Недавно досточтимый Роджер Кунсанг встретился с необыкновенной тибетской женщиной, к которой обращаются как к дакини, оракулу. Несомненно, Его Святейшество Далай-лама, Кирти Ценшаб Ринпоче, Дагри Ринпоче и Лама Сопа Ринпоче считают ее особенной. Кхадро-ла дала эксклюзивное интервью журналу «Мандала».

Досточтимый Роджер Кунсунг: Расскажите, почему вы покинули Тибет?

Кхадро-ла: Все решилось за одну минуту. У меня не было ни намерения, ни денег на дорогу. Я последовала знаку, явившемуся мне во сне. Во сне я видела автобус, который сигналил о своем отправлении. И пока я не села в этот автобус, я не знала, куда я направляюсь. От других пассажиров я узнала, что они едут в Лхасу, а оттуда в Шигадзе. Во время нескольких дней путешествия я также узнала, что они собираются к горе Кайлаш.

Однажды, когда мы остановились в Шигадзе, я выполняла обход (кору) вокруг монастыря Таши Лхунпо и повстречала старца в индийских одеждах доти. Этот незнакомец дал мне 2000 гормо. Он попросил меня сесть рядом с ним и начал рассказывать разные необычные истории. Он сказал мне, что Индия сразу за той горой, и что я должна встретиться с Его Святейшеством Далай-ламой и многими другими ламами. Он настаивал, чтобы я отправлялась в Индию ― в то время это не казалось таким уж невероятным, хотя теперь, когда я вспоминаю об этом, все кажется удивительным».

Досточтимый Роджер Кунсунг: Сложно было добраться до Индии?

Кхадро-ла: О да! Было очень много трудностей. У меня не было какой-то своей цели, и я просто следовала за паломниками. Не помню точно, сколько длился путь, но я выполнила пятнадцать кор вокруг горы Кайлаш. Из-за моих необычных действий и слов, что я произносила, стали распространяться слухи, будто я ― дакини. Люди стали выстраиваться в очередь, чтобы посмотреть на меня и даже попросить благословения. Иметь дело с таким количеством людей для меня было очень утомительно, но один добрый монах из соседнего монастыря хорошо заботился обо мне, приносил еду и воду. Он даже организовал некую систему для людей, которые приходили посмотреть на меня, попросить благословения и т.д. Многие из этих людей выражали свое желание последовать со мной в Индию.

Однажды вечером, совершенно неожиданно и без колебаний, я решила отправиться в Индию, и наш проводник повел меня и еще шестнадцать человек из автобуса по тропе, ведущей к границе. У него было мало опыта, и нам понадобилось семнадцать дней, чтобы добраться до Катманду в Непале. А должно было занять всего семь дней. Мы шли по пустынной земле, не было ни тропы, ни людей, у кого можно было спросить дорогу. Невозможно было даже сказать, находимся ли мы еще в Тибете или уже нет. Нам оставалось только следовать знакам, которые являлись мне во снах. Когда мы терялись, я говорила идти в том направлении, где появлялся круг света. Возможно, это было благословение Далай-ламы или Палден Лхамо.

Иногда нам приходилось целый день идти без пищи и воды. А порой мы шли и всю ночь. Мы не были готовы к такому путешествию.

Когда я добралась до Непала, то серьезно заболела пищевым отравлением и не могла продолжить путь в Индию с моими попутчиками. Мне пришлось остановиться в приюте для беженцев в Катманду. У меня была кровавая рвота, и это насторожило работников приюта, не болею ли я заразным заболеванием. Меня оставили ночевать в поле. Я была так слаба, что не могла пошевелиться. Когда мне нужно было перевернуться, они толкали меня в спину длинными палками, потому что боялись дотронуться до меня руками. Так как мое состояние ухудшалось, в приюте посчитали, что я не выживу, и спросили, не хочу ли я оставить записку своей семье, и адрес, по которому ее отправить.

Я попросила монахов из монастыря помолиться за меня, когда я умру, и сжечь мое тело на вершине, которая, как оказалось позже, была священной горой Нагарджуны, где Будда читал сутру Лангру Лунгтен.

