Я (Денис) поехал волонтёром на учения его Святейшество Далай-ламы XIV в Риге, и думал, что встречу там Альгирдаса Кугявичуса (Алюса.) Но так получилось, что он не смог приехать. Я посетовал на свое огорчение Сергею Мещерякову – директору центра ФПМТ (Москва), что не увижу его. Он подбодрил меня и сказал, что в принципе это не проблема и познакомил меня с Ингой (руководителем буддийской общины «Таши Гьепел Линг», Вильнюс), которая тоже была волонтером на учениях. Инга была знакома с Алюсом и все вместе мы попросили Алюса дать нам небольшое интервью. Так получилось, что Алюс согласился и мы все вместе поехали в Литву, в город Каунас.

На встрече присутствовали я, Инга, двое друзей Инги, Дариус – практикующий дзен-мастер из Каунаса и директор центра карма кагью в Вильнюсе.

Алюс живет в небольшом и очень скромном домике в центре Каунаса. Он оказался очень добрым, пожилым мужчиной с красивым балтийский акцентом. Поприветствовав друг друга, мы расположились на скамейках возле дома и вот так на свежем воздухе и за чашкой кофе, состоялся наш небольшой разговор.



Денис: В первую очередь хочу вам выразить благодарность от всех буддистов России!

Алюс: Нет, передайте Андрею [имеется в виду А. Терентьев. ‒ Прим. автора публикации] спасибо в первую очередь!

Денис: Вам обоим хотим сказать большое спасибо, за ваш труд и мало кто знает, сколько сил вы вложили в перевод «Ламрима Ченмо» («Большого руководства к этапам пути Пробуждения»). От всей буддийской Сангхи благодарим вас за ваш труд. Хотим сказать еще спасибо за перевод «Нагрим Ченмо» («Большого руководства к этапам пути Мантры»), который вы первым в мире перевели на европейский язык.

Алюс: Но с помощью Джеффри Хопкинса (Jeffrey Hopkins) ‒ он перевел первый том, но больше нужно благодарить коллег с Москвы, которые поддержали этот проект. Если знаете Юлию Жиронкину, ей большое спасибо!

Денис: Про вас мало кто знает, хотя ваши труды многие читают и цель нашего интервью ‒ немного рассказать о вас.

Алюс: Очень рад, чувствую себя счастливым!

Денис: Расскажите о себе.

Алюс: Я родился в 1954 году в городе Каунас. Закончил два курса Политехнического института в Каунасе. Самой любимой дисциплиной для меня была физика.

Денис: Как открывали для себя незнакомый мир тибетской философии и культуры?

Алюс: В семидесятые годы прочитал четыре книги, выпущенные У. И. Эванс-Венцом (на английском языке): жизнеописание Миларепы, жизнеописание Падмасамбхавы (точных названий этих книг не помню), «Тайные доктрины [Наропы]» и «Тибетскую книгу мертвых»; потом – некоторые труды Щербатского и Розенберга.

Денис: Эти труды оказали на вас влияние?

Алюс: Да, в 1979 году я поехал в Бурятию, не зная никаких адресов, просто услышав, что там есть дацан в Иволгинске. Старый хиппи, читал Грина, Лескова и думал ‒ не пропаду. Мама моя меня поддержала, проводила.

Приехал сначала в Иволгинский дацан, там побыл, потом постранствовал еще, был у шаманистов, был в Баргузине.

Странствовать уехал в июне, и где-то в августе сижу на ЖД вокзале, думаю ‒ уже домой ехать нужно. Подошла девушка, присела, мы разговорились. Она сказала, что живет у [Агинского] дацана, недалеко, в Читинской области. Впервые услышав о таком дацане, я почувствовал волнение. Уже ехать домой, кончаются деньги, но все равно отправился в Агинск.

Добрался до окрестностей Агинского дацана. Думаю ‒ поработаю, осмотрюсь. А деньги уже на исходе, вижу объявление: «Требуются почтальоны». Пошел устраиваться, попросился на две недели, а им, оказывается, на две недели и были нужны почтальоны. Взяли меня с испытательным сроком в неделю. Неделю проработал, сначала маршрут показывали, потом вторую, вот так вписался.

Стал ходить в дацан, понравилось. Решил остановиться где-то рядом. В дацане дали деревянный домик, сейчас его уже нет, неподалеку от центра Агинска.

Понемногу начал ходить к учителю, сначала просто учиться. Пока его нашел еще, там много рассказывать... Домик выделили, начал получать тексты для изучения и заниматься.

