Современная жизнь ставит перед человеком вопросы, на которые нет очевидных ответов: как бороться с терроризмом и не тратить время на «Фейсбук», что делать с профессиональными нищими и надо ли ходить на митинги. "Большой город" обратился к носителям высшего знания — представителям иудаизма, буддизма, православия, ислама, антиохийской, англиканской и римско-католической церкви и задал им 27 волнующих вопросов. Окончание.

Часть 1

Что делать, если постоянно занимаешься какой-то ерундой, а свое призвание найти не можешь?

Имам Нафигулла Аширов:

«Призвание человека в том, чтобы жить достойно и благочестиво, жениться, родить детей, воспитать их. А будет человек летчиком или трактористом — это десятистепенное дело».

Лама Тэло Тулку Ринпоче:

«Я вот никогда не понимал, что такое призвание. Я думаю, что практически всегда со временем мы начинаем понимать, что мы хотим делать. И я даже не знаю, стоит ли это называть призванием. Правильное слово тут — любовь. Мы просто влюбляемся в какое-то дело и в то, что мы будем делать дальше».

Протоиерей Александр Борисов:

«Апостол Павел говорил: «Каждый трудись, чтоб было чем помогать нуждающимся». Он не говорит о том, что надо найти себе интересную работу, которая бы тебя захватила. Он сам занимался очень простым трудом — шил палатки, вместе с тем он был величайшим богословом, образованным человеком. То есть за то, что его увлекало, он не получал деньги, наоборот: он работал руками, чтобы иметь средства, чтобы помогать людям и самому проповедовать Евангелие. Так и любой человек может заниматься даже не интересной, но нужной работой и быть верующим и активным в социальном плане. Всегда можно найти простую работу, сейчас много такого — бебиситтером или хаускипером. В позиции апостола Павла, что работа есть средство, как раз проявляется то качество, о котором христианство все время говорит, — смирение. Это не есть какая-то забитость, смирение есть нормальное спокойное отношение к сложившейся ситуации».

Отец Стефан Катинель:

«Человека, который не верит в свое призвание, очень сложно наставить на путь. Нужно просто работать. Человек с одним талантом получает больше, если он трудолюбив, чем лентяй с пятью».

Раввин Александр Лысковой:

«Еврейская традиция предполагает, что ребенок с самого раннего возраста должен учиться Торе. Вначале он читает Пятикнижие Моисея, потом пророков, потом Писание, потом переходит к Мишне, потом к Талмуду. У него нет времени заниматься ерундой. Поэтому когда ребенок говорит: «Я не знаю, чем заняться» — естественно, я отправлю его учить Тору. Но предположим, что пока он учится Торе, ему вдруг стала интересна история монгольского народа или математика. В этот момент он может остановиться — я как реформистский раввин разрешаю ему это сделать. Он может остановиться, прервать на время это учение. А искать призвание просто так, думая, что оно у тебя есть? Не трать время. Займись пока Торой — тем, что уже давно проверено».

Протоиерей Алексий Уминский:

«Призвание — это когда тебя кто-то зовет. Призывает. Значит, надо внимательно слушать Бога. Искать его любовь в своей жизни. Почаще вот как-то доверять свою жизнь в руки Божьи. Смотреть, как Господь ведет тебя по жизни. Может быть, через это — хотя это тоже непросто».

Прощать ли, если муж (жена) тебе изменил (-а)? Признаваться ли в своей измене?

Лама Тэло Тулку Ринпоче:

«То, что произошло, уже в прошлом. И решение должно основываться на взгляде в будущее. Не только будущее семьи, но и будущее каждого из супругов по отдельности».

Протоиерей Александр Борисов:

«Я думаю, что прощать нужно. Потому что каждый может посмотреть на свою жизнь и увидеть в ней какие-то дела и поступки, такие же неприглядные. И прощая измену, человек дает шанс для восстановления отношений.

А про свое нарушение верности лучше не говорить супругу, не наваливать на него свои проблемы — «ах, лучше я поделюсь, между нами все должно быть честно». Лучше уйти от этого, преодолеть самостоятельно, встать на путь сохранения семьи. Думаю, что здесь не нужна эта честность, которая может разрушить семью. Целостность семьи в таком случае представляет большую ценность, чем правда».

Отец Стефан Катинель:

«Я думаю, что нужно искать корни проблемы: почему изменяют? Очень красиво Августин сказал на этот счет: «Люби и делай что хочешь». Если ты любишь жену, ты не будешь ей изменять. Но если все-таки случилось, конечно, прощать. Человек изменил раз, второй, третий — все равно нужно прощать, но нужно разговаривать».

Имам Шамиль Аляутдинов:

«Прощать. Не признаваться, кроме как Богу, осознав грех, раскаявшись и больше никогда его не повторяя. Искуплением будет внимательное и терпеливое отношение к своей половине на протяжении всей последующей жизни, постоянный вклад в семейную гармонию и счастье».

