Западный мир испытывает в наше время особый интерес к тибетской культуре. И мы действительно уже что-то знаем о ней: об истории, философии и практиках тибетского буддизма существует множество работ на европейских языках. Но вот о тибетской музыке почти ничего на Западе не известно. Ясно, что музыка — это феномен возникающий в каждой культуре, но ясно также и то, что в разных частях света музыка звучит по-разному. Мы все знаем, что встреча цивилизаций не всегда протекает мирно – иногда формы одной культуры подавляют, вытесняют друг друга, но творчество всемирно известной тибетской певицы Дечен Шаг-Дагсай — пример совершенно иного культурного взаимодействия. Оно — образец именно «дружеского» межкультурного диалога в музыкальном мире, где каждая культура «слышит» и, сохраняя свою самобытность, гармонично дополняет другую. Её песни звучат в фильме Бернардо Бертолуччи «Маленький Будда», она выступает для Его Святейшества Далай-ламы, пишет пластинки вместе с Тиной Тёрнер (Beyond, 2009), а Филипп Гласс приглашает её с играть концерты в нью-йоркском «Карнеги-Холл». 5 сентября певица впервые выступит с концертом в Санкт-Петербурге.

С Дечен Шаг-Дагсай беседовала Влада Белимова – философ, антрополог, специалист по индийской культуре.

— Стоит услышать ваши песни как возникает чувство, словно Вам известно тайное пространство, где музыки разных культур звучат в гармонии друг с другом. В чём секрет Вашего творческого метода?

— Секрет в том, что я принадлежу двум разным культурам — тибетской и европейской. Мои родители родом из Тибета, родилась я в Непале, а росла в Швейцарии.

В нашем швейцарском доме царила совершенно тибетская обстановка, которую всеми силами создавали и поддерживали мои родители, дедушка и бабушка. Во всех комнатах стояли фигуры Будды, на стенах висели красивые тханки, курился дым благовоний, звучали мантры… Всё это создавало атмосферу спокойствия и безмятежности. Однако стоило мне выйти за дверь, как я оказывалась совсем в другом мире — мире западной культуры. Там царили другие ценности, другие образы, другие настроения.

Уже в детстве я ощутила ценность тибетской культуры. И, кстати, не только я. Моим школьным друзьям нравилось бывать у меня в гостях, они чувствовали что-то необычное, особенное.

Эти два мира, знаете, они абсолютно разные. Тибетская культура произрастает, в основе своей, из философии буддизма. И, следовательно, для тибетца основная цель жизни — обогащение внутреннего мира, развитие доброго сердца, познание условий истинного блаженства. Для представителя западной культуры всё это тоже важно, но на первом месте обнаруживаются ценности внешнего порядка — богатство, благополучие, благоденствие, достижение «достойных» целей. Мне выпала чудесная возможность принять в своё сердце обе культуры, и я очень ценю этот дар. Вероятно, потому и та музыка, которая звучит в моём сердце и в моих песнях, вмещает и тибетскую музыкальную традицию, и европейскую — при этом, не являясь в полном смысле ни одной, ни другой.

Если честно, я никогда не ставила перед собой задачу «продвинуть» тибетскую традиционную музыку на европейский рынок. Я считаю, что у каждой культуры и так уже есть своя собственная фолк-музыка — зачем что-то ещё добавлять? В конце концов, традиционную музыку и так слушают в Тибете, и сохраняют её там.

Мой отец, Дагсай Тулку Ринпоче, лама традиции гелуг, научил меня традиционному исполнению мантр. Однажды я подумала, что было бы здорово что-то такое сделать, чтобы дух и сила тибетских мантр были доступны всем людям планеты, а не только для тибетцам. Отец подкинул мне идею сочинить для мантр новые мелодии. Кстати, он написал очень интересную книгу «Практика тибетской медитации: упражнения, визуализации, мантры для здоровья и благополучия» , где он подробно останавливается о том, что мантры действительно успокаивают ум, защищают, способствуют развитию ясности, а потому могут принести мир, гармонию и счастье.

