зда­нием Правительства?

— Не-а, освященный флаг он оставит в своем кабинете, а на здание повесят другой флаг. Не сегодня, завтра — знаешь, сколько таких флагов будут штамповать,— объяснил другой, хриплым голосом, и с такой осведомленностью, словно состоял в помощниках Президента.

Освящение флага, случайно услышанный разговор об освященном флаге — все это вползло в мой мозг, в мое сущест­во. «Да, Государственный флаг — один из главнейших симво­лов государства… они развеваются везде: на зданиях посольств, на кораблях, бороздящих океаны, на вершинах и полюсах мира, куда добрались люди. Каждый представляет свою страну своим флагом. «Помню, над Монгун-Тайгой развевались флаги одного цвета — красные. И мы не раз водружали красные флаги СССР и РСФСР, и эстонцы, и украинцы, побывавшие на верши­не, водружили тот же флаг красного цвета. Наш новый Государ­ственный флаг — вот он. Если мы засидимся, чего греха таить, может колыхаться на вершине Монгун-Тайги неизвестно чей флаг. Был бы российский, куда бы ни шло, а если какой-то иной из стран СНГ? Или — прибалтийского государства? Э-э, да я не знал бы, куда от стыда глаза девать. Свои-то скалола­зы, выходит, просидели сложа руки… Ни о чем другом не дума­лось, кроме как о Государственном флаге, не для красного словца так пишу. А что, если попросить у Президента освящен­ный флаг и водрузить на вершину? Ну, нет, эта мечта неосу­ществима: такую святыню отдать на растерзание ураганным ветрам, чтобы продержалась она там, на вершине, день, неде­лю, в самом лучшем случае — дней десять? Да, здорово было бы, если бы мы водрузили флаг, освященный самим Далай-ла­мой. Но что поделаешь? Положение безвыходное, остается только сожалеть.

Глубоко вздохнув, я снова вернулся к окружающему миру. Далай-лама со своего великолепного трона стал читать буддий­ские сутры. Мы не знали значения сутр на тибетском языке, но монотонный, словно напев ветра или какой-то рокот из самых глубин природы, голос его все больше проникал в наше созна­ние, н наши клегки, какая-то дремота охватила меня, стоявшего на коленях, как вдруг одна мысль молнией пронзила все мое тело. Да, казалось мне, бесшумная молния сверкнула над мно­готысячной толпой верующих, над сотнями представителей пра­вопорядка, над свитой самого Далай-ламы XIV. Так у нас же есть время для освящения нашего флага! Еще есть! Надо спе­шить! Надо успеть!

Поздно ночью приехав домой и немного вздремнув, споза­ранку спешу к нашей мастерице Тамаре. Флаг все еще оставал­ся у нее.

— Придется флаг этот распороть по швам, шить будем новый. Вот размеры, вот желтая ткань, вот ширина белой поло­сы,— разъясняю ей кратко все и добавляю:— Завтра этот флаг будет освящать сам Далай-лама XIV.

Правильные черты лица истинной дочери кочевников от удивления мгновенно изменилось:

— Да вы что! Далай-лама и близко не подпустит!

Но постепенно смуглое ее лицо озарилось улыбкой. Навер­ное, она представила себе, как сам Далай-лама будет освя­щать флаг, сшитый ее руками, и, возможно, это стало ей интересно.

— Наша задумка может осуществиться. Только, только..— нужен флаг. Остальное мы берем на себя,— заверил я.

Улыбка с ее лица исчезла, Тамара встрепенулась, как ото сна, и занялась швейной машинкой.

Было воскресенье. С кем же мне посоветоваться, с кем до­говориться об освящении флага? Поехал в Чадан, председателя райисполкома соседнего Дзун-Хемчикского района застал дома. Макар Донгак — мой земляк, знал его с детства. Без церемо­ний объяснил суть дела и попросил помочь.

— Так и быть,— своим неспешным говором ответил он.— По этому вопросу я заранее переговорю с Президентом. Приез­жайте пораньше!