Денис: А как вы познакомились с учителем? Насколько понимаю, ваш учитель это Цыбиков Гомбо Бадмаевич?

Алюс: Да, Гомбо Бадмаевич, мы два ученика ‒ я и Саша Пубанц. У меня два учителя ‒ Гомбо Бадмаевич Цыбиков и Намкай Норбу Ринпоче, но с ним мы познакомились позже.

Денис: Расскажите, пожалуйста, побольше о Гомбо Бадмаевиче Цыбикове, о нем очень мало известно.

Алюс: Мне самому очень мало известно. Мой коренной учитель не любил много говорить, тем более рассказывать о себе. Он был очень скромным, также не любил идолопоклонство, снобизм и подобные вещи. Он был очень спокойным, большое внимание уделял изучению коренных текстов и философии.

Я пытался расспрашивать о его жизни, но он переводил разговоры в другое русло, если конкретно – обсуждал мою жизнь. Несколько его биографических фактов будет приведено Андреем Терентьевым в его книге «Буддизм в России – царской и советской». С помощью Александра Пубанца, с которым мы вместе учились у Гомбо Бадмаевича, я собрал эти факты и послал их Андрею.

Почти все практики, лунги, которые получил у Гомбо Бадмаевича, были связаны с гуру-йогой Манджушри и Цонкапы. Практикуя их, получал многие ответы на трудные вопросы (как языковые, так и духовные). И просто быть рядом с Гомбо Бадмаевичем ‒ значило погрузиться в поле вибраций знания, покоя, блаженства… Словами он учил меня мало, но, находясь рядом с ним, однажды впервые ощутил (хотя и смутно), что такое «природа Будды».

Инга: А сколько ему тогда было лет?

Алюс: Я учился у него с 1979-го по 1982 год. Потом еще приезжал несколько раз. Последний раз мы встретились в 1993 г. в Егитуйском дацане, где я жил две недели. Покрасили с Сашей Пубанцом крышу дугана, посвященного йидаму Ямантаке и стражу Каларупе… Тогда Учителю было около девяноста пяти лет. Умер он в 1994 году…

Когда я стал ходить к учителю (после его признания меня учеником), спрашивать его, он сказал: «Если хочешь найти ответы – изучай язык!» И направил меня к молодому ламе Алдару. Мне тогда было двадцать пять, а ему, может быть, тридцать лишним. Лама закончил обучение в дацане в Монголии. Я стал посещать его, учиться тибетскому языку. А Гомбо Бадмаевич объяснил мне сначала прибежище, гуру-йогу Манджушри и так далее. Говорит: «Разбирайся вот, Алик». (Меня все там Аликом называли.)

Инга: По какой методике вы учили тибетский язык?

Алюс: Грамматику учил по книге Юрия Рериха «Тибетский язык», которая у меня уже была, а с вопросами ходил к ламе Алдару, и что неясно, спрашивал у него, а он мне переводил. Также пользовался словарями... Среди них первым был словарь Чандра Даса. Его мне подарил теперь уже известный живописец тибетских тханок Александр Кочаров.

Инга: То есть вы учились самостоятельно?

Алюс: Да, по сути, самостоятельно, это ведь было еще до перевода «Ламрима Ченмо», к которому я приступил только в 1982 году, вернувшись в Литву.

Денис: Как вы оттачивали свои знания, уехав из Бурятии, в отрыве от тибетцев, устных наставлений учителей?

Алюс: Я не был в отрыве. Ездил в Санкт-Петербург. Туда приезжали учители-тибетцы, которые давали комментарии. Например, Бакула Ринпоче, геше Джамьян Кхьенце. Также в Москве получил пояснения некоторых трудных мест в пятой части Ламрима у одного сведущего учителя (имени которого уже не помню). Кроме того, Андрей Терентьев был в США и выслушал курс там по Ламриму у тибетского учителя геше Сопы… Вернувшись, он внес поправки в мой перевод. Были и «нетибетские» учители. По «Нагриму» мы с Андреем советовались с некоторыми западными знатоками материала. Например, с Алексом Берзиным, который в девяностые годы также приезжал и в Каунас, пожил здесь, читал лекцию по главе о пустоте из известного труда Шантидевы «Образ жизни бодхисаттвы» (Бодхичарья-аватара), также отвечал на мои вопросы.

Денис: Как вы работали с Андреем в тандеме, когда переводили «Ламрим Ченмо»?