Итак, получив от отца благословение сочинить новые мелодии для мантр, я взялась за работу. Знаете, мне до сих пор очень сложно передать словами те чувства, что охватили меня в этом процессе — это было прекрасно!

Это всё я рассказываю, чтобы ещё раз объяснить, почему мою музыку не стоит воспринимать исключительно как традиционную тибетскую музыку. Мне кажется очень важным, чтобы та глубинная мудрость, что содержится в мантрах, стала открытой, доступной… Я пишу музыку и пою для людей всего мира, мне важно достучаться до каждого сердца!

— Есть ли у Вас европейское музыкальное образование ?

— Когда я только начинала петь мантры, у меня не было классического музыкального образования в европейском смысле, но вскоре моя карьера пошла в гору, меня стали приглашать выступать в самых знаменитых концертных залах мира — например, в нью-йоркском Карнеги-холле.

В то время мы как раз начинали сотрудничать с Хельге ван Дейком, которого я считаю по-настоящему великим продюсером. Он мне очень советовал поработать над голосом и, кажется, именно он нашёл для меня преподавателя пения, чтобы подготовить голос к выступлению на больших сценах. Поначалу, когда мы только начинали работать с этим преподавателем пения, я была ещё не вполне уверена, что это так уж необходимо. Хельге настаивал. Я спорила с ним, утверждала, что сама знаю, как петь. В ответ он мне всё время повторял, что я как «бриллиант, но неогранённый, а чтобы бриллиант засиял, нужно потрудиться». Если честно, меня задевало то, что Хельге так настаивает на этих занятиях и даже немного беспокоилась — мол, вдруг он считает, что я не умею петь… Но сейчас я понимаю, что Хельге был абсолютно прав и очень рада, что я тогда его всё-таки послушалась.

Буддисты знают, что звуки тибетских (и санскритских) мантр обладают особенной силой, которая способна исцелять, воздействовать на энергетические процессы, трансформировать сознание. И здесь возникает вопрос. Какое место музыка занимает в этом чудесном процессе? Музыка имеет самостоятельное значение или она — что-то вроде «транспортного средства» для мантр?

Поначалу моя музыка была совсем простой — всего несколько инструментов и голос. Именно в таком звучании вышел мой первый альбом. Людям он понравился. Я думала, что раз людям понравились песни первого альбома, нужно сочинять и петь что-то похожее и дальше — во всех последующих альбомах. Но продюсеры мне объяснили, что так это не работает: люди потеряют интерес, если поймут, что новые песни ничем не отличаются от старых. Так, моя музыка начала меняться — постепенно, шаг за шагом.

Я выпустила несколько альбомов с очень спокойной музыкой — Dewa Che , Tara Devi , Spirit of Compassion и т.д. В европейском музыкальном бизнесе, где все систематизировано и классифицировано, такое направление называют «медитативная музыка» или «духовная музыка». Эти альбомы хорошо известны тем, кто и так уже интересуется буддизмом, индо-тибетской культурой, мантрами…
В мантрах содержится «информационный заряд», который действительно способен помочь людям. Но как сделать этот заряд доступным для тех, кто не только не практикует начитывание мантр, но даже не готов слушать «медитативную» музыку? Как помочь всем обрести спокойствие, счастье, разрешить внутренние конфликты? Меня не покидало беспокойство о том, что мои песни не слышат те люди, кому действительно необходима помощь — кто живёт в стрессе, у кого проблемы.

И вот в 2010 году я встретила Хельге ван Дейка, своего нынешнего продюсера. Я поделилась с ним этим своим беспокойством. Хельге ответил, что ставку нужно делать на хорошую музыку — профессионально исполненную, качественно записанную и сведённую. Он сказал, что только так можно «дать мантрам то музыкальное обрамление, которого они заслуживают». В этом смысле музыка, действительно, как вы сказали, стала своеобразным «транспортным средством» для мантр.