Я попросила их взять мою мочу в бутылочке и отдать первому встречному у ворот в ступу Бодханатх. В то время я была в полусознательном состоянии, но они милостиво выполнили мою просьбу. Монах, который отнес мою мочу, встретил у ворот человека, который оказался врачом тибетской медицины. Он сделал анализ мочи, диагностировал отравление мясом, прописал препараты и даже отправил мне несколько благословенных пилюль. Мое состояние быстро улучшилось, и мне приснилось много хороших снов. Когда я поправилась, меня направили в приют для беженцев в Дхармасале с несколькими другими недавно прибывшими людьми.

Я прибыла в Дхармасалу вскоре после крупной ссоры между монахами из моей деревни и сотрудниками приюта, поэтому у последних сложилось негативное отношение к любому, прибывшему из этих мест. Следовательно, я тоже оказалась жертвой. Так как я была еще молода, меня спросили, хочу ли я пойти в школу или пройти профподготовку. Мой ответ был прямым и честным. Я ответила, что у меня нет никакого интереса ни учиться в школе, ни изучать что-либо еще. Еще дома я испытывала огромное желание служить хорошим созерцателям. Поэтому я собирала хворост и подносила воду созерцателям, живущим вокруг нашей деревни. Я даже не знала, что Тибет был захвачен китайцами, и именно по этой причине тибетцы ушли в изгнании. Китайцы меня не пытали, и мне всегда хватало еды и одежды. Моим единственным желанием было увидеть Его Святейшество Далай-ламу. Иногда я впадаю в безумство, поэтому я просто хотела спросить у Его Святейшества, хорошо это или плохо. Это было все, чего я хотела. В противном случае, я бы просто вернулась домой».

Досточтимый Роджер Кунсунг: Значит, ваши так называемые безумства в то время были для вас проблемой?

Кхадро-ла: Да. И хотя я полностью восстановила свое здоровье, у меня все еще бывала кровавая рвота. Многих новоприбывших мучила диарея. Но всегда, когда туалет оказывался грязным, обвиняли в этом меня, потому что все знали, что у меня проблемы с желудком. Поэтому меня заставляли мыть туалет. Работники приюта ругали меня: «Говорят, что ты дакини, так зачем же тебе наша помощь? Зачем тебе наш стол и кров? Почему бы тебе просто не переместить сюда солнце?» И так далее.

Я не могла есть то, что готовили в приюте, но иногда мне приходилось просить на кухне горячую воду. Меня часто выставляли вон и ругали. Думаю, такое отношение было следствием той ссоры между монахами из моей деревни и работниками приюта.



Мне не удавалось добиться аудиенции у Его Святейшества Далай-ламы, так как мне приписывали заразную болезнь и боялись, что я его заражу. Некоторые считали меня сумасшедшей. Некоторые даже говорили, что я должна покинуть приют или что меня надо сдать в психиатрическую лечебницу. Несколько месяцев мне даже не разрешалось присутствовать на публичных аудиенциях. Вместо этого я каждое утро выполняла обход вокруг дворца Далай-ламы. Однажды я услышала, как Его Святейшество возвращается домой, и спряталась у дороги, чтобы поприветствовать его. Когда его машина приблизилась к монастырю Намгьял, я увидела яркий свет, льющийся через лобовое стекло машины, а внутри ― его со множеством рук! Это был самый первый раз, когда я увидела Его Святейшество. Я выскочила перед машиной, чтобы выполнить простирание и потеряла сознание почти под самыми колесами.

Один мужчина из деревни отнес меня обратно в центр, и снова меня начали осыпать бранью. Но я чувствовала, как после встречи с Его Святейшеством во мне произошли значительные перемены, и не сердилась на работников приюта. Им приходится заботиться о стольких людях, что иногда, они теряют самообладание.

Несмотря на мои многочисленные просьбы, аудиенции с Его Святейшеством мне не давали. Однажды мне удалось найти свободное местечко на публичных учениях. Когда он появился в сопровождении охранников, в меня вошло защитное божество. Охрана схватила меня и увела меня с площадки, где должны были проходить учения. Они велели мне оставаться под лестницей. Я была так опечалена и сетовала на свою плохую карму, которую, должно быть, заработала в прошлом, и из-за которой я даже не могу увидеть Его Святейшество.