Кажется, все дела ладятся! Только, как говорится у нас, не снимай обувь, пока не увидел реку.

Когда я возвратился из Чадана, мастерица наша заканчи­вала работу, строчила последние швы.

— Неужто уже вечер?— Тамара выглянула в окно. Ей не поверилось, что прошел еще один осенний день. Отрезала нити, соединявшие ткань со швейной машинкой, и расстелила на ковре сшитый флаг, погладила его по всем краям смуглыми тонкими пальцами с какой-то нежностью. Я опустился на коле­ни и стал разглядывать флаг. Вот это действительно был флаг! Достаточно кинуть на него взгляд, и светло становилось на душе. Невольно появилась улыбка восхищения. Желтый треугольник флага — это желто-золотистые лучи утреннего солнца, это властный цвет желтой веры; бело-голубые полосы, идущие с двух краев и соединяющие­ся в середине, означают Бий-Хем и Каа-Хем, соединившиеся в Улуг-Хем, белый цвет — цвет новых юрт, молока, так почитаемого нами. Это все при­шло в голову мгновенно. А само голубое полотнище — это цвет наших бесчисленных горных рек и озер, цвет самих гор, цвет нашего чистого неба. Прекрасен флаг! Таким и должен быть флаг Тувы. И расцветка — одно, но как он сшит! Творение рук мастерицы можно сравнить разве что, с гимном или с лириче­ской поэмой. Даже как-то жалко оставлять такой флаг всем ветрам на ледниковой вершине.



21 сентября 1992 года в степи Бора-Булак, возле огромных белых букв «ЧАДААНА» народу, всякой техники было видимо- невидимо! Только в нашем эпосе так сказывают: народу, как караганника, караганника—как народу. Это прибыл всякий люд со всех западных районов республики, чтоб хоть одним взглядом увидеть самого живого бога желтой веры, Его Святей­шество Далай-ламу XIV. Люди шли с детьми, со старцами, ехали на лошадях, на тракторах, на автомашинах — легковуш­ках, грузовиках; на всем, на чем только можно ехать,— на мо­тоциклах, велосипедах, мопедах. В несколько раз было больше народу, чем позавчера в Кызыле. С утра день был прохладный, только с полудня солнце стало пригревать бора-булакскую степь. Люди ненароком поглядывали в юго-восточную сторону, туда, где прежде стоял Великий Храм — Устуу-Хурээ, и откуда вот-вот должен был появиться вертолет. По ту сторону двугор­бой горы, в прекрасной долине несколько десятилетий назад наша революционно-настроенная молодежь, по примеру воинст­вующих безбожников, сожгла и разбила до основания Устуу-Хурээ, самый большой ламский монастырь в Западной Туве. Далай-лама XIV должен был посетить руины хурээ и освятить это место для восстановления храма.

Ждать нам пришлось недолго. Стрекот вертолета МИ-8, появившегося из-за гор, заставил всех прибывших в эту степь шептать беззвучно: «Далай-лама! Далай-Лама!» Вертолет зеле­ного цвета сел в пятидесяти метрах от специально приготовлен­ной для этого случая большущей сцены с шатром. Далай-лама XIV с неизменной доброй улыбкой на смуглом лице, такой, ка­ким я видел его и впервые, сделал первые шаги по Хемчикской земле! Один из свиты ловко заслонил его зонтиком от лучей немощного уже сентябрьского солнца. С Далай-ламой XIV были Президент, Председатель Верховного Совета, члены Правитель­ства, министры внутренних дел и госбезопасности, наши ново­явленные ламы и их ученики — хуураки. Его Святейшество взо­шел на престол, привезенный из Кызыла. Тысячи и тысячи пар раскосых глаз внимательно следили за малейшим движением живого бога на Земле, всем нутром улавливали каждое его слово,

Наши заботы, наши мысли были другие; зная уже, как освящают флаг, я живо нашел среди разношерстной толпы трех акдовуракцев, рассказал парням, в чем суть их дальнейших действий. Флаг был аккуратно упакован в полиэтиленовый ме­шочек, и мы оказались позади сцены, конечно, оттуда Далай-ламу не видели, по четко слышали из громкоговорителей его голос и речь переведенную на русский и тувинский языки.