Такой подход позволил сделать моё творчество доступным для тех людей, которые обычно не соприкасаются с миром мантр. Я надеюсь, что если им понравится музыка, то они захотят узнать, о чём же я пою. Тогда, они узнают о существовании мантр и, возможно, зададутся вопросом, что это вообще такое и зачем они нужны. Они узнают, что мантры способствуют успокоению ума, выздоровлению от болезней, делают человека счастливым — и при этом не обязательно связаны с религиозностью. В мантрах содержатся семена мудрости, а мудрость нужна всем и каждому в нашем мире, чтобы сделать жизнь гармоничной и счастливой. Здорово, правда?

На последних альбомах мы пошли ещё дальше. Там я пою на тибетском, санскрите, французском, английском… Над текстами песен мы работаем вместе с отцом. На мой взгляд, мы нашли хорошую комбинацию: лирика — на живых языках, а в качестве припева — сакральные мантры на санскрите. Для меня как для музыканта возможность использовать все эти инструменты — потрясающий опыт!
Всё это поможет сделать моё послание открытым и доступным большему числу людей.

— Что важнее — звук или слово?

Думаю, что есть много разных подходов. Я верю, что каждый звук, который мы произносим, обладает определённой энергией. В зависимости от состояния нашего ума, меняется и наш язык. Какие слова вы говорите, когда испытываете злость, а какие слова — когда вы счастливы? Когда артист поёт от всего сердца, он соединён с изначальным творческим источником… По-настоящему красивые песни получаются только если поёшь от всего сердца, меня поймут все артисты. Кроме того — и тут меня поймут все буддисты — я привыкла задавать себе вопрос о своей мотивации, особенно когда пою мантры.

Мантры — они удивительные… Почему? Потому что главное их послание прекрасно по своей сути: «пусть все живые существа будут счастливы, пусть все освободятся от страданий и причин страданий!» Такое «корневое» сообщение содержит в себе каждая мантра. И это сообщение никого не исключает, а наоборот, словно бы стремится «обнять» всех чувствующих существ. Когда я пою мантры, я ощущаю тонкую энергию, очень гармоничную, которая вместе со звуком — течёт. Возможно, поэтому я чувствую себя такой счастливой, когда пою.

Буддизм пришёл в Тибет из Индии в VIII веке. И хоть все слоги мантр остались теми же, но их звучание всё же — немного — изменилось. Всё-таки у тибетцев другой язык, в нём нет некоторых санскритских звуков — например, “V”, “PH” и т.д. Соответственно, все эти слоги санскритских мантр, которых нет в тибетском, трансформировались… Как тут быть?! – В индийской культуре много внимания уделяется правильному произношению звуков. Согласно древним текстам, чтобы санскритская мантра «подействовала», нужно произнести её абсолютно правильно: важна каждая деталь, каждый звук, каждая интонация! Считается даже, что если произнести звуки неправильно, то эффекта не будет… Я поделилась этими своими сомнениями с отцом.

Он ответил, что всё это действительно имеет основание, однако есть один нюанс. Мы, тибетцы, верим также и в то, что само присутствие мантры — неважно, верно ли мы произнесли все звуки или нет — изменяет состояние ума и мотивацию! Так, например, эгоистическая мотивация может трансформироваться в мотивацию служения другим. Мой отец привёл одну аналогию, которая мне очень нравится. Представьте такую ситуацию: раздаётся стук в дверь, вы открываете, там стоит нищий, он просит воду и еду и вы, конечно, помогаете ему. Так вот мантра — это что-то вроде стука в дверь к просветлённым существам. Они понимают, что именно нужно вам и готовы помочь.

— У гармонии в нашем мире, увы, есть границы. Можно ли примирить Тибет и Китай — хотя бы в своём сердце?

Важный вопрос. Начну издалека. На границе Китая и Тибета никогда не было гладко: вооружённые столкновения регулярно случались, несмотря на все усилия лам окрестных монастырей, направленных на укрепление мира. Предшественник моего отца, четвёртый Ринпоче нашей линии, в инструкциях по поиску его следующего воплощения написал, что искать нужно на границе Тибета и Китая, в окрестностях города Кандин. Этот город известен, кстати, с незапамятных времён — там проходил торговый путь, по которому из Китая в Тибет доставляли спрессованный чай. Именно там, в семье китайца и тибетки, родился мой отец — получается, он наполовину китаец, наполовину тибетец. Там его и обнаружили ламы.

