Китай подвергает пыткам монахов и обрекает тибетцев на жизнь в нищете; многие молодежные активисты не признают политику Далай-ламы и видят спасение в вооруженной борьбе. Неужели одна из древнейших культур находится на грани исчезновения?

В маленькой комнате с бетонными стенами пахнет мочой. В углу на металлической койке лежит молодая женщина и издает тихие стоны, время от времени из ее рта идет кровь. Это бывшая буддистская монахиня, которая недавно перенесла операцию на желудке. После избиений, которые ей наносили китайские солдаты, потребовалась хирургическая помощь, чтобы восстановить работу поврежденных органов. Ее соседка по комнате, бывшая монахиня Лхундруб Жангмо, говорит с нами шепотом, не повышая голоса. Голова Жангмо больше не острижена наголо, и прямые черные волосы спадают на плечи. Девушка одета в красивый свитер, который украшает надпись «The Coolest Boy». Но, несмотря на то, что ей пришлось окунуться в мирскую жизнь, Жангмо остается глубоко религиозным человеком. Она оклеила стены крохотной комнатки фотографиями буддийских божеств и Далай-ламы.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Жангмо и ее подруга бежали из Тибета через Гималаи сюда, в этот центр по приему тибетских беженцев, корпус которого возвышается над индийской территорией подобно глыбе, упавшей на чужую землю. Эти женщины отбывали наказание в тюрьме вместе с группой других монахинь. Некоторые были приговорены к сроку в 16 лет. Впервые их арестовали в 1990-м в столице Тибета, Лхасе, во время акции протеста против затянувшегося присутствия Китая на их родной земле. Как только женщины запели слова «Свободу Тибету!» китайская полиция стала действовать с молниеносной быстротой. Выступавших сбили с ног и отправили за решетку раньше, чем кто-либо успел обратить на них внимание. В тюрьме представители китайских властей зверски обращались с монахинями. «Полицейские вставляли во влагалище электрический шнур и пускали ток, а затем подвешивали меня к потолку», – тихим голосом рассказывает Жангмо. В ее голосе нет дрожи, но она отводит взгляд. Некоторые из ее друзей теряли сознание сразу же, как только тюремщики начинали свои изощренные пытки, но Жангмо видела все. «Я была очень сильно напугана», – говорит она.

В конце концов, полицейские переправили этих женщин в Драпчи, самую ужасную тюрьму Лхасы. По данным правозащитных организаций, таких, как «Международная Кампания за Тибет», на территории этого региона находятся сотни политзаключенных, большинство которых составляют буддисты. Огромное число осужденных погибло от таких страшных пыток, как электрошок, подвешивание и насильственный забор крови. «Они пытались вывихнуть мне руки и хлестали меня металлическими прутьями по конечностям, пока не наступало состояние шока, – вспоминает монахиня Пхунцог Ньидрон, еще одна заключенная тюрьмы Драпчи. – Я боялась, что они могут легко убить меня». После продолжительных избиений монах по имени Лобсанг Чупхел повесился на решетке камеры, в которой он находился.

Для тех, кто не желал отказываться от своей веры, наказание было особенно жестоким. «В Драпчи было огромное количество демонстраций», – говорит Жангмо. В один из дней четыре монахини осмелились заявить китайским охранникам о том, что они по-прежнему остаются убежденными буддистками. «Их избивали, пока они не умерли, – Жангмо опускает глаза, и слезы не дают продолжить рассказ. – Они покинули этот мир вместе».

До появления таких мест, как Драпчи, Лхаса была столицей далекого государства, в котором существовала линия преемственности Далай-лам. Они были высшими представителями цивилизации с высоким уровнем духовности, традиции которой поддерживали более 6000 монастырей, надежно укрытых за снежными вершинами Гималаев. В этом священном крае тибетцы создали свою особую культуру, полную мистики, и стали носителями своего рода непревзойденного религиозного опыта, который служил основой всего их бытия. «Уникальность тибетцев как одной из наций нашей планеты заключается как раз в том, что жизнь этого народа целиком посвящена буддизму», – говорит один из самых известных последователей этой религии в Америке Роберт Турман. По его мнению, идея благоговейного отношения ко всем живым существам, присущая тибетцам, позволила сохранить самую высокогорную экосистему на земле, по разнообразию биологических видов не уступающую экосистеме бассейна Амазонки. Здесь находятся истоки многих крупных рек, которые снабжают водой почти половину населения земного шара. «С точки зрения сохранения экологического равновесия этот регион является одним из самых важных на планете, – говорит Турман. – Оно настолько хрупкое, что если однажды мы утратим его, то вряд ли восстановим вновь».

Находясь в изоляции от остального мира, тибетцы создали религию, отличительной чертой которой являются таинственные ритуалы и величественные строения. Ослепительно белый дворец Потала, бывший родным домом для поколений духовных правителей, и поныне возвышается над современными постройками. Как и прежде пятидесятифутовые гробницы умерших Далай-лам украшены золотом и драгоценными камнями. «Вид Поталы и впечатление, которое он производит, не сравнится ни с одним зданием на планете, – так описывает дворец выдающийся эссеист Пико Ийер, который часто бывает в Тибете. – Но гораздо больше удивляет его предназначение: Потала является символом уникальной системы, в которой монахи выступали в роли управляющих, молящиеся принимали участие в политических митингах, а закон и порядок находился в руках духовенства, практикующего медитацию».

Для тибетцев одной из ключевых фигур религиозного поклонения является Далай-лама, которого они почитают как живого бога. Турман отмечает, что духовная связь Далай-ламы с его народом невероятно сильна. Для христиан это равносильно тому, как если бы живой Христос по-прежнему странствовал по земле. В современном мире, который страдает от войн и культа потребления, фигура нынешнего Далай-ламы, вынужденного жить в ссылке в индийской Дарамсале после оккупации Тибета Китаем в 1959 году, стала всемирной иконой и воодушевила миллионы людей на западе. «На фоне сложившейся картины, когда нравственный облик мировых лидеров последних лет оставляет желать лучшего, личность Его Святейшества приобретает все больший авторитет, – говорит Роберт Барнетт, эксперт по вопросам Тибета при Университете Колумбии. – Далай-лама является одним из немногих лидеров, способных морально воодушевлять людей».