Учения начались с чтения Сутры сердца. Я слышала голос Его Святейшества и его слова: «…ни глаз, ни носа» и далее. У меня возникло странное ощущение. В тот момент, когда он произносил «форма есть пустота, а пустота есть форма», я почувствовала, как лучи света полились на меня и через макушку наполнили все мое тело. Я почувствовала, как поднялась над землей. Я испытала сильный прилив радости.

Со временем я познакомилась с некоторыми созерцателями и великими ламами, такими как Кирти Ценшаб Ринпоче и Халха Джецун Дампа. От них я получила благословленную воду, и они много раз различными способами пытались устроить мне встречу с Его Святейшеством Далай-ламой. Но безрезультатно. В конце концов, я решила вернуться в Тибет. Я была очень опечалена тем, что не смогла выполнить все заветы старика из Шигадзе. Мне оставалось сделать несколько важных вещей: провести пуджу долгой жизни и некоторые другие тайные практики, но время, отведенное на них, уже заканчивалось.

Я сообщила ламе Кирти Ценшабу Ринпоче о своем решении, но он настаивал на том, чтобы я не возвращалась. Он сказал, что видит во мне нечто более важное, чем просто оракула. Он видел во мне что-то особенное. Ринпоче сказал, что я могла бы во многом помочь Его Святейшеству, и посоветовал мне остаться в Дхармасале. «Я сам выложу золоченый мост между тобой и Его Святейшеством», ― сказал он. Я слушала его и удивлялась тому, что такой великий лама говорит такие вещи обо мне. Вскоре, совершенно неожиданно, меня утвердили на аудиенцию с другими новоприбывшими.

Мы стояли и с нетерпением ждали. Наконец, я увидела, как Его Святейшество приближается к нам. От него излучался яркий свет, и простиралось много рук, точно так же как и раньше, когда я увидела его впервые. И снова, как только я встала, чтобы выполнить простирание, меня схватили и вывели наружу. Вероятно, меня пинали или толкали, так как позже, когда я пришла в сознание, я обнаружила синяки у себя на теле.

Однако после аудиенции с остальными участниками Его Святейшество попросил привести к нему женщину-оракула. Когда я подошла к нему и обняла его ступни, то вновь потеряла сознание. Когда я снова пришла в себя, Его Святейшество спрашивал меня о доме и о многом другом, но я не могла проронить ни слова. Я не могла выдавить из себя ни одного слова ― я была слишком растрогана, чтобы говорить. Позже я смогла рассказать ему о старике, с которым я разговаривала в Шигадзе, и он выслушал все обо мне и моих трудностях. Меня утвердили оракулом одного из защитных божеств, а Его Святейшество попросил меня не возвращаться в Тибет. Его Святейшество дал мне различные посвящения и наставления. Я начала выполнять затворничества, которые он мне посоветовал.

Досточтимый Роджер Кунсунг: Где вы жили? У монастыря или еще где-то?

Кхадро-ла: «Личная канцелярия Его Святейшества выделила мне домик в монастыре Намгьял. Там я и живу по сей день. Все это происходило в то время, когда от рук последователей Шугдена погиб учитель Школы диалектики. Шли слухи, что меня тоже могут убить. Монахи в монастыре Намгьял очень беспокоились о моей безопасности. Так мы и познакомились ближе. На самом деле, я пыталась отказаться от их защиты. Говорила им, что если мне суждено быть убитой, то ничто не сможет этого изменить. Если же в моей карме не прописана смерть, то последователи Шугдена не смогут мне навредить. Монахи не слушали меня и продолжали присматривать за мной.

Так как физически я была еще очень слаба, Его Святейшество поговорил с Кьябдже Трулшигом Ринпоче, и меня отправили во Францию на лечение. Там я познакомилась с ламой Сопой Ринпоче. Вот уж, все благодаря моему плохому здоровью ― я познакомилась со столькими замечательными людьми!

Во время своих затворов и практик мне являлись хорошие знаки и благополучный исход, но мне нравится называть это «иллюзиями». Что бы хорошего ни происходило, это все благословение Его Святейшества. Я ничем не лучше самого ничтожного существа на земле.

