Послушать песни, упомянутые в статье

Полиция перевернула вверх дном рынки Тибета в поисках запрещенной музыки. Китайские государственные СМИ сообщают об аресте ряда подозреваемых в незаконном скачивании в свои сотовые телефоны музыку, которую правительство относит к «реакционной».

Восер, известная своей откровенностью тибетская писательница, живущая в Пекине, в своем блоге расшифровывает читателю тайный язык «реакционных рингтонов», «подрывных песен» и «диссидентских мелодий».

Один из ярких примеров - «Ама Джецун Пема», очень популярная песня о младшей сестре Далай-ламы. Прослушаем, о чем в ней поется:

«Ты перенесла всевозможные тяготы ради детей Страны снегов.
Как можем мы забыть тебя, чья доброта к нам глубже самого глубокого моря.
Все дети Страны снегов воздают почести тебе, Ама Джецун Пема».


«Как только эта песня вышла, все были очень рады, - пишет Восер. - Мы побежали на рынки слушать ее и покупать, как будто она исчезнет, если мы этого не сделаем. Когда же ее в конечном итоге причислили к реакционным, все в один голос сказали: «Ну вот, все-таки ее раскрыли».

Вплоть до своего выхода на пенсию Джецун Пема возглавляла Тибетскую детскую деревню – сеть школ и детских домов для детей тибетских беженцев в Индии.

Некоторые песни выдают себя с головой, пишет Восер. Их обычно поют тибетцы в изгнании, которые не боятся открыто восхвалять своего царя, который для них – воплощение Будды Сострадания. И вот одна из таких песен, которая так и называется, «Далай-лама».

Но Восер, как и подобает поэтессе, отдает предпочтение другим песням – тем, где ушедшие в изгнание ламы описываются посредством красивых метафор.

«Далай-ламу традиционно сравнивают с солнцем, Панчен-ламу – с луной, а Кармапу – с россыпью звезд», - объясняет она.

В этой песне, «Гандонг», говорится, что «ни солнце, ни луна, ни звезды не освещают больше земли Тибета. Стало так темно, и так грустно, что мы больше не видим их».

Восер пишет, что в Тибет постепенно приходит более агрессивная музыка. «Молодые тибетцы, переехавшие на Запад, перенимают присущие западным странам музыкальные стили, например, рэп. Такая музыка со временем может стать голосом тибетского сообщества в изгнании», - говорит она.

Восер предлагает послушать, например, «No next time» («Другого раза не будет») Намгьяла Йеши, рэпера из Нью-Йорка о стремительном нашествии в Тибет нищих, воров и переселенцев из других частей Китая, о том, как исчезают птицы, рыбы, цветы и деревья. Ну, а если говорить именно о тибетском рэпе, то интересно будет послушать песню «Hell, no», или «Why?» («Почему?»)

Однако песни протеста появилась задолго до того, как на гималайские хребты пришла цифровая музыка и сотовые телефоны.

В 1989 году протестующие вышли на улицы тибетской столицы Лхасы, и многие из них пели эту песню о том, что тибетцы должны объединиться вне зависимости от веры и провинции, в которой они родились.

Восер называет абсурдом саму идею наклеивания политических ярлыков на музыкальные произведения.

«Когда песни называют реакционными, понимаешь, что власти по-прежнему мыслят категориями Культурной революции (1966-1976), - пишет она. – Да, и сама атмосфера, царящая в Тибете сегодня, атмосфера страха и неволи, очень напоминает те времена».

Обнародованного списка запрещенных мелодий нет. Государственные СМИ сообщили, что полиция в прошлом месяце задержала в Тибете двух подозреваемых за реакционные рингтоны, но не пояснили, какие именно.

Но порой «реакционный» характер песни определяется тем, кто ее слушает. Ведь в устах угнетенного певца даже нежная баллада может прозвучать как пламенный призыв к действию.

Юлия Жиронкина по материалам NPR

Смотрите также:
Исчезающая тибетская народная музыка
Писатели под запретом
Запрещенная писательница на радио Свободная Азия