«А вы видели Далай-ламу?» - спрашивает юная монахиня на узкой извилистой улочке старой части тибетской столицы. Она то и дело отводит глаза, произнося слова, которые сами по себе могут быть сочтены попыткой подорвать китайское правление в Тибете.

Полвека прошло с тех пор, как Далай-лама ушел из Тибета после неудавшегося восстания против китайского коммунистического режима. Но, несмотря на приклеенный ему Пекином ярлык предателя, тибетский царь-будда не только остался в памяти тибетцев, но и пользуется огромным почтением повсеместно.

И хотя теперь он живет в индийском высокогорном городке Дхарамсала, возглавляя правительство в изгнании, то уважение, которым он пользуется среди тибетцев, с годами не становится меньше. Понимая это, Пекин решил пойти на диалог с его представителями, который продолжается уже три года. По словам аналитиков, мало что достигнуто за четыре раунда переговоров, сам факт проведения которых не признается китайским правительством. Но Далай-ламе уже 70, и перспектива народных волнений, которые могут стать следствием его кончины, случись ему умереть в изгнании, - один из факторов, удерживающих Китай за столом переговоров.

«Он – представитель нашей религии, и с этим ничего не поделать», - говорит облаченный в бардовые одежды монах Ньима Церинг, принимающий нас на крыше возведенного в седьмом веке лхасского храма Джоканг. На площади внизу толпятся торговцы, продающие всё от ювелирных украшений до молитвенных барабанов, а буддийские паломники совершают обхождение этой величайшей святыни Тибета.

Молитвы и политика

Являясь заместителем директора Демократического комитета по управлению Джокангом, Ньима Церинг – не просто монах. Он – должностное лицо, часть госаппарата, следящего за тем, чтобы монахи наряду с изучением религии проходили надлежащую политподготовку, что позволяет держать монастырь под контролем.

Но даже он, похоже, не способен полностью переварить официальную линию Пекина в отношении Далай-ламы, желающего видеть его предателем и сепаратистом, который «использует религию для достижения своих политических целей», как обрисовывает это Ву Йинджи, вице-председатель Тибета.

«Далай-лама и Панчен-лама – верховные иерархи нашей религии, и этого не изменить, - говорит Ньима Церинг. - Я надеюсь, что Далай-лама скоро вернется».

Панчен-лама – вторая по величине религиозная фигура, однако Далай-лама и китайское правительство признали новой реинкарнацией 10-того Панчен-ламы двух разных мальчиков. Избранник Далай-ламы, как полагают, растет под домашним арестом где-то в Китае, избранник же правительства, Гьялцен Норбу, воспитывается в Пекине как полноправный 11-тый Панчен-лама.

Несмотря на диалог, возвращение Далай-ламы едва ли случится в скором будущем. «Много времени пройдет прежде, чем этот диалог станет обстоятельным и результативным», - говорит Кейт Сондерс из «Международной кампании за Тибет». Как бы то ни было, этот диалог свидетельствует об изменении той стратегии, которой Китай придерживался в девяностых – спокойно дождаться смерти Далай-ламы, а потом уж решать тибетский вопрос.

То почтение, которым пользуется Далай-лама у обожествляющих его тибетцев, - большая проблема для правящей верхушки, присягающей на верность одной только коммунистической партии. Но оно также свидетельствует о том, что Далай-лама обладает моральным правом призвать свой народ оставаться в рамках расширенной автономии, которая могла бы стать моделью будущего Тибета, в противовес тем, кто по сей день требует его полной независимости.

Молитвенный жест

В Тибете сегодня даже фотография Далай-ламы может служить поводом для обвинения в преступлениях против государства, и немногие захотят открыть говорить о нем. Но при одном только при упоминании его имени, тибетцы складывают ладони в молитвенном жесте или на мгновенье поднимают вверх большой палец. Эти жесты, которые обычно сопровождаются широкой улыбкой, говорят о верности человеку, покинувшему Тибет в ранней юности верхом в седле.

Никто здесь, однако, не слышал о переговорах, и никто особенно не надеется на возвращение Далай-ламы. «Мы ничего об это не знаем. А в западных газетах об этом пишут?» - спрашивает тридцатилетний торговец буддийской живописью, в магазинчике сразу за паломнической дорогой вокруг Джоканга. «Вряд ли он вернется, правительство не допустит», - вздыхает он, добавляя: «Мы не можем говорить на такие темы, даже с другими тибетцами». 90 процентов тибетцев, по его словам, не в восторге от китайского режима. Это повод для беспокойства правительственных чиновников, которых до сих пор преследует призрак антикитайских выступлений, волной захлестнувших Тибет в конце восьмидесятых. Тогда им пришлось ввести комендантский час.

«Нам не нравится то, что они говорят о религии. Нам не нравится то, что они говорят о нашей культуре», - продолжает он. Аналитики утверждают, что именно по этой причине только Далай-ламе, который сегодня отказался от борьбы за независимость и стремится лишь к расширенной автономии, по силу убедить тибетцев согласиться с тем, что, возможно, не полностью отвечает их стремлениям.

«У него есть моральное право настоять на этой модели, - говорит Сондерс. – Когда 14-того Далай-ламы не станет … я думаю, ситуация станет куда более неопределенной…»


Источник: Reuters
Лхаса, Тибет
Фото: www.e-r-g.de