1 октября в тантрическом монастыре Гьюто в Дхарамсале, Индия, работающий в Пекине корреспондент гонконгской газеты SCMP (South China Morning Post) Ян Цзы-вэй взял интервью у 17-го Кармапы, Оргьена Тринлея Дордже.


Его Святейшество Кармапа занимается живописью в монастыре Гьюто, Индия. Фото Kagyu Office

― Вы уделяете большое внимание защите окружающей среды. Вы считаете ухудшение экологической ситуации самой острой проблемой, стоящей перед Тибетом?

― В Тибете много проблем, из них политические всегда в центре внимания СМИ. Но есть и другие вопросы, например ухудшение экологии, и, конечно же, есть люди, которых это беспокоит. Но сегодня, как только речь заходит о проблемах в Тибете, первое, что приходит на ум ― это трудности в области политики.

В действительности же, тибетский вопрос ― это не только политическая проблема. В более широком смысле он затрагивает и окружающую среду. Состояние окружающей среды в Тибете имеет значение не только для самих тибетцев, оно играет очень важную роль для всей Азии и даже для всего мира. Поэтому, я считаю, что внимание к экологическим проблемам и защита окружающей среды намного важнее для жизни будущих поколений.

― Поддерживаете ли вы подход «Срединного пути», [направленный на достижение «подлинной автономии» Тибета в составе Китая]? Какой вклад можете внести вы, будучи высокопоставленным ламой, которого признали и Далай-лама, и китайское правительство?

― На самом деле, я не очень хорошо знаком с политикой, так как ежедневно погружен в изучение множества других тем, и у меня не остается времени на политические проблемы. Так что это не [официальное] заявление, но моя личная точка зрения. Я полагаю, что подход «Срединного пути», пожалуй, можно назвать довольно реалистическим. И если бы такой [срединный путь] мог быть реализован, то обе страны: и Китай, и Тибет, только выиграли бы от этого. Это принесло бы не только сиюминутную пользу, но также послужило бы на благо будущих поколений тибетцев, поэтому об этом стоит задуматься. Ведь Тибет находится рядом с Китаем и Индией, граничит со многими другими странами. Мы должны учитывать и эти [факторы].

― Не думали ли вы о том, чтобы однажды вернуться в Тибет и принять участие в разрешении тибетского вопроса?

― Не уверен, что мне это под силу. Более того, я ношу титул Кармапы, поэтому должен с уважением относиться к обязанностям [института] Кармапы. У Кармапы своя определенная роль. Конечно же, я хотел бы внести свой посильный вклад; сделать то, что соответствует моей натуре. Но я никогда стремился заниматься политикой в явной форме, это не входит в мои планы.

― А вы не думали о том, когда именно вы могли вернуться [в Тибет], и какие изменения в Китае могли послужить причиной для вашего возвращения?

― Я убежден, ни один тибетец не хотел бы покидать свою родину, а если уж пришлось уехать, то он надеется, что это не навсегда, и в один прекрасный день он сможет вернуться и внести свой вклад. Я из их числа. Думаю, однажды, когда созреют необходимые условия, я вернусь, но пока не знаю, когда это произойдет.

― Далай-лама сказал, что, возможно, он больше не станет перевоплощаться. В прошлую субботу он сказал, что примет решение через десять лет. Многие аналитики полагают, что если Далай-лама решит не перевоплощаться, вы можете стать следующим духовным лидером тибетского народа. Что вы можете сказать по поводу подобных предположений?

― Я не отношусь к этому серьезно. Это всего лишь измышления журналистов.

В нашей традиции нет такого правила. Если взять весь тибетский буддизм в целом, то на сегодняшний день у нас один лидер ― Далай-лама. Никто не сможет занять его места ― места лидера всех буддистов тибетской традиции. В тибетском буддизме много школ, и у каждой школы свой лидер. Я всего лишь один из них, и я довольно молод.

Более того, у линии преемственности Кармапы 900-летняя история, и к тому же Кармапа ― один из важнейших «живых Будд» в тибетском буддизме. Для меня это уже очень большая ответственность, и я не стремлюсь [возложить на себя еще большие обязательства].

