Уж не думал, что придется снова писать в «ЕЖ» о пекинской Олимпиаде. Но задело за сердце страстное обращение Ганапольского, крик души и вопль сострадания — в Сан-Франциско убивают олимпийский огонь! Люди мира, на минуту встаньте! Остановитесь, оставьте свои глупые заботы и бессмысленные дела — в Америке огонь убивают! Вы молчали, когда убивали китайских политзаключенных и расстреливали демонстрантов в Тибете. И правильно — не фиг лезть в чужие дела. Вы молчали, когда убивали африканцев в Дарфуре и чеченцев на Кавказе. И справедливо — все это слишком далеко от нас. Вы молчали, даже когда избивали русских в Благовещенске и молодежь в Сокольниках — в конце концов, это за пределами Садового кольца. Но больше молчать нельзя. Нехорошие люди во главе с Ричардом Гиром посягнули на самое святое — на олимпийский огонь.

Вполне уместно небывалое раздражение Матвея Юрьевича этим «любителем Тибета» — что ему, в самом деле, надо? Почему вместо того, чтобы в кино играть, он взялся защищать каких-то тибетцев, которые нам совершенно не важны? Да еще говорит, что «весь мир отреагировал на ситуацию в Китае. Все поняли, что Олимпийские игры не являются для китайских властей спортивным событием». Сущая неправда. Чтобы это было правдой, Гиру следовало заявить, что это понял весь мир, кроме Матвея Ганапольского. Почему этого еще не понял Ганапольский? Трудно сказать. Олимпийский огонь действительно путешествует практически по всему миру. И везде его встречают акции протеста против Олимпиады в Китае. Вот Гиру, который со свойственной американцам заносчивостью забыл про Ганапольского, и показалось, что на эту ситуацию отреагировал весь мир.

Справедливое возмущение Ганапольского вылилось в ряд бессмысленных вопросов, предположений и догадок. Поддержал бы Гир Олимпиаду в США, ведь в Ираке идет война? Буду ли я, Матвей Ганапольский, правозащитником, если начну бегать по Сан-Франциско за факелом, протестуя против того, что китайцы начали усиленно пить молоко? Как можно будет отличить марафонца от сотен правозащитников, бегущих в майках с призывами рядом с ним?

А еще блестящая догадка озарила Матвея Юрьевича — все эти «дешевые флешмобы» устраивают ряженые, пацанва, которой плевать на любые идеалы. Ганапольскому достоверно известно, что идеалов у них нет, что они только вчера узнали о Тибете и до сих пор путают Далай-ламу с Джеки Чаном. И ведь чем, мерзавцы, пользуются — отсутствием границ, «шенгеном» и скидками на авиарейсы! Для них все это делали? Ну, натурально, конченые отморозки. Первый среди них, разумеется, руководитель международной организации «Репортеры без границ» Роббер Менар, который и провел первую акцию протеста в день зажжения в Греции нынешнего олимпийского огня. А за ним, как водится, подтянулась и остальная безыдейная пацанва во главе с Ричардом Гиром.

А еще вспомнил Матвей Юрьевич два великих московских события: Олимпиаду 1980 года и фестиваль молодежи и студентов 1957-го. Про Олимпиаду он запомнил вот что: пустынная Москва, высланные за 101-й км неугодные элементы и хорошие продукты, исчезнувшие с окончанием Олимпиады. Короче говоря, ничего хорошего. А вот про фестиваль у него много радостных воспоминаний — толпы народа на улице, рок-н-ролл, жвачка, джинсы. Омрачили праздник только издержки: «Вместе с чернокожими красавцами, которых москвички затаскивали к себе домой, они получали и доселе невиданный сифилис». Столь радужные воспоминания о фестивале можно списать на восторженный возраст автора — Матвею Юрьевичу было тогда 4 года, а в этом возрасте, согласитесь, все воспринимается в розовом цвете. В том числе и невиданный доселе сифилис, которого до массового заезда к нам «чернокожих красавцев» в России не было. Сифилис — болезнь, конечно, плохая, но сама мысль Ганапольского хорошая, патриотичная. Была Россия чиста и невинна, а все беды, в том числе и венерические, пришли с буржуазного Запада. Это напоминает очень популярную в свое время идею о том, что колорадского жука нам забросили с самолетов американцы, чтобы мы остались без последней картошки. Если забросили жука, почему не могли забросить сифилис?

Но одна догадка Ганапольского оказалось верной. Правда, Матвей Юрьевич сам этого не ожидал. Долго и со вкусом он иронизирует по поводу фантастической, как ему кажется, мысли, что построенные в Китае олимпийские объекты могут в будущем использоваться как тюремные комплексы. «Стадион — место сбора и фильтрации, беговая дорожка — место для прогулок по кругу. Кольца и брусья — пыточные, для подвешивания любителей свободы и демократии. А олимпийский бассейн — место казни». Очень смешно. Как представишь себе все это, просто начинаешь покатываться от хохота. Ганапольскому кажется, что если такие замыслы и существуют, «то только в сознании самого Гира». Между тем, сознание Гира здесь не причем, как и сознание Ганапольского тоже. Все эти «фантазии» уже давно реализованы. В Китае стадионы используются как место вынесения смертных приговоров и проведения публичных казней.

Конечно, Гиру хорошо — у него в голове есть «определитель», с помощью которого можно отделить спорт от пропаганды, добро от зла. А у Ганапольского такого определителя нет, как же ему быть? Гир знает, что должен сделать Китай, чтобы с чистой совестью проводить Олимпиаду, а Ганапольский — нет. Ганапольскому нужна «специальная лакмусовая бумажка», чтобы отделить спорт от пропаганды. А где ее взять? Тяжелый случай.

Соотношение политики и спорта должно быть прописано на бумаге и занесено в Олимпийскую хартию, считает Ганапольский. Вряд ли Гир стал бы с этим спорить. Но пока этого не сделано, Ричард Гир и Матвей Ганапольский видят опасности в разном. Глупый Гир считает, что «Пекин использует игры, чтобы добиться как бы косвенного одобрения происходящих в стране репрессий и нарушений прав человека». А умный Ганапольский видит опасность в том, что «миллионы зрителей будут собираться у телевизоров не в ожидании спортивных результатов», а в надежде узнать, «сорвут ли пронос огня». Сказано же: интересоваться спортивными достижениями. А они интересуются политикой. Действительно, безобразие.

Ганапольского, впрочем, понять можно — тоска по античным временам, по красивым мифам, по нежному возрасту человеческой истории. Но, как заметил Гераклит, все течет, все меняется. Если в древние времена во время Олимпиады прекращались войны, то теперь во время войн прекращаются Олимпиады. Можно по этому поводу негодовать, но Ричард Гир здесь, право, не причем. Не от него пошло все зло в этом мире. И в тщеславии его не заподозришь — ему своей голливудской славы достаточно. Просто глупый человек, что Матвея Юрьевича крайне раздражает.

Про остальных участников акций протеста у Ганапольского вполне определенное мнение. «Сколько тысяч сумасшедших присоединятся к этому абсурду, чтобы их, после ареста, показали по телевизору», — задается он риторическим вопросом. Мощно сказано. Ведь мы, выросшие в СССР, надежно усвоили, что против течения можно идти или за деньги, или из тщеславия, или будучи душевнобольным. Какое простое и изумительное по своей вульгарности объяснение: тысячи сумасшедших мечтают увидеть себя по телевизору. Главное — поверить в это самому. Остальное неважно.

АЛЕКСАНДР ПОДРАБИНЕК
Ежедневный журнал