— Не обижайтесь, парни, что не видите Далай-ламу XIV,— уговаривал я,— зато через несколько минут будете с ним рядом! Так-то, главное — терпение. Впереди нас плотное кольцо милиционеров, но это — самое близкое место к Его Святей­шеству.

Голове района Макару Донгаку было не до нас, он был рядом с Далай-ламой, и мы, подозвав его заместителя Серен- Доржу Ондара, попросили передать нашу просьбу. Ондара я знал по нашей удалой юности; вместе строили горнообогати­тельный комбинат и молодой город асбестовиков Ак-Довурак. О нашем замысле с флагом он знал. Сидим и гадаем; разрешат или не разрешат освятить флаг? Время шло, а вестей никаких. Смотрим, Ондар идет к нам быстрыми шагами:

— Не разрешили!— коротко бросил он.

Громом с осеннего неба прозвучали для меня эти слова, я на какое-то время даже вроде бы оглох: четкая речь Далай-ламы отдалилась и уже казалась шепотом; крики ребятни, команды милиционеров, гул автомобиля, говор женщин — мир звуков для меня исчез. С минуту, наверное, был в оцепенении, не мог произнести ни слова, едва набравшись духа, почти про­шептал:

— Не получилось, парни.

И трое моих помощников, поняв, что интересная затея не удалась, молча затерялись в толпе.



Так все же кто не разрешил-то, Президент или Далай-лама? Да, какая разница, кто бы ни был. Сказано — нет, и все! Что тебе, так обязательно надо было освящать флаг? Ну что, сшил, подготовил флаг, так водрузи его втихаря хоть на Монгун-Тайгу, хоть на макушку мира! Чтобы тебе еще Далай-лама освятил флаг? Ишь чего захотел? Как говорится, дурная голова ногам покоя не дает. Эти мысли своей правдой били не в; бровь, а в глаз. Конечно, так и должно быть, не каждому встреч­ному дано, не то что освятить флаг, а близко увидеть самого Далай-ламу. И верно, у нас нет ни малейшего повода для встречи с лауреатом Нобелевской премии мира, Его Святей­шеством Далай-ламой XIV, мы ведь даже и не последователи его религии, не знаем ни одной строчки сутры желтой веры. И правильно сделали, что не подпустили нас к Далай-ламе. От таких мыслей в душе стало легче.

Завернул флаг в прозрачный полиэтиленовый мешочек, зажал под мышкой и хожу в толпе, виду не показывая, что не осуществил один из главных, может быть, во всей моей жизни, замыслов, притом связанный с новым Государственным флагом. Минут через десять вижу Серен-Доржу Ондара, он кого-то искал в толпе, рыскал взад, вперед. Наши глаза встретились:

– Где твой флаг? Разрешили освятить! Вам дается всего лишь минута!— бросил он и так же внезапно исчез.

Бурган оршээзин, господи ты боже мой! Как-то не верится! Но своим ушам свидетели не нужны. А где же мои парни? Как найти их в многотысячной толпе? Может, взять первых встреч­ных? Оглянулся — вот они стоят, все мои трое знаменосцев: Манчын-оол Кужугет, Олег Ооржак, Алексей Ондар.

— Парни, спешим! Будут освящать флаг!

Перешагнули мы сидящих милиционеров и оказались в центре, справа от сцены. Флаг развернули, взялись каждый за угол полотнища. Ждем. Сейчас-то мы спокойны, наблюдаем за всем происходящим на сцене. Его Святейшество Далай-лама XIV восседает на троне, произносит благопожелания, его личный переводчик прекрасно передает смысл сказанного на русском языке, а затем следует перевод на тувинский. Слабо­ватый, к сожалению: конечно, за долгие годы религиозные термины забыты нами.