Алюс: Мы с Андреем Терентьевым начали переводить Ламрим со второй части (этапа средней личности), поскольку первая была переведена Цыбиковым. Когда Андрей в 1986 году приехал ко мне в усадьбу неподалеку от Аникшяй (городка на северо-востоке Литвы), я там жил «отшельником» (работая сторожем этой усадьбы). Можно сказать, что в течение пяти лет у меня был ретрит. Не весь год, а за исключением летнего времени, поскольку на лето приезжали хозяева усадьбы.

Когда Андрей приехал ко мне в 1986-м, мы стали сравнивать имеющиеся переводы второй части Ламрима. Вторую часть я сам перевел за четыре года во время своего ретрита, был готов черновой вариант и у Андрея ‒ это тоже был второй том, он же был готов и у Б. И. Кузнецова (доцента Восточного факультета ЛГУ, знатока тибетского языка и бона). Мы оба уже имели свои переводы этой части. Начались согласование, правка и т. д. У нас были небольшие разногласия относительно некоторых терминов. Прочитав вторую часть Ламрима в переводе Кузнецова, мы поняли, что текст трех переводов согласовать не получится, поскольку терминология Кузнецова показалась слишком индивидуальной. К тому же в это время Б. И. Кузнецов скоропостижно скончался... А наши с Андреем переводы были довольно-таки схожи...

Потом мы с Андреем решили, что надо перевести и первую часть Ламрима (перевод Цыбикова, хороший в свое время, представлялся немного устарелым). Эту работу Андрей поручил мне, оставив себе права ответственного редактора. На этом поприще Андрей был для меня незаменим: правил мой стиль, уточнял термины и так далее. Так продолжалось и в работе с остальными частями.

Прошло много лет. Сначала писал перевод на бумаге карандашом и посылал Андрею, который правил, уточнял, писал мне ответные письма… Позже Андрей поручил Зое Шейн набрать первые три части Ламрима на компьютере. Мы не очень надеялись выпустить Ламрим, но времена изменились к лучшему, и в 1994 году вышел первый том. Нам обоим это доставило много радости… Тогда уже получил и компьютер, поэтому четвертую часть (практику безмятежности) набирал сам. К этому времени были подготовлены все части Ламрима, за исключением пятой (практики проникновения). Эта, особо трудная часть, стоила много сил и времени: было немало споров с Андреем. Но и эту мы работу завершили. Конечно, нам помогли многие люди, фамилии которых указаны в предисловиях. Особенно драгоценный клад привнесла в наш труд Раиса Крапивина (знаток философии, разговорного и письменного тибетского языка), которая поправляла (приехав с Андреем в Каунас) мой перевод третьей части Ламрима.

Денис: Сами вы не получали философского образования?

Алюс: Университетского ‒ нет. Но можно сказать, что буддийское философское образование у меня есть. Как я рассказывал, первым моим настоящим учителем буддийской философии был молодой лама Алдар (получивший образование в Монголии), который жил в Агинском дацане и к которому ходил учиться не только тибетскому языку, но и обсуждал с ним разные философские вопросы.

Раньше также учился из русских буддийских книг – особенно у Розенберга и Щербатского. Их тоже можно назвать моими учителями философии. Далее – многие тибетские учители, сведущие друзья… Мой коренной учитель Гомбо Бадмаевич Цыбиков также давал мне некоторые наставления по простым (но в практическом отношении глубоким) философским вопросам. Но главными своими учителями практической философии я считаю Чже Цонкапу и Намкая Норбу Ринпоче, который в 1992 году был в Литве и передал наставления по дзогчену и посвящение. Также с большим удовольствием читал глубокие книги этого учителя. И по сей день считаю его вторым коренным учителем, нераздельным с Гомбо Бадмаевичем. Позже мне давал наставления по философии дзогчена и Ригдзин Намкха Гьяцо ‒ молодой лама традиции ньингма, который в 1999 году (по приглашению известной писательницы Юрги Иванаускайте) приехал в Литву и несколько месяцев жил здесь.

Денис: Вы упомянули в числе своих учителей Намкая Норбу Ринпоче. Чем обусловлен такой выбор? Вы ведь по большей части переводили классические сочинения учителей Наланды, а не труды по дзогчену?

Алюс: Чогьял Намкай Норбу Ринпоче мне дал уверенность в моем изначально совершенном состоянии, природе Будды, поскольку при его прямом введении (посвящении в ригпа), я это состояние ясно почувствовал. А труды по дзогчену не переводил лишь потому, что не было заказов. Делал бы это с большим удовольствием. Например, сейчас, не спеша, готовлю четвертый томик «Малой антологии тибетского буддизма» на литовском языке, который посвящен дзогчену. Правда, пока для себя, не по заказу...

Денис: Помогает ли вам изучение классических трудов в постижении дзогчена и наоборот?