Раввин Александр Фейгин:

«Самое лучшее, что здесь раввин может сделать по отношению к своим ученикам, это не отвечать на этот вопрос. Это даже невозможно решить заранее для себя. Когда человек говорит: «Если мне изменят, я не прощу» или, наоборот, «Я прощу» — это сотрясание воздуха».

Протоиерей Алексий Уминский:

«Это очень сложный вопрос, который не имеет однозначного ответа, потому что ситуации в семейной жизни всегда разные. И причины супружеских измен всегда разные. Есть случаи, когда, наверное, можно простить, когда человек не может не признаться, потому что знает, что это глубочайшее раскаяние, способное его исцелить. И тот, кому он признается, способен его простить, потому что любит до конца и знает, что можно разрушенное восстановить. А есть ситуации, когда уже ничего восстановить невозможно. Супружеская измена — это единственная причина, по которой Евангелие позволяет развод».

Как ходить в церковь современному человеку, каждый день так или иначе нарушающему ее заветы? Как совмещать два сложносовместимых способа жить?

Имам Шамиль Аляутдинов:

«Ходи, тогда станешь религиозным. Не сегодня, так завтра».

Лама Тэло Тулку Ринпоче:

«Я считаю, что даже если вы нарушаете все заветы и обеты, вы должны приходить в храм или церковь, просто потому что это священное место, в котором вы можете испытать отдохновение и почерпнуть вдохновение. Возможно, мы совершаем много неправедного, но если вы решитесь пойти в храм, это будет самое правильное решение, которое вы примете в своей неправедной жизни».

Протоиерей Александр Борисов:

«Господь сказал, что пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию, ради грешников, а не ради праведников. Поэтому мы никогда не можем сказать, что с завтрашнего дня я стану совершенным, и тогда я пойду в церковь. Для того и ходят в церковь, чтобы получать поддержку. Как один мой коллега говорил: «Мы должны вырастать из наших грехов» — как ребенок вырастает из прошлогодней одежды, так и мы должны становиться больше, чем наши грехи, больше себя год назад. А не ждать, когда вы без церкви станете праведником. Мы же вытираем в комнате пыль, хотя она все равно потом садится — это же не значит, что мы можем перестать ее вытирать. Мы же вытираем пол, зная, что придут гости в грязных ботинках, что пыль снова с улицы налетит. Так и в церковь ходят: уберешься, станет почище, потом снова налетит — опять уберем».

Раввин Александр Лысковой:

«Синагога — это место, куда люди приходят молиться. Если я туда прихожу, у меня появляется шанс измениться к лучшему и встретить хороших людей. Так что дай себе шанс».

Отец Стефан Катинель:

«Все равно ходить, потому что человек пришел в церковь и получил благодать, потом на исповедь пришел — и еще большая благодать. Пьянство и так далее — это не привычки, а пороки, с ними надо бороться. Лучше искоренять на ранней стадии, молодое дерево легко выдрать с корнем, а если ему лет 20, то уже и трактором будет тяжело выкорчевать».

Как сочетается религия и современная наука, которая научилась объяснять практически все?

Раввин Александр Фейгин:

«Нет конфликта между наукой и религией. Нет конфликта между раввином и академиком, есть конфликт между популяризаторами науки и популяризаторами религии. Есть конфликт между недоучившимся ученым и недоучившимся религиозным деятелем. Все очень просто: религия не занимается теми предметами, которыми занимается наука, а наука не занимается теми предметами, которыми занимается религия, они не пересекаются. Очень простая иллюстрация этому — расхожий советский штамп «Наука доказала, что Б-га нет». На это есть замечательный ответ вопросом: «Какая область науки занимается бытием Б-га?» Это точно не теология — теология, во-первых, в России не считается наукой, во-вторых, она не изучает Б-га, она изучает разного рода религиозные темы. Философия не изучает Б-га, металловедение и физика не изучают Б-га. Нет такой науки, в которой был бы термин «Б-г». Больше того, нет такой науки, в которой был бы термин «душа». Даже в психологии это недопустимый термин, свидетельствующий о непрофессионализме. Вот они и не сталкиваются и живут замечательно там, где не сталкиваются два невежества — с одной стороны и с другой стороны. Надо сказать, что в еврейской среде и сейчас, и традиционно, начиная с раннего Средневековья, большие раввины были большими учеными, а большие ученые были большими раввинами. В XX веке, в силу общечеловеческого отхода от религии, эта ситуация изменилась, но сейчас научные заведения Израиля полны людьми религиозными».

Протоиерей Александр Борисов:

«Я считаю, что поскольку и то и другое занимается сферой, созданной Богом, религия входит в то откровение, которое нам Бог дает о Себе, в ту меру, в которой мы начинаем осваивать, понимать Божественное, а наука занимается изучением мира, который создан Богом. И противоречия между ними быть не может. Противоречие возникает тогда, когда религия начинает полагать, если есть то, чего мы не понимаем из Священного Писания, непонимание того же должно быть и в науке. Но Священное Писание писалось не для того, чтобы объяснять эволюционные процессы, а для того, чтобы сказать истину о Боге, о добре и зле.