Так что желание мира во всем мире досталось мне, можно сказать, по наследству и со временем становится всё сильнее. На меня очень сильно повлияло то, что мои родители вынуждены были отправиться в изгнание. Для них это стало настоящей трагедией. Всё детство я мечтала о том, чтобы как-то способствовать мирному решению этой ситуации.

Однажды я спросила маму, как сделать так, чтобы во всём мире был мир? Как сотворить позитивную карму для всех и каждого? И моя мама ответила, что прежде всего мне нужно сотворить позитивную карму для себя самой. Как это сделать? Нужно служить другим. Я задумалась. Как же мне служить другим, если у меня нет денег и власти? Для того, чтобы помогать другим, — ответила мама, — не обязательно нужны деньги; действительно необходимая вещь это намерение. А потом она нежно на меня посмотрела и сказала, что мне достался красивый голос, а потому мне следует научиться петь: так можно сделать счастливыми многих людей, а ещё скопить хорошие заслуги. Я очень надеюсь, что моя музыка действительно способствует созиданию гармонии и пониманию между разными культурами — особенно между китайцами и тибетцами.

Мои родители приехали в Швейцарию в 1963 году. В те годы невозможно было держать связь с теми, кто остался по ту сторону границы — в Тибете. Границы охранялись слишком хорошо. И в течение последующих двадцати лет можно было только строить догадки о том, кто остался жив, а кто погиб. Это всё было очень сложно. И вот однажды случилось невероятное: границы открылись! Мы получили письмо из монастыря моего отца — его просили вернуться! Мои родители стали регулярно посещать Тибет, занимались там социальной и благотворительной деятельностью. В 1999 году они построили больницу. Потом организовали стипендию для тибетских студентов — чтобы те приезжали изучать медицину в Швейцарию, а потом возвращались в Тибет работать в этой больнице. Также мои родители помогали восстанавливать монастырь. Да, мои родители были очень вовлечены в социальные проекты Тибета.

Ну а для нас с сёстрами эти проекты поначалу были прекрасной возможностью побывать в Тибете — познакомиться с людьми, увидеть ситуацию своими глазами. Знаете, что меня потрясло? В это трудно поверить, но сейчас китайцы не только не стремятся уничтожить тибетскую культуру, но даже совершают усилия для её сохранения. Конечно, ситуация очень сильно изменилась, поначалу было совсем иначе, было очень плохо. На заре культурной революции коммунисты запрещали всё, начиная с тибетского языка: запрещали изучать тибетский в школе, запрещали писать на нём, читать на нём. А ведь уничтожить язык — самый быстрый и «простой» способ уничтожить культуру.

Моя мама ушла 18 лет назад. С тех пор мы с моими сёстрами продолжаем заниматься теми благотворительными проектами, которые она основала. А некоторое время назад появилось ещё два благотворительных проекта. Это две школы — для швей и для автослесарей.

— Расскажите о Ваших благотворительных проектах!