Но есть опасность упустить время для решения тибетского вопроса. В течение прошедшего десятилетия Китай вел тайную беспощадную войну против тибетского общества, являвшуюся частью хорошо продуманной и изощренной кампании, целью которой было лишить народ «Крыши Мира» его высокой духовности и всяких претензий на политическую автономность. Пекин последовательно произвел замену центральных фигур тибетской власти, заменив священных монахов угодными китайским властям кандидатурами, а тех, кто отказывался их признать, пытали и убивали. В Тибет хлынул многотысячный поток китайских мигрантов, которые вытеснили тибетцев из их традиционного бизнеса, что привело к обнищанию и возникновению проституции. И по мере того, как народ Тибета становился все более беспомощным в своей собственной стране, Китай начал затягивать процесс переговоров с Далай-ламой, тем самым провоцируя его сторонников на обвинения своего лидера-бога в проявлениях оппортунизма. Все большее количество молодых тибетцев отвергает идею Далай-ламы о приверженности пути ненасильственного разрешения конфликтов. Вместо этого они интересуются тактикой ведения боев палестинских борцов за свободу. Идя вразрез с традициями прошлого, мятежники Тибета атакуют китайские посольства, а в сельской местности даже убивают китайских переселенцев, таким образом предостерегая всех, кто желает сотрудничать с оккупационными властями.

«У меня нет веры в будущее», – говорит Лхасанг Церинг, один из самых известных тибетских активистов. Наша беседа проходит в доме Лхасанга в Дарамсале, где он проживает более двадцати лет с тех пор, как совершил побег из Тибета. «Мы теряем время», – продолжает он. «Каждый день, пока мы сидим здесь и молимся ради мира во всем мире, переполненные китайцами грузовики въезжают в Тибет, а в обратном направлении поезда вагонами вывозят природные богатства нашего края. Однажды захватив наши земли, китайцы вынуждены создавать резервации для этнических тибетцев наподобие тех, что существуют у вас в Америке для индейцев».

Церинг хватается руками за голову. Я отворачиваюсь. Когда я украдкой бросаю на него взгляд, то вижу, как его плечи содрогаются от рыданий.

Даже самому Далай-ламе, который с неиссякаемым оптимизмом говорит о своей родине, не удается избежать опасений насчет ее будущего. «Это критический период в истории Тибета, – признался он мне на одном мероприятии, проходившем прошлой осенью, и я заметил выражение усталости на его лице. – Мы не знаем, что может случиться». В двух словах, это может означать крах Тибета. Тем более что Его Святейшество обратился к своему народу со словами предостережения: «Мы являемся свидетелями нашего собственного исчезновения».

Когда Китай в 1959 году присоединил Тибет, солдаты Мао, словно спущенная с цепи свора злобных собак, опустошили страну, уничтожив ее монастыри и древние, скрытые веками от глаз людей строения. Их участь разделили 1 миллион 200 тысяч тибетцев, убитых во время этой оргии. Тысячи людей были казнены, но гораздо большее количество было обречено умереть от голода, поддерживая свое существование скудной пищей в виде жидкой кашицы из коры и листьев. Один из старших монахов вспоминает: «Тела людей распухали. После этого они уже не могли встать и по прошествии нескольких недель умирали».

Но даже эти жестокие расправы не смогли уничтожить уникальную культуру Тибета. В конце 80-х тибетцы стали открыто выражать свой протест против китайского присутствия. Тысячи людей выходили на улицы Лхасы и требовали независимости. Склонный к помпезности никому не известный в ту пору партийный чиновник Ху Цзиньтао ввел военное положение. Тысячи солдат были посланы в Тибет, чтобы подавить волю его народа. Однако действия с позиции силы обеспечили огромную международную поддержку благородному делу защиты Тибета. В 1989 году Далай-лама стал лауреатом Нобелевской Премии Мира. О борьбе его народа против оккупации, напоминающей библейский сюжет о битве Давида и Голиафа, теперь хорошо известно на западе, благодаря таким актерам и политическим деятелям как Ричард Гир и Адам Йоч из группы «Beastie Boys». К тому же в прошлом году Американский Сенат принял решение наградить Далай-ламу Золотой медалью Конгресса.

Несмотря на то, что правительство Соединенных Штатов официально признало Тибет частью Китая, оно продолжало оказывать давление на Пекин с целью заставить последний соблюдать права человека. Грегори Крэйг, бывший в свое время доверенным лицом по вопросам Тибета в администрации президента Клинтона, вспоминает встречу госсекретаря США Мэдлен Олбрайт и президента Китая Цзяна Цземина, на которой ему был предъявлен список политзаключенных Тибета. Цзян был очень недоволен. «После этого он в течение двадцати минут говорил о роли религии в Китае», – говорит Крэйг.

Сегодня политика Поднебесной в отношении Тибета стала более гибкой и изворотливой. Нынешний президент Ху Цзиньтао, который когда-то ввел военное положение в Тибете, стал умнее. Ему хорошо известно, что деспотизм и репрессии вызывают ответную волну международных протестов, а это, в свою очередь, воодушевляет инакомыслящих в разных частях страны. В то же время он жаждет владеть миллиардами баррелей нефти и газа, месторождения которых недавно были обнаружены в Тибете, – источником драгоценной энергии, которая так необходима для быстрой индустриализации Китая. Поэтому Пекин придерживается политики «владения обеими руками», смысл которой – действовать сразу в двух направлениях: кооптация тибетцев при одновременном тихом подавлении тех, кто по-прежнему требует свободы. Вместо солдат на улицах и опустошенных монастырей Ху придумал другой способ подрыва самой основы тибетского общества – уничтожение духовенства.

В Тибете духовная и светская власть находились в руках монахов высокого ранга, именуемых ламами. Эти люди стояли в основе управления государством, сохраняя принципы общественной морали, которым следовали его граждане. До сих пор в Лхасе пожилые женщины каждое утро часами обходят священный город, шепча молитвы с пожеланием здоровья ламам. Однажды, находясь в восточном Тибете, я наблюдал, как паломники делали простирания перед одним из таких монахов. Женщины стараются как можно ближе подвести к нему больных членов семьи и отчаянно просят прочесть молитву об исцелении. «Жизнь людей старшего поколения вращается вокруг их духовного лидера, – говорит один из тибетцев, чья пожилая мать каждый день обходит Лхасу, молясь о благополучии тех служителей культа, которых она особенно почитает. – Они куда угодно последуют за ламами».