Но достижения науки, конечно, можно употреблять в разных целях: можно использовать атом в мирных целях, а можно атомной бомбой сжечь мир. Совсем не надо думать, что если это научный мир, то он всегда будет направлен на доброе. Все зависит от целей. Нравственная и моральная сторона научных исследований никогда не должна забываться, как в любом другом человеческом деле».

Раввин Александр Лысковой:

«Однажды мой друг, который учился тогда на биофаке, сказал мне, что в науке нет слова «зачем», а есть слово «как». И тогда мне впервые стало вдруг неловко в науке (а у меня два высших образования). Потому что я не могу себя остановить, я хочу задавать этот вопрос. И для этого я должен из науки перейти в религию. Наука пытается объяснить, как этот мир действует, религия пытается объяснить, зачем этот мир существует. Наука рассказывает, как устроен человек, как он думает, как он двигается, как развивается. Религия объясняет, как человеку стать хорошим, как стать счастливым, как быть полезным. Так что совершенно не страшно время от времени касаться то религии, то науки. Если тебе интересно, были ли в VI веке на территории Палестины еврейские поселения — не читай об этом в Талмуде, а узнай из истории. Если перед тобой стоят глобальные вопросы, касающиеся лично тебя и других людей, — ты приходишь в религию и начинаешь делать совершенно, с точки зрения науки, несуразные вещи: молиться, поедать в определенном порядке еду, ходить, входить, выходить, вставать, кланяться. И вдруг оказывается, что в этом процессе, в этом повторении каких-то ритуалов мы обретаем гармонию, мы обретаем покой. Наука не даст покоя. Даже искусство не даст покоя. Наверное, его дает только религия».

Где должна проходить граница толерантности (по отношению к представителям других наций, религий, взглядов)?

Отец Тонио дель Олио:

«Нельзя смиряться с несправедливостью, нельзя смиряться с насилием — это противоречит и религиозным, и гражданским установлениям, это мешает жизни общества в целом. Но к людям, которые совершают насилие, следует относиться с любовью, им нужно помочь понять, в чем их ошибка. Я был капелланом в тюрьме строгого режима, и я видел десятки примеров тому, как личные беседы помогают измениться людям, с которыми институции ничего сделать не могли; они начинают стараться сделать так, чтобы с их детьми не произошло того, что произошло с ними самими».

Отец Брайан Ральф:

«Что значит «граница толерантности»? Мы все равны, и здесь нет исключений и границ. При этом терпимость и ее понятие может искажаться. Стоит ли относиться терпимо к насилию? Нет, подобные люди заслуживают справедливого наказания. Стоит ли быть терпимым к иным суждениям, взглядам, расе, религии? Да, конечно. Мы не должны терпеть друг друга — мы должны радоваться, что все мы есть».

Раввин Александр Лысковой:

Что такое толерантность? Это просто умение слушать. Если человек говорит: «Я думаю так-то, сравни с тем, как думаешь ты», и оказывается, что разница заключается только в форме — дай ему так думать. Но если человек говорит, пред­положим, что вот тут убивать можно, а вот тут убивать нельзя, — внимательно посмотри, где он сказал «можно». Потому что это противоречит тому, что ты знаешь. И если это не име­ет отно­шения к той смерти, которая пред­полагается за нарушение закона, а явля­ется решением проблемы или обесцени­ванием жизни другого человека — то тут моя толерантность заканчивается. То есть граница находится там, где лежит что-то, неприемлемое не по форме, а по своей сути».

Раввин Александр Фейгин:

«У меня есть друзья гомосексуалисты, точно так же как у меня есть друзья, ­которые нарушают субботу — запо­ведь такой же силы, за нарушение которой по древнему законодательству ­полагается смертная казнь, как за убийство. Я думаю, что в современном обществе надо научиться, не потеряв традиционное отношение к этим вещам, жить с ситуацией, когда частный выбор каждого аксиоматически не является предметом, который как-то касается нас. Мы можем по этому поводу горевать, но я не вижу в современном обществе возможности централизованно ­вмешиваться в такие вещи. Я думаю, что никто из нас не хотел бы жить в обществе, которое будет иметь аппарат для вмешательства в такую сферу».

Лама Тэло Тулку Ринпоче:

«У терпимости нет границ. Мы все должны уважать представителей всех других вероисповеданий и культур».

Текст: Ольга Гринкруг, Лена Краевская, Анна Красильщик, Марина Федоровская, Илья Азар, Ирина Калитеевская, Ольга Полищук, Александра Боярская, Алексей Ковалев

Опубликовано в журнале "Большой город" № 16 (261)