В 2010 я поехала в Тибет с моим мужем. Путешествие получилось замечательным! Перед отъездом я хотела купить традиционные тибетские наряды для своих выступлений. Обнаружилось, что во всём городе был только один магазин, которым управляли тибетцы — только там можно было купить вещи, сделанные тибетцами. Все остальные магазины в городе оказались китайскими и вещи, соответственно, там можно было купить только китайского производства. Я ужасно расстроилась… Существуют ведь традиционные ремёсла, секретами которых обладают только тибетцы и будет очень жаль, если эти секреты будут потеряны. Я пожаловалась своему другу, монаху Лобсангу Дава, что мол, как жаль, что так мало существует магазинов, где можно купить вещи, сделанные тибетцами. Он подтвердил мои опасения, что всё идёт к тому, что мы утеряем традицию — ведь молодые тибетцы не учатся шить, да и нет у них денег на обучение. И я тогда сказала, что хорошо бы организовать «традиционную тибетскую школу кройки и шитья» и спросила Лобсанга, что он об этом думает. Выяснилось, что он сам любит и умеет шить (вообще в Тибете многие мужчины хорошо шьют, особенно монахи), а обучать молодёжь шитью — было его давней и, казалось, невозможной мечтой. Я вложила в эту школу свои деньги — спасибо успеху музыкального альбома Beyond , который мы сделали вместе с Тиной Тёрнер и Регулой Кёрти! Сейчас в этой школе уже больше 300 студентов выучились шить, каждый прошёл полугодовой курс. Сейчас большинство из них продолжают шить прекрасные наряды, многие даже владеют собственными магазинами. С одной стороны, этот проект позволяет сохранить тибетское искусство шитья, а с другой — помогает людям зарабатывать деньги. Они шьют наряды, тханки — получается очень красиво! А с другой стороны, люди становятся уверенными в себе. Почему? Потому что теперь они действительно что-то могут и умеют делать хорошо, а знание и навыки — это то, что никто не может у них отобрать.

Среди вещей, которые делают учащиеся и выпускники этой школы, есть замечательные сумки. Эти сумки я называю «драгоценными». Покупая эти сумки, люди помогают восстановлению и развитию традиционных тибетских ремёсел, принимают участие в благотворительном проекте — да и сами эти сумки, поверьте, очень красивы! Мне нравится слово «драгоценность», один из моих последних альбомов так и называется — “Jewel”. Драгоценность — это наша истинная природа, а наша истинная природа является драгоценностью. Наше сердце — драгоценность, ибо светит в мире и миру.

Ещё один мой благотворительный проект — это школа автомехаников. В Тибете довольно много машин, но почти нет ремонтных мастерских. Школу мы основали в 2012 году вместе с молодым монахом Лобсангом Джампой, который увлекается автомобилями. Другой преподаватель этой школы — китаец Лин Цзянь из Чэнду. Знаете, что он сказал мне при нашей первой встрече? «Я китаец, но я очень переживаю за тибетцев, они в моём сердце». Вместе они обучают маленьких мальчиков ремонту автомобилей, чтобы те однажды смогли запустить свои собственные авторемонтные станции в Тибете.

В этом проекте для меня важно, что китайцы — тоже переживают за тибетцев и готовы им помогать. Этот аспект часто не берут во внимание, забывают о том, что китайцы — тоже люди и, как и другие люди, обладают способностью сострадать чужому горю. СМИ акцентируют внимание только на негативной стороне дела. Я считаю, что очень важно рассматривать каждую ситуацию в целом. Я была в Тибете несколько раз и могу сказать, что на человеческом уровне китайцы и тибетцы легко находят общий язык, они могут ладить очень хорошо.

Вы знаете, сейчас Китай активно развивается и многие управляющие компаниями, да и простые менеджеры, буквально «сгорают на работе». В поисках мира и покоя они приходят в буддийские монастыри Тибета. Там они под руководством тибетских мастеров проходят ретриты, изучают Дхарму, философию. Вот это, с моей точки зрения, и есть настоящее примирение и культурное развитие!

— Вы не боитесь повышенного внимания китайских властей? Как ваша деятельность согласуется с «тибетским вопросом» и «культурной революцией»?

Китайцы ужасно осторожны — по понятным причинам. Их самый сильный страх — политически мотивированная активность. Мои проекты никак не связаны с политикой. Кстати, это опыт моих родителей: только начав заниматься своими проектами в Тибете, они поняли, что никакая деятельность, даже самая благая, не имеет в Китае права на существование, если имеет политические коннотации. Китайцы разрешают мне действовать вероятно потому, что уже знают меня как человека, который вне политики.

В своём творчестве я стремлюсь транслировать особое состояние ума. Я стараюсь, чтобы во всех моих песнях звучало послание о человечности, стараюсь передать это послание от сердца к сердцу. Ведь неважно, какой вы национальности и какое у вас гражданство — важно какое у вас сердце. Сердечное тепло — единственный материал, из которого можно построить мосты между культурами. С холодным сердцем ничего хорошего построить нельзя. Потому мне очень приятно знать, что мою музыку слушают и в Китае, и в Тибете, и в других странах.