Около двух лет назад Его Святейшество посоветовал мне при любой возможности давать учения и оказывать любую помощь тем, кто нуждается в ней. Но я знаю, что мне нечего предложить другим. Скажу вам честно, что во мне есть сильная вера в то, что сущность жизни заключается в развитии Бодхичиты и постижении пустоты. Хоть это и сложно, но моя главная задача ― до своей смерти успеть развить нерушимую веру в Бодхичитту и пустоту. Если у меня не получается помочь людям их породить, то встреча с ними будет лишь пустой тратой времени. Кроме того, на внешнем, внутреннем и тайном уровнях я ― ничтожнейшее существо. Лучшее же во мне это то, что я встретилась с совершенной Дхармой, совершенной практикой и совершенными ламами».

Досточтимый Роджер Кунсунг: Когда вы впервые почувствовали себя дакини?

Кхадро-ла: Я никогда не считала себя дакини. Я не знаю, кто я. Некоторые ламы признают во мне Кхандро Йеше Цогьял, некоторые ― Ваджрайогини, другие же говорят, что я Тара. Это может быть их собственным чистым видением. Я же не считаю себя особенной.

В молодости некоторые называли меня сумасшедшей. Некоторые утверждали, что я дакини. Не знаю. Я уверена в том, что у меня есть очень сильные кармические следы из прошлого, так как я стала очень дорога Его Святейшеству и многим другим высоким ламам из Тибета и вне его. Некоторые ламы из Тибета, с которыми я даже никогда не встречалась, шлют мне свою любовь, свое уважение, наилучшие пожелания, подношения и похвалу. Есть еще одна причина. Иногда слова, описывающие воззрение пустоты, вылетают у меня изо рта автоматически ― то, о чем я раньше не слышала и чего прежде не изучала ― позже я не могу даже вспомнить, что я говорила.

Досточтимый Роджер Кунсунг: Как вы можете помочь Далай-ламе?

Кхадро-ла: У меня есть цель: существует удивительная и обширная линия передачи учений и наставлений Великого Пятого Далай-ламы. С того времени, когда он впервые открыл их, прошло вот уже 360 лет. С тех пор явить их снова в полном объеме не удавалось. Я чувствую сильную кармическую связь с этой особенной линией передачи, поэтому мое сокровенное желание ― восстановить всю линию передачи для Его Святейшества. Он сможет передать ее многим другим людям, и лично я заинтересована в практике этой передачи.

Я также планирую создать ретритный центр именно для этой практики. Я хочу, чтобы там занималась небольшая была группа серьезных практиков. Возможно, это будут геше, которые уже изучили Праджняпарамиту Мадхьямаки и которые желают выполнять эту практику, но для этого им нужна подходящая обстановка. Если у меня получится осуществить мое намерение, это будет хорошим подношением Его Святейшеству и, я уверена, оно будет самым существенным образом способствовать его долгой жизни. Это очень важное учение, связанное со всем миром, и, несомненно, оно очень значимо и для решения тибетского вопроса. Я думаю, когда Его Святейшество называет ламу Сопу Ринпоче и Дагри Ринпоче своими любимыми учениками, он имеет в виду их связь с этой линией передачи.

Досточтимый Роджер Кунсунг: Спасибо!

Перевод Елены Гордиенко
Фото: Манюэль Бауэр


Смотрите также:


14 лет в затворничестве: интервью с буддийской монахиней Тензин Пелмо

Тибетцы называют Лахул Гарша Кхандо Линг, или Царство дакинь. Это и в самом деле священное место их обитания, и я очень сильно ощущала их присутствие, поэтому в молитве я искренне обратилась к ним с просьбой: «Если я твердо обещаю выполнять практику, поможете ли вы найти мне подходящее место для ретрита?». Я была уверена, что все сложится само собой. На следующее утро я отправилась к одной из монахинь и сообщила ей, что решила построить небольшое жилище над монастырем. Она спросила: «Как ты собираешься это сделать? Чтобы построить дом, нужны деньги, а у тебя их нет. Почему бы тебе не поселиться в пещере?».


Мелодии Дхармы. Чоинг Долма

Само слово «мантра» в переводе с санскрита, насколько мне известно, означает «защита ума». Мантра защищает ум от негативности. Конечно, для этого также требуются визуализации, глубокое внутреннее расслабление, которое, без сомнения, является естественным состоянием нашего ума. Если говорить языком буддийской философии, то наш ум движется с помощью тонкой дыхательной энергии. Пение мантр позволяет нам очиститься от негативных энергий и зарядиться позитивными. Такие ощущения я обычно переживаю, я знаю их на опыте...


Я ведь монахиня