Возможно, некоторые люди не знакомы с тибетской традицией. Они строят свои предположения на пустом месте, без должного анализа.

― Что бы вам более всего хотелось осуществить в качестве Кармапы?

Титул «Кармапа» означает «действие», деяние Будды. Будучи Кармапой, я должен выполнять работу Будды.

Чтобы ее осуществить, Кармапа должен общаться с большим количеством людей, много путешествовать и распространять Учение Будды. Это очень важно. Но сейчас мое положение накладывает ограничения на заграничные поездки. Не могу сказать когда, но надеюсь, что очень скоро, у меня появится свобода путешествовать.

― В этом году индийские власти провели проверку в вашем монастыре по подозрению в финансовой нечистоплотности. Некоторые средства массовой информации обвинили вас в шпионаже в пользу Китая. Что вы можете ответить на подобные обвинения? Удалось ли вам добиться доверия со стороны индийского правительства?

― Прежде всего, нам надо ясно понимать отношения между Индией и Тибетом. История этих двух народов или стран насчитывает более тысячи лет. Тибетцы практикуют буддизм, который пришел из Индии; тибетская культура многое позаимствовала у Индии. В сердцах тибетцев Индия ― это священная земля, старший друг, учитель, пример для подражания. В самые трудные времена, в 1959 году, Индия была нашей единственной надеждой. Индийское правительство и индийский народ предоставили Далай-ламе убежище, и он привел сюда десятки тысяч тибетцев. Это то, о чем всегда должен помнить каждый тибетец, и эта память будет передаваться следующим поколениям.

Что касается меня, то, приехав в Индию, я, наверное, ожидал слишком многого, ведь это демократическая, свободная страна. Но вокруг меня сразу сложилась очень запутанная политическая обстановка, поползли слухи, будто я ― китайский шпион и тому подобное. Затем в этом году были выдвинуты эти обвинения, и лично для меня это очень болезненно.

Я говорил об этом и с индийскими журналистами, говорил им, что для меня это самый сильный удар в жизни. Как бы то ни было, я также беседовал и с индийским правительством. И, если у них остались сомнения или нерешенные вопросы, я готов все объяснить. Это все, что я могу сделать. А в остальном, мне остается только ждать.

― Только что вы сказали, что Индия для вас, как учитель. А что для вас Китай? Я знаю, вам нравится китайская каллиграфия, живопись, вы играете на гуцине (традиционный китайский струнный инструмент). Какие чувства вы испытываете к Китаю?

― Отношения между тибетским и ханьским народами тоже насчитывают более тысячи лет. Эти отношения очень близкие, как между братьями и сестрами. Конечно, в прошлом, например, во время правления династии Тан, мы воевали, но наши отношения все равно оставались близкими. Однако политические события, произошедшие в Китае и Тибете в последние несколько десятилетий, оставили в сердцах многих тибетцев и ханьцев очень плохие воспоминания. Но это все из-за политики. Глубоко в сердце тибетцы все еще ощущают близость [по отношению к ханьскому народу].

Я выучил китайский язык в Тибете, но в то время не проявлял большого усердия. Некоторые говорили мне, что для изучения китайского требуются более сильные мотивы. Я замечаю, что, приехав в Индию, я стал глубже интересоваться китайской историей и культурой. Но сейчас я не беру уроков китайского. В качестве хобби изучаю китайскую живопись, каллиграфию и играю китайскую музыку. Я всем сердцем очень уважаю китайскую культуру, историю и народ.

― В некоторых статьях говорится, что вам нравятся романы Цзинь Юна в жанре уся, и что ваш любимый герой Чун Линху, это так?

― Можно сказать и так. Так как я ощущаю себя брошенным в водоворот запутанных событий и не могу делать то, что пожелаю, я чувствую с ним связь.

Интервью велось на китайском языке.

Перевод с английского Елены Гордиенко

Видео по теме:

Скачать

Лекция в Нью-Йорке. Waldorf Grand Ballroom, 18 мая 2008 (вечерняя сессия)