Алюс: Конечно, помогает. Например, недавно перевел на литовский книгу Его Святейшества Далай-ламы и Алекса Берзина – «Gelug–Kagyu Mahamudra Tradition». Эта книга тоже дала мне понимание природы Будды с точки зрения махамудры.

Денис: Советуетесь ли вы с Намкаем Норбу в вопросах перевода?

Алюс: Пока не пришлось. Но, может быть (если жив буду и придется переводить какой-нибудь глубокий дзогченский труд), еще придется советоваться.

Денис: Какие труды были переведены за долгий переводческий путь (это ведь не только Ламрим и Нагрим)?

Алюс: Всех их сейчас не перечислю (просто, не помню). Вот некоторые: «Средний Ламрим», «Украшение срединности» (Мадхьямака-аламкара), «Собрание практик» (Шикшасамуччая), «Шесть учений Наропы» ... Есть переводы и на литовском языке: тот же «Средний Ламрим», «Тибетская книга мертвых», «Жизнеописание 84 сиддх», «Малая антология тибетского буддизма» (три томика)…

Денис: Что считаете самым трудным в работе переводчика?

Алюс: Самое трудное – выбрать термины, формулировки, наиболее подходящие по контексту. Трудность тибетского языка заключается прежде всего в его «лаконичности», поэтому очень важно старательно созерцать контекст. Особенно трудно переводить философские стихи.

Денис: Возможен ли вообще, с вашей точки зрения, качественный перевод без получения устных комментариев, на важности которых настаивают тибетцы?

Алюс: Невозможен без комментариев. Но они необязательно должны быть устными и исходить непосредственно от тибетцев. Есть уже немало и западных знатоков буддизма (выслушавших много устных комментариев у тибетских учителей), с которыми можно посоветоваться, общаясь электронными письмами. И сейчас мы так делаем с Андреем, который до сих пор редактирует мои переводы.

Денис: Меня очень заинтересовала ваша статья о нулевой гуру-йоге, никогда о таком не слышал. [Статья была опубликована в журнале «Буддизм России», № 38 и приведена в конце этой публикации. ‒ Прим. ред.] Могли бы вы рассказать, как вам удалось выработать такой механизм перевода, когда вы на прямую общаетесь с учителем? Как удалось установить такую связь с учителем? И в чем эта связь выражается? Она распространяется только на перевод текста, его понимание или же, например, вы можете получать какие учения от учителя? Когда вы впервые наладили такую связь с учителем, что это для вас было?

Алюс: Нулевая гуру-йога переводчика – это (как уже упоминалось в статье) обращение с тонким вопросом к автору текста, нераздельному с главным учителем. Так получаешь от него несловесный, энергетический ответ-импульс, который при тонком его восприятии обращается в нужную мысль, слово, словосочетание и т. п. А выработать такую связь помогла гуру-йога Учителя-Манджушри.

[Позволю себе сделать примечание относительно этих слов Альгирдаса (раз уж это интервью попало мне в руки до публикации): это именно так и было. Не один раз в Аникщае я поражался его переводам: не понимал, как можно из нескольких малостыкующихся слов «выудить» глубокие смыслы? Но когда в Дхарамсале в 1990-м году я проверял с тибетскими учителями сомнительные места этого перевода, были случаи, когда тибетцы сами не могли понять смысл текста, а когда я переводил для них на английский русский перевод Алюса – восклицали «Да! Конечно!» и удивлённо спрашивали, как он смог понять этот смысл, не раскрытый в комментариях? И когда я пояснял его методику обращения непосредственно к Цонкапе, тибетцы почтительно складывали руки... – Прим. А. Терентьева.]

Денис: Какие трудности были у вас на пути и как вы их преодолевали?

Алюс: Наибольшее число трудностей мне создавало мое нетерпение и привязанность, которые тоже ослабевали через гуру-йогу. Но полностью их еще не преодолел…



Выражаю благодарность всем, кто помогал мне в составление данной статьи, а именно:

• Директору Центра ФПМТ (Москва) Сергею Мещерякову – за поддержание моей мотивации и знакомство с Ингой Гласс;
• Инге Гласс (Вильнюс) – за бесценную возможность познакомиться c Алюсом;
• Анастасии Кузёме – за помощь в организации поездки в Ригу, без нее вряд ли получилось бы;
• Юлии Жиронкиной (Фонд «Сохраним Тибет») – за поддержку моей мотивации и предоставление площадки для публикации статьи.

Прошу меня простить за неточности. Исхожу лишь из блага и не хотел допустить ошибок.
Да процветает учение Будды во все времена!