Официально Китай провозгласил новую политическую линию, направленную на терпимое отношение к буддизму. В подтверждение этого Пекин щедро выделил средства на восстановление дворца Потала и открыл двери монастырей для потока туристов. Но на другом конце города один из священнослужителей, чьим жилищем служит разваливающаяся глиняная лачуга, описывает реальную картину происходящего. «Повсюду охранники, одетые в штатское, – говорит он. – Монахи находятся под постоянным контролем со стороны комитета госбезопасности. Китайцы устраивают так называемые «кампании по патриотическому воспитанию», а духовенство заставляют отрекаться от Далай-ламы».

Как и многие тибетцы, с которыми мне довелось говорить, мой собеседник просит меня не называть его имени, опасаясь репрессий. Он говорит, что агенты китайской охранки запрещают вести беседы с иностранцами. «Когда я впервые попал сюда, общение монахов с представителями других стран не являлось чем-то противозаконным, – добавляет он. – Но теперь это так».

В стенах монастырей религиозное обучение находится под контролем китайских властей. Юношам, которые в прошлом были замечены в каких-либо политических акциях, не позволяют становиться ламами, а количество учащихся строго ограничивается. «Комитеты по управлению», в состав которых входят китайские чиновники, контролирует деятельность монастырей и пытается насаждать среди монахов коммунистическую идеологию. Один лама сказал мне: «Монашество уже не будет таким, как раньше. У нас нет достаточного количества учеников, происходит утеря традиций передачи знаний, и постепенно все это исчезнет. Что останется от всего этого лет через двадцать?». Другой монах говорит прямо: «Это конец общества, воспитанного на религиозных ценностях».

Благодаря новым политическим методам, придуманным Ху Цзиньтао, информация о притеснении монахов не выходит за пределы Тибета. «Китаю удалось создать видимость существования социальной и политической свободы в стране, – говорит один из активистов по защите прав человека, пожелавший остаться неизвестным. – Теперь они уже не поступают так, как делали это в 80-х, когда монахов открыто уничтожали».

Тем не менее, многие тибетцы уверены в том, что Китай продолжает применять силу против тех, кто оказывает сопротивление Пекину. Вечером 4 февраля 1997 года в одной из обрамленных золотыми шторами комнат резиденции Далай-ламы в Дарамсале монахи переводили с тибетского священные тексты. В это время шестеро вооруженных ножами мужчин ворвались в комнату и напали на них. Убийцы перерезали горло близкому другу Его Святейшества ламе Лосангу Гьяцо и сделали это с такой яростью, что стены оказались залиты кровью. Двух других монахов-переводчиков террористы буквально «искромсали» ножами. Несмотря на то, что в резиденции хранятся бесценные памятники древности, преступники не взяли ничего.

Полиция Индии возложила ответственность за это убийство на изолированную экстремистскую секту поклонников духа-защитника Дордже Шугдена, деятельность которой направлена против Далай-ламы. Многие тибетцы считают, что Китай тайно оказывает финансовую поддержку этой секте. «Последователям такого учения, Китай оказывает всяческое содействие, – рассказывает один из тибетских монахов. – Они получают материальную поддержку для содержания своих монастырей».

Центральной фигурой кампании по уничтожению духовенства является Панчен-лама – в тибетском буддизме второе по значимости духовное лицо после Его Святейшества. Ранг Панчен-ламы подразумевает не только обладание обширными полномочиями в тибетском обществе, но также и участие в процедуре избрания нового Далай-ламы. Как и многих влиятельных лам Тибета Панчен-ламу выбирают, следуя древнему учению о реинкарнации, согласно которому душа умершего монаха снова обретает телесное воплощение, и главная задача – распознать ее в одном из маленьких мальчиков. Эта уникальная традиция, в которой участвуют представители высшего духовенства, говорит о высоком статусе избранника. Ведь тибетцы верят, что посредством перерождений дух самого Будды воплощается в облике их религиозных лидеров.

На поиск нового Панчен-ламы могут уйти годы. Чтобы сделать правильный выбор, монахи вдоль и поперек пересекают суровые просторы Тибета. Они обращаются за советом к оракулам, истолковывают видения и знамения, которые обнаружат на небе или в бирюзовых водах священного озера Намцо, что расположено в Гималаях на высоте чуть более 15000 футов над уровнем моря. Искателям приходится выбрать одного из тысяч возможных претендентов. На завершающем этапе испытуемый должен найти «свои» предметы среди прочей расставленной перед ним утвари. Если мальчик действительно является реинкарнацией Панчен-ламы, то он узнает вещи, принадлежавшие ему в прошлой жизни.

Веками при избрании важных персон в Тибете эти традиции неуклонно соблюдались. Но вот в 1989, в год, когда Ху Цзиньтао ввел военное положение, десятый Панчен-лама позволяет себе публично выступить с критикой в адрес китайского правительства и вскоре после этого умирает от загадочной болезни. Многие тибетцы считают, что его отравили, а официальный Пекин никогда не занимался расследованием причин его смерти. Благодаря такому стечению обстоятельств, Китаю внезапно представился шанс взять под контроль тибетский буддизм. Для этих целей Пекину лишь требовалось выбрать своего Панчен-ламу. А затем, когда придет время, тот, в свою очередь, укажет кандидатуру Далай-ламы угодную китайским властям. Таким образом, высший духовный правитель Тибета будет полностью соответствовать интересам Пекина.

Подлинная история о переизбрании Панчен-ламы никогда не афишировалась. Однако, один из лам по имени Арджа Ринпоче, принимавший участие в этом процессе, в 1998-м году бежал из Тибета и эмигрировал в Америку.

Год назад я разыскал его, и оказалось, что он является автором неопубликованных мемуаров, в которых упоминает о роли, сыгранной Китаем во всем этом действе. Несмотря на то, что записи держатся в тайне от всех, Арджа согласился показать их мне. Курьер доставил рукопись, словно секретный документ разведки, в простом конверте и без каких- либо пометок. Изрядное количество страниц поведало историю жизни ее автора. Когда я позвонил Ардже, наша беседа длилась несколько часов, словно этот человек годами ждал возможности открыть свои тайны. В разговоре он постоянно возвращался к одной и той же дате: 29 ноября 1995 года.