Вчетвером, с флагом на плечах, поднимаемся по ступень­кам, а сердца стучат, словно буддийские барабаны. Краешком глаза заметил Президента Ооржака; это он дал указание освя­тить флаг. Это уж точно! Пред нами на золотистом троне сидел Его Святейшество Далай-лама XIV — Тенцин Гьятцо.

— Ваше Святейшество, с нижайшим поклоном просим ос­вятить наш флаг!— Кажется, такие краткие слова вылетели из моих губ. Перед самим живым богом я от волнения не смог уследить за тем, что произносил, но подготовился сказать что-то вроде этого. Я не успел даже заметить выражения лица Его Святейшества, перед глазами все поплыло. Никто не пере­водил наших слов, но Далай-лама XIV отпустил на запястье четки — бусы темно-коричневого цвета, с подлокотника трона взял длинное, белое, как снег, шелковое полотнище-кадак и встал. Мы были на расстоянии шага. Один из свиты Его Свя­тейшества, тоже в ламском одеянии, стал помогать Далай-ламе. Они стали привязывать священный кадак к левому углу флага, там, где его держал Алексей Ондар. Верно у нас говорят, что живой человек и гнедого волка увидит. Разве я предполагал, что когда-нибудь окажусь рядом с самим Далай-ламой, самым большим Человеком желтой веры! Мне никогда не приходилось иметь дело даже и со знаменитостями республики, не то что вселенского масштаба. Когда я под полотнищем флага увидел голый локоть Далай-ламы с четками, в голову мгновенно при­шли чьи-то слова, сказанные при встрече Далай-ламы в Кызы­ле: простому смертному, мол, надо постараться прикоснуться к нему или хотя бы наступить на Его следы, и всю жизнь тебе будет сопутствовать удача. Решение пришло в тот же миг, и я как бы ненароком коснулся левой рукой локтя Его Святейшества. Он не подал виду, что заметил мое неэтичное поведение. Ослепительная улыбка Далай-ламы XIV при освящении флага снопом искр вошла в нашу плоть, и мы явно ощутили прилив энергии. И нам, простому люду, родившемуся на берегах стре­мительного Алаша, Аянгаты, Хемчика, захотелось пожелать долгой жизни Его Святейшеству. И пусть миллионные поклон­ники буддизма освятят его праведный белый путь, пусть осу­ществится святая его мечта — свобода над Тибетом лучезарно взойдет на вечные времена!

Когда мы вышли из плотного кольца людей с освященным флагом в руках, наши лица, наверное, светились от радости, словно у младенца, увидевшего упругие, белые груди матери. Подбежало к нам несколько человек.



— Флаг этот освятил сам Далай-лама. Его руки трогали это полотнище!— И они стали прикладывать к лицу, целовать флаг и священный белый кадак, подаренный Далай-ламой. Протянутых к нам рук с каждой минутой становилось все боль­ше, того и гляди, они в клочья разорвут флаг и кадак. Беда неминуема!

— Что вы делаете! Уберите руки!— Я крикнул, наверное, нечеловеческим голосом, потому что на доли секунды ослабли руки, отпустили наши святыни. Мне этого времени было доста­точно, чтоб выхватить флаг и кадак. И я побежал со святынями подмышкой в степь, где стоял наш «жигуленок». Бежал, словно лермонтовский Гарун, «быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла». Бежал и бежал, временами оглядываясь, но погони не было. Сердце пело, ноги не чувствовали земли.

Через три дня, а в это время Его Святейшество Далай-лама XIV, наверное, был уже в другом краю Земли, мы на трехосном ЗИЛе ехали через перевалы, через таежные реки на Монгун-Тайгу. Нас было двенадцать человек. Выехали из Ак- Довурака в полдень, направились в Овюр, проехали Саглы, по верховыо Барлыка, а через десять часов, ночью подъехали к реке Мугур под Монгун-Тайгой. Хотелось нам поставить лагерь бли­же к месту штурма, но в темноте, при свете фар, в горах труд­но сориентироваться, и решили, чтобы не блуждать, до утра разбить лагерь у реки. Заполыхал яркий костер, далеко осветив голые лиственницы, таежные кустарники. Вместе с пламенем костра вспыхнули и веселый смех, и говор моих друзей-восхо­дителей.