Что касается связи между тибетцами, живущими в Тибете, и тибетцами, живущими в изгнании, то сейчас, конечно, всё сложно... Сейчас их словно бы ничего не связывает — между ними нет моста, нет диалога. А пока не начнётся диалог, не будет и общего пространства. Очень важно пробовать строить мосты, даже если кажется, что это невозможно. Тибетцы, живущие в изгнании, всё так же переживают, всё так же мечтают о свободном Тибете. Но нужно быть реалистами. Даже Его Святейшество говорит, что Тибет не станет свободным в ближайшее время, что даже в течение наших жизней он не станет свободным, а возможно и в течение наших следующих жизней… Нам нужно научиться мирному сосуществованию с Китаем, наводить мосты. Возможно, я и есть один из первых мостов. Надеюсь, вслед за мной придут другие.

Знаете о чём я мечтаю? Я мечтаю помочь Его Святейшеству Далай-ламе наладить диалог с Китаем — хоть чем-то помочь! Надеюсь, что я смогу — ведь музыка способна открывать двери и сердца.

Всему миру сейчас нужны добрая энергия и гармония. Конечно, в мироощущении тибетцев «тибетский вопрос» занимает центральное место, для них это самая чудовищная трагедия в мире. Но если посмотреть шире — на ситуацию в мире вообще — то очевидно, что проблем и трагедий очень много. У нас, у людей, столько проблем! Моя музыка, конечно, в первую очередь для тибетцев, но не только — моя музыка вообще для всех людей.

— Как Вы видите путь женщины в буддизме?

— Традиционно к монахиням в Тибете относились несколько пренебрежительно, поскольку они были хуже образованы, чем монахи. Но всё изменилось с подачи Его Святейшества Далай-ламы. Теперь монахини могут получать такое же образование, как и монахи — то есть, они могут изучать те же предметы и получать те же степени в буддийской образовательной системе. Сейчас у монахинь фактически те же права, что и у монахов. Это прекрасно.

Что касается роли женщин в буддизме, то тут я скажу следующее. Самый яркий женский «материнский» архетип в буддизме — богиня Тара. Считается, что Тара — матерь всех Будд. Все буддийские учителя почитают Тару. Много столетий назад Тара была принцессой. Один монах, удивившись её учёности и способностям, сказал, что если она и дальше будет усердно практиковать и молиться, то в следующей жизни сможет родиться в мужском теле и достичь окончательного освобождения от страданий. Эта встреча оказалась поворотной для Тары. Она взяла обет, что достигнет окончательного освобождения именно в женском теле, а потом, став боддхисаттвой, также в женском образе будет помогать чувствующим существам. Тара показала, что у женщин те же способности и потенциал для достижения освобождения, что и у мужчин. Я считаю, что это всё объясняет.

Да, женщины более эмоциональны, чем мужчины. Это может стать проблемой. Но если Вы изучаете Дхарму, то знаете, что существуют инструменты, которые помогают достичь состояния стабильности ума. Всем человеческим существам — и мужчинам, и женщинам — следует культивировать спокойствие и воспринимать вещи с точки зрения изменчивой природы вещей. Как женщины, мы обладаем определёнными особенностями: мы можем культивировать эмоции и быть более сострадательными, чем мужчины. А сострадание — своеобразное топливо для практики. Безусловно, нужно испытывать сострадание ко всем живым существам, но в том числе и к себе! Нужно научиться прощать себя. По-настоящему, глубоко! Только на основе очень глубокого прощения себя, любви к себе, сострадания к себе, можно испытывать настоящее сострадание, прощать и любить, искренне желать всем живым существам скорейшего освобождения от всех страданий. Таким образом нашу так называемую слабость мы можем обратить в силу. В сострадании — очень много силы, прекрасной силы.

— Расскажите о Вашем путешествии в Санкт-Петербург и о программе концерта.