В тот день рано утром Арджа вместе с другими ламами находился внутри самого священного храма Лхасы – Джокханга. В помещении стоял густой, резкий запах ячьего масла, питавшего дрожащие огни масляных ламп. Гневные божества, изображенные на стенах храма, показывали собравшимся злобный оскал. По их ликам блуждали мрачные тени. Запах благовоний смешивался с дымом и растворялся в пространстве. Этим утром божества стояли на страже маленькой золотой урны с прахом, помещенной на задрапированный желтым шелком столик. Согласно существующей в Тибете традиции монахи в длинных одеяниях встали в круг для проведения церемонии. Но урну принесли китайцы, и это было первым тревожным сигналом нарушения древних обычаев. К тому же помимо монахов здесь присутствовало огромное количество чиновников из Пекина, одетых в дорогие модные костюмы.

Ламы с тревогой смотрели друг на друга. Эта церемония могла изменить судьбу Тибета, но ее участники пришли сюда не по своей воле. Накануне монахов под солдатским конвоем провели по пустынным ночным улицам и собрали в Джокханге, где велели делать необходимые приготовления. Чиновники предупредили, что в случае попыток отказа виновные будут беспощадно наказаны. С рассветом монахи под присмотром агентов китайской полиции, расставленных по углам помещения, приступили к процедуре избрания нового Панчен-ламы.

Каждый из присутствующих лам хорошо знал, что этой церемонии не должно быть. Процедура избрания уже состоялась раньше, с соблюдением всех необходимых канонов. С тех пор, как умер предыдущий Панчен-лама, несколько монахов высшего ранга во главе с Далай-ламой вели тайные поиски нового преемника, строго следуя древним традициям. В течение нескольких лет они расшифровывали тайные знаки и, наконец, их выбор остановился на кандидатуре Гендюн Чокьи Ньима, сына семьи пастухов из области Лхари, что находится в восточно-центральном Тибете. 14 мая 1995 года Его Святейшество объявил, что Ньима является реинкарнацией десятого Панчен-ламы.

Пекин был в ярости. И прежде чем Ньима успел предстать перед публикой в новом качестве, китайские службы безопасности похитили мальчика прямо из родного дома и отправили его в Пекин. А затем в начале ноября 1995 года власти Китая в срочном порядке собрали монахов и потребовали не признавать избранника Далай-ламы. Если религиозные служители делали это прямо перед телевизионными камерами, каждый из них получал денежное вознаграждение в размере 1250 долларов США, - редкая удача для страны, в которой среднегодовой доход на душу населения составляет не более 500 долларов. Когда Арджа ринпоче попытался спросить про Ньима, его строго предупредили, чтобы он никогда больше не упоминал это имя. Вскоре затем Китай направил самолеты в места проживания остальных детей, найденных некогда посланниками Далай-ламы. И этих претендентов на высокий духовный сан также быстро скрыли от глаз людей.

И вот, как только рассвет проник в Джокханг, китайские чиновники поместили таблички из слоновой кости с именами всех кандидатов внутрь золотой урны. Боми ринпоче, тибетский лама, назначенный правительством Китая ответственным за проведение церемонии, подошел к столику. Он потер края урны, достал один из лотов и вручил его Люо Гану, высокопоставленному чиновнику из Пекина. Затем Люо огласил имя: Гьялцен Норбу, шестилетний сын одного из членов партии. Как ни странно, крошечный Норбу, облаченный в золотые мантию и колпак, уже ждал в соседней комнате. Люо пожал руку Норбу и напутствовал словами: "Люби свою страну и учись как следует". Монахам, которых вынудили нарушить веками соблюдаемые традиции, не оставалось ничего, кроме как шептать про себя молитвы. Далай-лама назвал церемонию "не имеющей законной силы и противоправной". Страстно желая создать иллюзию того, что представители высшего духовенства одобрили выбор нового Панчен-ламы, китайские власти попросили Арджу ринпоче стать наставником Норбу. Всего через девять дней после избрания мальчик был отправлен в другой тибетский монастырь. Там, под охраной солдат, неизменно присутствовавших на заднем плане, крошечную детскую фигурку поместили на огромный трон и собрали перед ним несколько сотен монахов. "Мальчик возвышался над нами, а мы все делали перед ним простирания, – вспоминает Арджа, и от стыда его голос становится приглушенным. – По сути это должен быть великий и счастливый момент для всех нас, но никто не улыбался".

Норбу оправдал возложенные на него надежды. На первом же сколь-нибудь значимом международном событии – буддийской конференции, которая проходила в Китае в апреле прошлого года, – он вовсю прославлял Пекин. "Атмосфера китайского общества, – заявил он представителям китайских СМИ, – создает благоприятные предпосылки для развития буддийской веры". И дополнил эту мысль следующей фразой: "Мы не смогли бы добиться таких успехов без руководящей роли Китайской Коммунистической Партии". Монахам, которые отказывались появляться на людях рядом с Норбу, угрожали изгнанием из монастырей, – в тибетском обществе это одно из самых страшных наказаний.

Вскоре после окончания конференции по буддизму мне удалось разыскать одного из тех немногих иностранцев, которые удостоились чести присутствовать на аудиенции Норбу. Им оказался американский бизнесмен по имени Лоуренс Брам, – человек, который общается и с тибетскими ламами, и с властями Китая. Со слов Брама, Норбу лишь марионетка в руках китайского правительства, призывающего беженцев Страны Снегов «вернуться и помочь своей родине». К тому же на аудиенции его подробно расспрашивали о христианстве, вероятно, пытаясь таким образом понять реакцию запада на действия Китая в Тибете. С каждой новой датой Его Святейшества шансы Норбу сыграть главную роль в будущем тибетского буддизма увеличиваются. По сведениям из некоторых источников, Пекин уже сформировал специальный комитет по выборам Далай-ламы, в котором Норбу выступит главным гарантом их подлинности. «Китайцы считают, что смогут поставить на это место своего преемника», – говорит Арджа.