…На ледовой вершине нас ждало разочарование. Девять лет назад, когда я с парнями стоял здесь, пик был обозначен: бюст Ленина, согнутый флагшток и еще какой-то транспарант. Сей­час же ничего не было, абсолютно никакой обозначеной точки. Что ж, придется теперь нам самим определить, где находится точка, самая близкая к небу. Мы посмотрели на Данзычи: он ведь маркшейдер. Сделав про себя какие-то визуальные расче­ты, он уверенно указывает то место, где быть флагштоку. Моге-оол тут же вбивает шлямбур в лед все глубже и глубже. Чтоб согреться, приходится нам поочередно брать в руки двухкилограммовый молоток и медленно раскалывать лед. И вот он установлен, сборный флагшток, длинною пять метров. Я заранее отошел метров на десять, держа наготове приготовлен­ный Савиныхом Владимиром фотоаппарат.

— Государственный флаг Республики Тыва подня-а-а-ать!— как можно торжественней, стараясь заглушить вон ветра, про­кричал я. Они, все втроем, подняли флаг.

Вот он, наш долгожданный миг! Новый флаг Республики Тыва с желтым треугольником слева и двумя сходящимися в параллели белыми полосами по всей длине, на чистом голубом фоне, освященный Его Святейшеством Далай-ламой XIV, сши­тый простой женщиной-тувинкой, поднят на высочайшей верши­не Тувы, на 3 976.9 м над уровнем моря. Наш новый флаг развевался на ветру и был потрясающе красив!

Это событие произошло 27 сентября 1992 года, ровно в полдень. Со дня утверждения нового флага Республики Тыва па сессии Верховного Совета прошло одиннадцать дней, со дня освящения Далай-ламой XIV—шесть дней. Еще месяц и пять дней остается до водружения нового флага на зданиях Верхов­ного Совета и Правительства Республики Тыва. Такой флаг будут водружать впредь много раз, в различных местах. Но самый первый, над всей Тувой он поднят здесь! Освященный флаг! Он трепещет на ветру над нами голубым фоном, сливаясь с голубым небом. Под нами раскинулись просторы Монголии, ее озера, горы, на западе Малая Монгун-Тайга — хребет Чихачева, еще далее — просторы Алтая, а на севере хребты Шапшаалский и Цагаан-Шибэту… Все они — молчаливые свидетели нашего успеха. Сбылось! Мы осуществили свою скромную мечту, преодолев — ох!—немало препятствий. Трудно передать словами те ощущения, которые мы пережили в эти минуты, стоя над облаками, над всей Восточной Сибирью.



На вершине мы пробыли около часа. Флагшток мы, для его крепости укоротили, закрепили флаг. Пошли назад, мысленно прощаясь с флагом, и долго не могли идти спокойно: то и дело оборачиваясь, любовались своей работой. Над молочно-белым огромным куполом трепетало на ветру наше голубое создание.

Казалось, ему, познавшему высоту, хотелось взмыть выше и выше. Интересно, сколько будет стоять этот самый первый, освященный тувинский флаг? Неделю? Месяц? Мы-то, немногие, знаем: достаточно вчерашнего бурана хоть сейчас, и он дейст­вительно устремится в неизведанные высоты. До свидания, Монгун-Хайыракан! Через год мы вернемся с новым флагом! Отныне на твоей вершине будут развеваться желто-бело-голу­бые флаги на все времена!

Мы поспешили вниз, на скальный гребень, к говорливому Мугуру, в лагерь, к друзьям. Хотя большинство из группы не было на вершине, но присутствие их духа, их поддержку мы постоянно ощущали на себе. Это была наша общая победа. Белый кадак Далай-ламы, побывавший на вершине и возвра­щающийся в мир людской, будет нам постоянно напоминать те беспокойные дни, доставившие столько огорчения и радости в нашей быстротечной, как миг, жизни.

Декабрь, 1992 г.

Фотографии любезно предоставлены для публикации Анетой Ооржак