— Я с нетерпением жду 5 сентября — на этот день запланирован наш концерт в клубе Морзе. И, конечно же, я с нетерпением жду собственно встречи с городом, это будет моё второе посещение Санкт-Петербурга. Санкт-Петербург — удивительно красивый город. Когда я впервые здесь оказалась, то была потрясена до глубины души той красотой и гармонией, которая здесь во всём! Я счастлива, что есть повод снова побывать в этом городе. Замечательным открытием для меня стало то, что в Петербурге есть настоящий тибетский Дацан. Когда я туда зашла, то словно оказалась дома. Это было так здорово! Поэтому я уже запланировала посещение Дацана. Меня очень трогает открытость русских людей — к самым разным традициям и культурам и, в том числе, к буддизму. В будущем я бы хотела посетить и другие русские города. Россия — очень развитая страна, особенно в культурном смысле.

В Санкт-Петербурге мы сыграем два концерта. 5 сентября в Морзе мы будем играть песни и мантры с последних альбомов Jewel и The Day Tomorrow . Мантры там звучат в довольно современной обработке, так что, думаю, музыка понравится даже тем людям, которые обычно «такое не слушают». Продюсер обоих этих альбомов — Хельге Ван Дейк. С нами приедут музыканты самого высокого класса: перкуссионист Рани Криджа / Rhani Krija — обычно он играет со Стингом, прекрасный виолончелист и композитор Фабиан Мюллер / Fabian Müller, ученик Рави Шанкара ситарист Томас Ниггли / Thomas Niggli, пианист и композитор, наш продюсер, Хельге ван Дейк /Helge van Dyk.

Второй концерт, точнее мастер-класс, пройдёт в рамках фестиваля «Части Света» 7 сентября. Я с нетерпением жду встречи с Борисом Гребенщиковым, слышала, что он открыт буддийскому учению и также поёт мантры.

В общем, я с нетерпением жду начала сентября. Смогу ли я тронуть русские сердца?

— Уверена, что сможете! Спасибо Вам большое за беседу!

Беседовала Влада Белимова

Другие интервью автора:

О философии, встречах с Далай-ламой, карате-до и поэзии. Интервью с Д.И. Дубровским

Давид Израилевич Дубровский – специалист в области аналитической философии сознания и методологии науки, главный научный сотрудник Института философии РАН, участник встреч Далай-ламы с российскими учёными в рамках конференций «Диалоги о сознании».

Узоры кармы. Беседа с Тэло Тулку Ринпоче

Верховный лама республики Калмыкия, официальный представитель Его Святейшества Далай-ламы в России, признанная реинкарнация Тилопы – великого буддийского святого, основоположника линии Кагью. И всё это – один и тот же человек, Омбадыков Эрдни Басан. Он рассказал о том, как формируются кармические связи, о трудностях выбора и фатальных ошибках, которые случаются в жизни, о воспитании гибкости ума, рэп-музыке, вегетарианстве и многом другом. Интереснейшая получилась беседа!

Срединный путь в современном мире. Две беседы с Робертом Турманом о теории и практике буддизма

С профессором Робертом Турманом мы встретились и поговорили на Учениях Далай-ламы в Риге. Он рассказывал о своём пути, дружбе с Далай-ламой, жизни монаха и жизни мирянина, путешествиях по Индии, карме, социальном неравенстве, положении женщин в современном мире, способе прекратить все войны...

Геше Лхакдор: «Полнота буддийского учения не поместится ни в одном манускрипте»

О древних манускриптах, работе со сложными эмоциями, сострадании и бесконечном счастье мы поговорили с досточтимым геше Лхакдором. Досточтимый геше Лхакдор — буддийский учитель, на протяжении шестнадцати лет работавший личным переводчиком Его Святейшества Далай-ламы, директор Библиотеки тибетских трудов и архивов в Дхарамсале (Индия).

Место встречи Востока и Запада – буддизм. Интервью с геше Нгавангом Самтеном

О традициях буддийского образования в современном мире, точках пересечения философских течений Востока и Запада, теориях и практиках сострадания мы поговорили с геше Навангом Самтеном, известным ученым, ректором Центрального университета тибетологии (Central University of Tibetan Studies).