Прошлым летом, побывав в Монголии, 84-летняя Норжима Балбарова купила там на свою накопленную пенсию 100 метров шелка, чтобы сшить украшения для буддийских храмов.

Ее вклад в развитие буддизма оценили — в 1999 году Хамбо лама Дамба Аюшеев вручил бабушке золотую медаль имени Хамбо ламы Гомбоева.

Свою жизнь Норжима Цыбикжаповна делит на две части: годы страданий, когда она навсегда теряла близких, и сегодняшнее время, которое она проводит в молитвах и кропотливой работе.

— Я молюсь за моего брата — ламу Анинского дацана, который не вернулся с Колымы, за всех репрессированных лам. И верю, что мои молитвы и мой труд воздадутся благом для детей, внуков, правнуков, — считает мастерица.

Репрессии

Круглой сиротой Норжима стала в 13 лет, когда в 1938 году расстреляли ее отца. Девочка не могла понять, почему ее папа, который вставал до восхода солнца и приходил домой, когда дети спали, который изо всех сил старался прокормить большую семью, оказался врагом народа.

Но еще раньше эта семья оказалась под надзором властей. Старший сын Балдан-Доржо служил ламой в Анинском дацане. Некоторые священно­служители уходили в Монголию, не дожидаясь ареста.

— Брата кто-то предупредил, что скоро и его арестуют. Как послушный сын, он пришел к родителям посоветоваться. А мама властная была, сказала: «Ты убежишь, нас будут преследовать. Останься». На другой день его увезли. Много лет прошло, потом нам сообщил один лама, который с ним находился, что брат умер на Колыме, — вспоминает Норжима Цыбикжаповна.

Но даже ценой старшего сына Цыбжитовы не уберегли семью. В первый раз Балбара Цыбжитова, отца четверых детей, забрали в 1932 году, обвинив его в кулачестве. Тогда семья жила в Баянголе Хоринского района. В анкете арестованного было записано: «Социальное происхождение — бедняк-крестьянин, социальное положение — кулак-скотовод. До революции имел дом с надворными постройками, 20 коров, 2-х лошадей. После революции — 30 коров, 6 лошадей и 70 овец и коз». Его приговорили к двум годам исправительных работ, а имущество конфисковали.

Дочь «кулака»

— Моя мама — старшая дедушкина дочь Цыпилма, вспоминала, как одна корова, когда скот угоняли, не хотела уходить от них. Все сильно плакали, видя, как милиционеры хлестали животное кнутами, а корова вновь возвращалась к хозяевам. Не в силах справиться с упрямицей, ее так и оставили, — рассказывает Дулсан Михаханова, внучка Балбара Цыбжитова.

После ареста кормильца всю семью разбросали в разные стороны. Жену и семилетнюю Норжиму отправили в Хоринск. Их не разлучили благодаря тому, что мать предупредила младшенькую, чтобы та цеплялась за ее подол и ни в коем случае не отпускала. Наполненная ужасом маленькая девочка так и сделала.

— Пытались оторвать. Милиционер меня пнул, от боли и неожиданности я кувыркнулась и громко закричала. Только после этого меня оставили с мамой, — вспоминает со слезами Норжима Цыбикжаповна.

Два года мать с дочкой доили множество холмогорских коров. За ними тщательно следили, за недосчитанные 100 граммов молока могли жестоко наказать.

Не выдержав разлуки с мужем и детьми, от непосильной работы, мама Норжимы занемогла и вскоре умерла.

После смерти матери Норжима вернулась в Баянгол. Жить было негде, ведь дом конфисковали. Старшая сестра Цыпилма валила лес, у нее, как дочери кулака, была двойная норма. Брат Бабу-Доржо тоже работал. Если каждый колхозник по плану делал 20 копен, юноша должен был собрать 40 копен сена.

Днем Норжима играла на улице дотемна, а потом ее кто-нибудь забирал к себе. В девять лет девочка сильно заболела, но за ней некому было ухаживать. Она одна в забытье лежала в стожке сена. Бабу-Доржо забегал к ней в перерывах посмотреть, жива ли сестренка.

— Я-то выкарабкалась. А вот брата жалко. Его за три дня брюшной тиф свалил. Умер, — сетует Норжима Цыбикжаповна.

«Японский шпион»

Вернувшись через два года, Балбар Цыбжитов недосчитался уже трех членов семьи. В Баянголе он жить не хотел, очень уж был обижен на односельчан, среди которых были те, кто на него донес.

Он переехал в Заиграевский район, где жили его дочери — старшая Цыпилма, уже вышедшая замуж, и младшая Норжима.

Работал Балбар на Хандагайской узкоколейке вместе с ламами и постоянно с ними общался. Его предупреждали, что надо держаться от них подальше, но он не мог пойти против своей совести.

В 1938 году Балбара Цыбжитова обвинили в том, что он «распространял антисоветскую агитацию среди рабочих, угрожал уничтожением коммунистов и призывал в помощь японцев». В постановлении тройки НКВД Бурят-Монгольской АСССР значилось: «Расстрелять, принадлежащее имущество конфисковать».

Судьба преподносит разные сюрпризы. Через много лет правнук «японского агента» Анатолий Михаханов переедет жить в Японию и станет сумоистом.

В пятнадцать лет Норжима отправилась на дальний гурт ухаживать за скотом. Ничего не подозревая, она усердно работала, пока ночью не приехали милиционеры и не увезли ее в Хоринск. Оказывается, девушка заклеила окно старой газетой, на которой был изображен портрет Сталина.

— Тогда ее отругали и отпустили. У нее ведь всего за плечами было полгода учебы в школе. Но потом на каждом колхозном собрании маму постоянно клеймили: «Дочь кулака, дочь врага народа». Мама до сих пор боится людей в милицейской форме, страх так и держится с 30-х годов, — говорит Софья, дочь Балбаровой.

Буддийская швея

Двадцать с лишним лет назад глубоко набожная Норжима Цыбикжаповна с большим интересом стала следить за процессом возрождения дацанов. Детские воспоминания о брате-ламе побудили ее внести свою лепту. В 60 лет она села за швейную машинку и стала сама осваивать секреты шитья буддийской атрибутики. Где-то по наитию, что-то, увиденное в детстве, всплывало в памяти, шаг за шагом она готовила свои изделия. Какова же была ее радость, когда на открытие дацанов, большом молебне она подносила украшения «бадан-жалсан», «лаври» ламам, ее дары принимались с большим признанием. За это время бабушка обшила Кижингинский, Анинский, Иволгинский, Эгитуйский дацаны, Хоринский дуган, дацаны на Верхней Березовке, на Лысой Горе в Улан-Удэ.

Позже бабушка привлекла к этой работе других женщин. Оказалось, что она очень хороший организатор.

— Самая большая ценность ее в том, что Соня-эжи научила многих людей шить изделия правильно, по буддийским канонам. Когда шьешь атрибутику, ничего придумывать не надо, да и невозможно, есть свои традиции, — сообщил Лекцок-лама, ширетуй Анинского дацана.

84 года никто не дает бабушке-швее. Красивые большие глаза светятся каким-то необычным внутренним светом. Очень подвижная, быстрая, она постоянно путешествует. Во всех делах ее поддерживает муж Дамбу-Доржо Дандаров, скромный и молчаливый человек, который любит и жалеет свою супругу.

— Зрение нормальное, сплю хорошо, аппетит есть. Работать да работать только, — говорит Норжима Балбарова.

Татьяна Анхонова
Информ-полис