Тем временем Ньима, настоящий Панчен-лама, избранный Его Святейшеством, исчез. В апреле специальный представитель ООН по вопросам свободы религии Асма Джехангир выразила обеспокоенность насчет отсутствия информации о местонахождении Ньима. Пекин отказался продемонстрировать мальчика, но Джехангир сообщили, что он «живет нормальной, счастливой жизнью». Другие дипломаты вообще получили категорический отказ. Находясь в Китае, бывший помощник госсекретаря США Харольд Кох попросил о встрече с Ньима. "Мне сказали, что с ним все в порядке. Что им известно, где находится Ньима, и он прекрасно себя чувствует", – рассказывал Кох репортерам. Однако желание увидеть мальчика своими глазами было встречено жесткой фразой "в этом нет необходимости".

Информации о Ньима по-прежнему очень мало, все его перемещения находятся под строгим контролем. И все же отдельные истории просачиваются вовне. Если верить рассказам тибетцев, бывавшим в городке, где родился Ньима, мальчика, словно политического узника, держат под охраной в Пекине, его жизнь протекает уныло и практически в полной изоляции от окружающего мира. Говорят, что время от времени его тайно вывозят в Тибет для встречи с семьей, но эти визиты никогда не предаются огласке из-за опасений, что «живое божество» соберет толпы паломников. Люди из родного города Ньима до смерти боятся рассказывать кому-либо о таких посещениях.

Один тибетец показал мне фото, на котором, по его словам, был изображен Ньима. Он получил этот снимок через людей близко знакомых с семьей мальчика. Там изображен коротко подстриженный круглолицый ребенок. Он сидит на простой кровати посреди пустой комнаты и смотрит в камеру застывшим взглядом широко раскрытых глаз. Лицо его печально.

Ясным сухим утром я взбираюсь на крышу дворца Потала. Окидывая пристальным взглядом лежащую внизу Лхасу, я вижу все тот же город, каким он был двадцать лет назад, где каждое утро на рынках под открытым небом тибетские торговцы взвешивали головки сыра и кроваво-красные ломти ячьего мяса, а паломники в длиннополых одеяниях, украшенных поясами, перебирали четки и бормотали себе под нос молитвы, совершая обход вокруг Джокханга. В то время часто можно было видеть, как в город верхом на коне въезжают тибетские кочевники-пастухи в одеждах из овечьих шкур, и тогда шедшие с ними стада яков заполоняли пространство улиц.

Сегодня Лхаса сильно преобразилась. В деловой части города в соответствии с духом времени строители реконструировали целые кварталы, проложив через них широкие дороги, которые ведут теперь к китайским банкам, универмагам и ресторанам "фаст фуд" с видом на священный Джокханг. Центральные улицы забиты бесчисленными такси и китайскими туристическими автобусами, из чрева которых извергаются толпы посетителей. Часть приезжих занята тем, чтобы поймать монахов для позирования перед фотокамерой, другие развлекаются с мобильными телефонами, из которых доносятся пронзительные звуки популярных мелодий. В соседних переулках, сплошь застроенных новыми многоквартирными домами довольно мрачного вида, недавние переселенцы из китайской провинции Сычуань собираются в небольших ресторанчиках "хот-пот" на четыре столика. Здесь, ловко орудуя палочками для еды, они окунают овощи и крошечные кусочки мяса в емкости с кипящим маслом, обильно приправленным огненными сычуаньскими специями. Те, кто побогаче, обходят эти заведения стороной и направляются в недавно открывшиеся на верхних этажах отелей чайные, где за чашечкой чая величиной с наперсток, порцией китайской лапши или игрой в "ма-джонг" китайские бизнесмены обсуждают свои дела.

По мере того как Лхаса растет ввысь, ее коренные жители оказываются отброшенными на самый низкий уровень существования, – в новейших кварталах города я не смог обнаружить ни одного магазина, которым бы владел тибетец. И, скорее всего, что таких перемен будет все больше. Прошлым летом Китай открыл первую железную дорогу в Тибет, которая, как ожидается, станет ежегодно доставлять в этот регион порядка 800 тысяч мигрантов и туристов.

Стремительность перемен, происходящих в Лхасе, не случайна. «Правительство выработало долгосрочную стратегию по привлечению в Тибет как можно большего числа китайских предпринимателей, благодаря чему осуществлять контроль над тибетцами будет довольно легко», – признается один из бывших китайских чиновников. (Хотя китайское посольство отказалось от комментариев, многие правительственные чиновники дали согласие побеседовать со мной на условиях анонимности). Пекин упростил процедуру получения жилья в Тибете для мигрантов из Китая, к тому же по размеру государственных субсидий регион значительно превосходит остальные китайские провинции. Неослабевающий поток наличности стимулировал экономическое развитие и стал основой процветания, – но все эти достижения зачастую касаются только китайских переселенцев. По словам одного из бывших чиновников, правительственные бюрократы убеждают тибетцев из сельских районов отдать свои земли в обмен на обещания предоставить собственность в городе. «Но на самом деле тибетцы не получают никакой компенсации», – поясняет он. Вместо этого чиновники раздают земельные угодья китайским предпринимателям и предоставляют ссуды, чтобы помочь им начать собственное дело.

«Китайцы просто вытесняют нас из бизнеса», – поведал мне один из коренных жителей, человек довольно известный в обществе. И хотя официальный Пекин отрицает ситуацию с наплывом переселенцев, не так давно во время общения с репортерами один высокий правительственный чиновник признался, что тибетцы в Лхасе вскоре станут меньшинством. В то же время руководство страны старается материально заинтересовать тибетцев, занимающих ответственные посты. Их заработные платы считаются одними из самых высоких в Китае. «Таким образом, в Тибете создаются условия для развития коррупции, – говорит Люкар Джем, специалист по вопросам развития Китая, принимавший участие в работе тибетского правительства в изгнании. – Тибетские чиновники поддерживают политику Поднебесной, поскольку видят в этом свою материальную выгоду».

По мере того, как город все больше оказывается во власти китайцев, традиционная тибетская культура превращается в карнавальное шоу. Однажды в субботу я посетил ночной клуб, расположенный в современном квартале Лхасы. В этом заведении полным-полно китайских бизнесменов; некоторые из них платят по 50 долларов – огромная сумма для Тибета – за места в персональных ложах, откуда открывается лучший вид на сцену. В 11 вечера на подмостки вышел тибетец, разодетый в бутафорские звериные шкуры. Китайские средства массовой информации часто изображают Тибет как дикую, варварскую страну. Актеры же стараются изо всех сил, чтобы воплотить на сцене этот стереотип: они охотно выставляют напоказ оголенную грудь, крушат барабаны и яростно трясут копной длинных черных волос, сопровождая все это действо песнопениями, – так теперь выглядит традиционный тибетский танец, призванный завести толпу. Среди клубов сценического дыма сверкающие огни светомузыки выхватывают изгибы беснующихся тел, а в огромных громкоговорителях грохочут ритмы хип-хопа, наложенные на мотив старинных тибетских песен, слова которых переписаны заново поэтами из Китая.

После того, как выступление мужчин заканчивается, их сменяют поющие танцовщицы, одетые в национальные костюмы. Постепенно они приближаются к самому краю сцены и, эротично двигая бедрами, подносят самым важным посетителям клуба алкогольные напитки. Выпив спиртное, китайские туристы или бизнесмены набрасывают на шею понравившейся девушки белый шелковый шарф, – символ особого уважения и почтения в Тибете. К полуночи пьяная публика начинает выскакивать на сцену, пытаясь сбивчиво вторить исполнителям или изображать из себя верующих и молиться, подражая тибетцам.

За пределами клуба картина совсем иная. Китай добился больших успехов в том, чтобы оставить многих коренных жителей без средств к нормальному существованию. Лишенные своих исконных земель и не способные реально конкурировать с китайскими иммигрантами тибетцы оказались за чертой бедности: среди них наблюдается самый высокий процент нищих, они страдают от голода и высокой детской смертности. Китайцам охотнее предоставляют вакансии, поэтому тибетская молодежь очень часто не может найти работу, и многим негде жить.

На окраине Лхасы, там, где взору открывается покрытая травой равнина, в тени самого главного из городских монастырей я натолкнулся на скопление белых юрт, вокруг которых валялись груды мусора. Хотя полдень только минул, многие молодые мужчины были уже пьяны. Шумно потягивая местное пиво, они сидели на табуретах подле своих жилищ и играли в кости. Монахи в ветхих одеяниях, заляпанных грязью, блуждали от юрты к юрте, выпрашивая у нетрезвых тибетцев монеты. В то же время по лагерю кругами расхаживали женщины, стараясь завлечь мужчин внутрь жилищ, чтобы предложить интимные услуги.

В Лхасе процветает проституция. По некоторым оценкам в столице Тибета, чье население составляет чуть менее пятисот тысяч, работает порядка 10 тысяч жриц любви. На следующий день после моего визита в "палаточный городок" я прогуливался по направлению к центру города. Около четырех часов пополудни стали появляться уличные проститутки. В узком переулке в непосредственной близости от священных буддистских храмов можно увидеть молоденьких девушек, одетых в высокие сапоги до колен и бюстгальтеры «вандебра», поднимающие грудь. Обилие косметики на лицах делает их похожими на какие-то дьявольские копии Кортни Лав или Кэтрин Харрис. Эти девочки, многие еще подростки, стоят, прижавшись к стеклянным витринам публичных домов. Как только в поле их зрения попадает неспешно проходящий мимо китаец или тибетец, они выбегают наружу и стараются затащить потенциального клиента в свою комнату.

В одном из борделей, – сооружении из металла и бетона с огромными окнами, в которых как в аквариуме выставлено напоказ содержимое передней комнаты, – девочка четырнадцати лет берет меня за руку, пытаясь увлечь в дальние помещения. На ней слишком короткий топ, и на животе видны следы от побоев. Вокруг меня голые бетонные стены, под ногами – такой же голый бетонный пол, на котором лежит крохотный квадратик линолеума. Девушка показывает на кровать и за плату в 10 долларов предлагает заняться с ней сексом. Когда я делаю попытку уйти, она стискивает груди ладонями, стараясь выглядеть более эротично, и опускает цену до пяти долларов.

По широкому бульвару рядом с «улицей красных фонарей» неспешно бродят китайские и тибетские мужчины, исчезая в лабиринте секс шопов, предлагающих на выбор фаллоимитаторы, надувные бюсты и прочие игрушки для взрослых забав. Кто-то ищет на полках стимулирующие средства, изготовленные на травах, наподобие «Виагры», благодаря которым потенция сохраняется всю ночь. По соседству удачно расположился вход в магазин, торгующий упаковками пива больших емкостей. Здесь же на заднем дворе можно лицезреть тех, кто успел изрядно набраться этого напитка: немыслимые позы, багровые лица, одежды, на которых видны следы пищи и экскрементов. Вокруг распростертых пьяных тел веселые тибетские дети играют в футбол.

На аллее, что проходит за этими магазинами, стоят другие проститутки и торгуются с клиентами. Девушка с гладкой, как макушка новорожденного, фигурой предлагает мне оральный секс за 5 долларов. Когда я отворачиваюсь от нее, она тут же снижает цену до трех долларов, умоляя меня остаться с ней. Как только я начинаю удаляться, она издает пронзительный вопль, полный отчаяния.

С момента побега в Индию в 1959 году Далай-лама остается единственной политической фигурой, благодаря которой народ Тибета пока еще не пал духом. Пока он жив, для этих людей существует хотя бы слабая надежда на то, что мир не забудет об их проблемах. Книги Его Святейшества тайно провозят в Тибет, трансляцию его речей можно поймать на волнах станции «Радио Свободная Азия», финансируемой американцами. Практически каждый тибетец, с которым мне довелось общаться, говорил мне, что возвращение Далай-ламы на родину – это все, о чем только можно мечтать. Пытаясь хоть как-то выразить чувство глубочайшей любви к своему духовному лидеру, тибетцы часто с великим почтением произносят на людях его имя, хотя знают, что это может плохо для них кончиться. «Я знал, что попаду за решетку, – говорит бывший монах, который во всеуслышание читал молитвы в честь Далай-ламы прямо перед полицейским управлением и расплатился за этот поступок четырьмя годами тюремных избиений. – Мы всегда будем помнить о нем».

Но даже живой бог, в конце концов, может умереть. Глядя в лицо неизбежности, Его Святейшество предложил Пекину решать вопросы путем переговоров, – метод, который он назвал «срединным путем». Если раньше на протяжении десятилетий духовный лидер требовал независимости для Тибета, то теперь он согласился признать свою страну частью Китая, призывая предоставить ей лишь большую политическую и культурную автономии. Китай ответил на это предложение открытием тайного диалога о будущем Тибета с дипломатическими представителями Далай-ламы.

Тибетский дипломат Лоди Гьяри, возглавляющий делегацию уполномоченных представителей Далай-ламы в Вашингтоне, настаивает на том, что для Китая переговоры имеют большое значение. Он предупреждает, что тибетцы придут в ярость, если их духовный лидер умрет в ссылке, не имея возможности еще хоть раз ступить на землю Тибета. «Далай-лама – единственный, кто может удержать этих людей в рамках закона», – говорит Гьяри.

Однако по неофициальному мнению Китай попросту использует процесс переговоров, чтобы создать видимость сотрудничества, цель которой – уменьшить критику со стороны мировой общественности. Несмотря на то, что уже прошло 5 раундов, китайцы не выдвинули никаких конкретных предложений, а из источника, близкого к правительственным кругам, стало известно, что в Поднебесной вообще не видят смысла в заключении каких-либо соглашений. «Руководство Китая по-прежнему считает Далай-ламу предателем», – говорит один из ученых, которому довольно часто приходится общаться с представителями Пекина. Этот вопрос беспокоит и американских правительственных чиновников, которые начинают подозревать, что «Китай вступил в диалог лишь для того, чтобы угодить Штатам, и вряд ли его планы идут дальше этого».

Похоже, что стратегия китайцев достигла желаемой цели: когда Ху Цзиньтао в прошлом году находился с визитом в Америке, Далай-лама обратился к тибетцам с просьбой не устраивать акции протеста. «Правительство Китая смогло убедить Далай-ламу в необходимости контроля над тибетскими эмигрантами», – говорит Тензин Дордже, лидер знаменитой активистской группы «Студенты за свободный Тибет», базирующейся в Нью-Йорке. Радикально настроенные личности идут гораздо дальше в своих высказываниях, обвиняя живого Бодхисаттву в невольном предательстве интересов Тибета. «В отношении представителей Далай-ламы в народе растет озлобление, чувство разочарования и обманутых ожиданий, – говорит Лхадон Тезонг, глава этой студенческой организации. – Мы не поддерживаем политику уступок».

В былые времена такая открытая оппозиция по отношению к высшему лицу духовной иерархии грозила остракизмом. Но в наши дни похожие настроения не редкость в эмигрантской среде Дарамсалы. Как-то в один из дней, пока шел проливной дождь, я пил чай с молодым тибетцем Тензином Цунду. Его лицо, окаймленное тонкой линией эспаньолки, и напряженный пристальный взгляд придают этому человеку поразительное сходство с Че Геварой. Среди тибетских беженцев Цунду стал самой знаменитой личностью после Далай-ламы. Не желая признавать ничего, кроме полной свободы, он и его сторонники отвергают политику мирных переговоров, предложенную Его Святейшеством, черпая идеи и воодушевление из опыта палестинских боевиков и прочих экстремистских организаций. «Молодые люди говорят мне, что более не желают мирно выражать свой протест, – признался мне Цунду. – Они убеждены, что отказ от насилия не приведет ни к чему».

В тибетских университетах и монастырях активисты поведали мне, что существуют подпольные ячейки для оказания организованного сопротивления китайскому правлению. В сельской местности китайским водителям устраивают засады и убивают их. По словам одного из сторонников Его Святейшества в век глобального распространения телевидения и интернета тибетская молодежь «прекрасно осведомлена о террористах-смертниках, опыте афганских и иракских боевиков, и для того, чтобы подражать их тактике, особые знания не требуются. Это настоящая бочка с порохом».

«Молодые люди становятся все более агрессивными, – соглашается Сонам Вангду, известный писатель и один из наиболее уважаемых общественных деятелей. – Они видят, как народы других стран, наподобие Восточного Тимора или бывших советских республик, смогли вернуть себе независимость. Молодежь готова действовать».

В Индии молодые тибетские борцы за свободу штурмуют китайские посольства, совершая нападения на солдат охраны. Во время недавнего саммита между Индией и Китаем перед входом в роскошный отель Бомбея, в котором остановился президент Ху Цзиньтао, тибетский юноша пытался покончить жизнь самоубийством. Несколькими годами раньше другой тибетец по имени Тхуптен Нгодуп устроил акт самосожжения. Далай-лама открыто признался, что его призывы остановить насилие не находят понимания среди молодежи. В глазах бескомпромиссных тибетских борцов за свободу Нгодуп приобрел статус мученика. На его похоронах, которые проходили в Дарамсале, присутствовали тысячи демонстрантов. «Этот акт протеста очень сильно воодушевил тибетский народ, – говорит Келсанг Пхунцок, председатель Конгресса тибетской молодежи, региональной политической организации, базирующейся в Дарамсале. – Он явился примером великого самопожертвования во имя тибетского народа».

Своей прической, манерой высокопарно выражаться и элегантным костюмом Пхунцок напоминает некую карикатуру на стиль шестидесятых. И, тем не менее, группа, которую он возглавляет, является самой большой среди тибетских эмигрантских организаций: она насчитывает чуть более 15 тысяч участников. «Я должен сказать людям, что их ждет после смерти Далай-ламы», – эмоционально произносит Пхунцок, ударяя кулаком в ладонь. На вопрос о политике «срединного пути», он отвечает раздраженным смехом. «Мы свели на нет все, чего удалось достичь за последние 45 лет, – говорит он. – Фактически мы признали перед всем миром, что ситуация, сложившаяся в Китае, устраивает тибетский народ и Далай-ламу. Нам необходимо убеждать тибетцев, что атаковать Китай – наш единственный путь. Когда ты готов умереть, ты не ведаешь страха».

Сторонники жесткого политического курса разрабатывают свою собственную стратегию привлечения мировой общественности к решению проблем Тибета. Среди объектов, попавших в их поле зрения, Олимпийские игры 2008 года в Пекине и новая железная дорога в Лхасу. «Дорога уже построена и никуда не денется, – говорит Цунду. Пока мы ее не взорвем, никому до нее не будет дела».

Но действие с позиции силы может сыграть на руку китайцам, которые не преминут воспользоваться ситуацией, чтобы выдать борьбу тибетских активистов за действия ярых фанатиков. «Если тибетцы пойдут этим путем, то окажутся вне закона», – говорит Роберт Турман. На волне истерии, нагнетаемой в мире из-за пресловутой террористической угрозы, Китай уже присвоил соответствующий статус активным участникам движения за свободу и провел в Тибете антитеррористические кампании. Китайцам есть чего опасаться: назначенного властями Панчен-ламу тибетцы презирают так сильно, что он вынужден ездить по монастырям в сопровождении серьезной охраны из-за боязни быть убитым.

В возрасте всего 2-х лет Лхамо Дхондруб был признан реинкарнацией XIII Далай-ламы. Уже в юности на его плечи легло нелегкое бремя ответственности за судьбу своего народа. В былые времена до его совершеннолетия Тибетом бы управлял регент. Но после того как в страну вошли китайские войска, нынешний Далай-лама, еще подросток, был вынужден принять на себя всю полноту светской власти. «Я не мог отказаться от своих обязанностей, – вспоминал Его Святейшество. – Я должен был стать опорой для людей, забыв о своем возрасте».

Нести ответственность за судьбу целого народа – задача не из легких. Не так давно утром, находясь в Нью-Йорке, я дожидался аудиенции Далай-ламы в небольшой комнате, расположенной над конференц-залом, где у него было запланировано выступление. Во время визитов в Америку Его Святейшество принимает участие в десятках и даже сотнях мероприятий. Накануне он успел слетать из Нью-Йорка в Калифорнию по приглашению Марии Шрайвер и вернуться обратно. Он стремительно вошел в комнату, окруженный маленькой армией телохранителей. Затем сел напротив меня за небольшой стол. Его голова была опущена. Друзья говорят, что Далай-лама не умеет скрывать свои чувства. Обычно полный неиссякаемой энергии и энтузиазма, в тот день он выглядел подавленным и уставшим. Группы активистов наподобие организации "Студенты за свободный Тибет" выразили протест против его отказа от требований полной независимости, и даже родной брат пытался возражать, аргументируя тем, что Китай не оставляет жизненного пространства для тибетцев.

"Очевидно, что моя политика подвергается все большей критике со стороны как моего родного народа, так и наших сторонников, – говорит Его Святейшество. В его голосе слышны нотки недовольства. – Идея "срединного пути" не находит понимания".

Он в общих чертах начинает описывать, какие опасности могут грозить Тибету. И признается, что позиция китайских властей "не вызывает доверия". Новая железная дорога в Лхасу стала причиной интенсивного освоения территорий вокруг нее, "что не могло не отразиться на дикой природе и окружающей среде". Я пытаюсь вставить свое слово, но он продолжает говорить, захваченный перечислением огромного количества проблем этого региона. "Кроме того, все острее встает демографический вопрос, а последствия для экологии будут самые серьезные", – добавляет он.
Несмотря на драматизм этого монолога, по его окончании лицо Далай-Ламы внезапно проясняется. Он убежден, что все равно есть надежда на будущее. "Это не касается моего возвращения в Тибет, это шанс, предоставленный нашему веку, – произносит он. – Поэтому проблемы Тибета не будут забыты".

Когда интервью заканчивается, я сообщаю Далай-ламе, что недавно вернулся из края, который у него не было возможности посетить в течение почти полувека. Его лицо озаряется радостью, и он не в силах сдержать свои эмоции. Горя желанием получить информацию из первых рук, он расспрашивает меня о построенной недавно железной дороге, ведущей в Лхасу. "Вы видели новые города, когда ехали в поезде? – спрашивает он. – Я слышал, там появилось много новых китайских городов".

Пока я пытаюсь описать увиденное мною, помощники Его Святейшества начинают проявлять беспокойство, ведь в соседней комнате ждут высокие гости, чтобы сделать снимок на память. Но духовный лидер тибетцев не реагирует на их призывы, продолжая забрасывать меня новыми вопросами. "Изменилась ли там природа?" – спрашивает он. Очевидно, что Далай-ламе хочется воспользоваться представившимся случаем, чтобы узнать как можно больше о своей родине. Тем временем сопровождающие лица начинают многозначительно посматривать на часы.

Наконец, им удается обратить на себя внимание. Далай-лама держит меня за руки. "Спасибо", – произносит он, пристально глядя мне в глаза. Он направляется в соседнюю комнату, сопровождаемый легким шелестом мантии.

Провожая его глазами, я вдруг снова осознаю, что будущее Тибета в огромной степени зависит от этого человека почтенного возраста. В эпоху террора его стойкие призывы к решению вопросов мирным путем даже в самых отчаянных ситуациях воодушевили людей далеко за пределами его родной земли. "Он напомнил миру о вечных ценностях, – пишет в своих эссе Пико Айер. – Он доказал, что справедливость и миролюбие обладают собственной силой. И он дал нам понять, что все мы связаны друг с другом, а процесс глобализации только еще раз доказывает это".

Вклад Его Святейшества в дело мира огромен, но другого лидера, достойного занять это место, пока нет. С его уходом волна насилия может захлестнуть Тибет. "После смерти Далай-ламы может наступить хаос", – признает Рэнди Шрайвер, бывший высокопоставленный чиновник Госдепартамента США. Хуже всего то, что понадобится не менее двадцати лет, чтобы новый избранник достиг зрелого возраста и смог возглавить свой народ. К тому времени успеет вырасти новое поколение, не верящее в эффективность методов ненасильственной борьбы. Помимо этого влияние Китая будет неуклонно расти, и «Крыша Мира» перестанет быть тем Тибетом, который мы когда-то знали. "Уже сейчас тибетцам, фактически, нечего терять, – говорит видный бизнесмен из Лхасы. Его слова перекликаются с опасениями тех, кто считает, что одна из древнейших мировых культур может исчезнуть навсегда. – Своей безысходностью ситуация напоминает расстрел, когда в затылок тебе упирается дуло пистолета, а впереди лишь яма готовая принять мертвое тело..."

Источник: Joshua Kurlantzick / www.rollingstone.com
Перевод: www.savetibet.ru - Сохраним Тибет!