Денис Толстых

Проникновение в пространство под текстом и нулевая гуру-йога переводчика

• Подтекст, многие из нас, наверное, заметили, что, прочитав какую-нибудь мантру достаточно большое число раз, начинаешь «читать» (лишь перебирая бусинки четок) не вербализированные импульсы мантры, погрузившись в пространство ее чистой энергии. Так и переводчик, достигнув определенного опыта, начинает переводить не слово в слово, а, проникнув в «пространство» под словами, чутко ощущая мысли автора и резонируя, лишь «преобразует» их в язык, на который переводит тот или иной текст. Этот до словесный уровень корней понятий и слов можно назвать «под текстуальным» пространством, а способность проникнуть, войти в него, соединиться с ним – нулевой гуру-йогой. «Нулевая» она в том смысле, что ничто здесь не визуализируется и не произносится, а гуру-йога – в том, что проникнута уважением к автору и использует духовное «соединение» с ним. Это противоположный метод «стоянию в стороне», принятому у «ученых». Кстати, действительные Буддистские ученые, которые уже появились и на западе, поэтому и появились, что осознали узость «критической ориенталистики». И она с каждым днем становится пройденным этапом. Люди, глубоко интересующиеся восточной мыслью, могли не раз убедиться, насколько бедны и неточны переводы «стоящих в стороне» по сравнению с переводами тех, которые живут тем, что переводят. Ведь при отсутствии способности войти в пространство мыслей автора, без настоящей гуру-йоги, почтения, соединения с ним умом невозможно до конца понять его и адекватно выразить его мысли. А критика того, что не понято, это критика собственных вымыслов: точнее говоря, тех своих понятий, которые приписываются автору по неточности понимания из-за предвзятого, холодного, «стороннего» взгляда на его мысли. Кроме «соединения» с автором, в нулевой гуру-йоге опытного переводчика имеют место закрепленное созерцание и передача.

• Созерцание, закрепленное созерцание подтекста невозможно без предварительного аналитического созерцания контекста, которое производится на словесном уровне. т. е. переводчик аналитически взвешивает адекватность тех или иных слов и выражений («общепринятых» и «придуманных») для перевода тех или иных понятий в «расширенном» и «суженном» контекстах. Здесь неизбежно присутствует критика, но совсем иного рода, нежели упоминавшаяся: это критика тех или иных собственных выборов слов да выражений и ощущение большего или меньшего процента их неадекватности в связи с тонкими филосовскими понятиями. Именно такие понятия требуют закрепленного созерцания и гуру-йоги. А точнее, вследствие почтения к автору и упомянутого критического ощущения, они погружают переводчика в созерцание подтекста. т. е. после тщательного аналитического созерцания «недовольный собой» переводчик закрепляет невольно мысль на найденном словесно-синонимом ядре наиболее подходящих, по его мнению, слов и выражений для перевода определенного понятия... И «ныряет» под ним – в бессловесное пространство подтекста, чтобы соединиться с мыслью автора и найти (или создать) слово или выражение, не вызывающее «энергетического возражения» автора, а говоря без «экстрасенсорной терминологии», наиболее подходящее для выражения данного тонкого понятия.

• Передача, однако для выражения особо тонких понятий, не имеющих даже приблизительных словесных эквивалентов в западных языках, недостаточно лишь «нырнуть» в подтекст и неаналитически созерцать «бессловесные корни» тех понятий. В нулевой гуру-йоге требуется импульс со стороны автора, который можно назвать прямой передачей того или иного особо тонкого понятия (которое у переводчика может сформироваться в словесную мысль даже после долгого времени). А чтобы получить такую прямую передачу, переводчику следует уметь взывать душой к помощи автора, т. е. совершать определенную безмолвную молитву при неаналитическом созерцании сути тонкого «понятия» (которое переводчиком еще не понято).

• Каналы выражения, «Каналами выражения» здесь называю исходящие из «бессловесного» уровня основные направления мысли, которые формируются, когда переводчик совершает все вышеупомянутые акты. Соотнесение этих каналов с уже имеющимся набором вариантов перевода того или иного термина (собственного и других переводчиков) эти каналы «открывает», то есть образуется более-менее приемлемое слово для перевода того или иного термина в том или ином контексте.

• Дар Дхармы, итак, опытный переводчик является «проводом» мыслей автора, через который «без задержки» проходят мысленные импульсы последнего и творчески выражаются, вдохновляя читателей заинтересоваться переводимым предметом. Таким образом переводчик совершает истинный дар Дхармы.

Еще несколько фотографий: