И через 50 лет после ухода Далай-ламы в изгнание тибетские монастыри окружены солдатами, но свободу шествий все-таки придется узаконить

Со времени тибетского народного восстания в Лхасе и ухода Далай-ламы в индийское изгнание минуло 50 лет, но и по сей день пекинский режим вынужден силовыми методами ограничивать повседневную жизнь тибетских монастырей, окружая священные стены вооруженными патрулями и снайперами на крышах. Что же движет руководством компартии Китая в его стремлении установить контроль за всеми проявлениями религиозной активности тибетского буддизма, вплоть до назначения перерождений влиятельных тибетских лам?

Было бы ошибочным считать, что речь идет об идейном противостоянии, в ходе которого коммунистическая идеология должна со временем одержать верх над религиозными предрассудками. Хотя компартия и остается формально атеистической, и ни один верующий не может являться ее членом, но лишь «агентом влияния», борьба с религией незаметно ушла в прошлое. Компартия не только отказалась от идеологии «классовой борьбы», но и от связанного с ней отторжения граждан от «выгодных для буржуазного строя» религиозных догм.

Но в таком ракурсе неизбежно возникает недоумение, зачем тратятся «народные деньги» (так официально называются китайские юани) на патриотическое перевоспитание тибетских монахов. Если противоречия между Китаем и Далай-ламой заключены «отнюдь не в религиозных вопросах или в области прав человека», как сказал на днях министр иностранных дел КНР, а в вопросе «единства страны», то как связаны с этим монахи и монастыри? Если Далай-лама не призывает к отделению Тибета от Китая, то зачем необходимо постоянно упоминать о «сепаратистских» действиях? И в чем тогда суть «раскольнической деятельности», в которой Пекин обвиняет духовного лидера тибетского народа?

Эта иероглифическая картинка не так уж сложна, как может показаться на первый взгляд, и легко расшифровывается с учетом реалий современной политики. Основная проблема, которую пытается аннулировать компартия Китая – это инициированные тибетскими монахами мирные шествия с лозунгами религиозной свободы и здравицами Далай-ламе. Волнения весны 2008 года начались не с уличных беспорядков 14 марта, так старательно популяризированных государственным телевидением КНР, а с немногочисленных пикетов и манифестаций монахов Лхасы 10 марта, которые были немедленно пресечены китайскими «омоновцами». После этого во всех тибетских регионах вспыхнули стихийные выступления протеста, в результате силового подавления которых погибли 219 тибетцев и более тысячи числятся пропавшими без вести.

Несогласные в любой демократической стране имеют право устраивать мирные шествия и митинги, если их проведение соответствует требованиям закона. Но в материковом Китае никакого законодательства о митингах и шествиях не имеется. В рамках олимпийских послаблений были специальным порядком введены три протестные зоны, но власти не удовлетворили ни одной из 77 заявок, объявив, что все проблемы улажены в кабинетах партийных чиновников.

Любой публичный протест означает недовольство решениями чиновников, назначение которых было определено сверху. И если позволить критиковать кого-то на местах, то протест неизбежно привлечет внимание к боссам, ступенькой выше отвечавшим за поддержку конкретной персоны. Для однопартийной системы Китая подобное развитие событий недопустимо, и даже когда возникает вопрос об уголовном преследовании какого-то партийного чиновника, этим занимаются не органы следствия, а комиссия компартии по дисциплине, которая и решает, передать дело в прокуратуру, или замять его без огласки.

Народу в этой системе разрешаются публичные выражения своего мнения только в одном измерении, а именно в рамках восхваления мудрых руководителей и принятых ими решений, в том числе и антикризисных. Этот китайский вариант движения «Наши» по идее должен охватывать все слои общества – от школьников до пенсионеров, включая посвященные партийным бонзам фанатские вебсайты и покрытые церемониальными белыми шарфами портреты вождей в новых домах тибетских госслужащих. Партийный босс любого тибетского региона – непременно ханьский китаец, чтобы в бытовом сознании укрепилось: наверху, в Пекине, лучше знают, какие решения проводить в жизнь.

Наставники тибетских монахов также должны заниматься пропагандой мудрости партии. Причем не конкретных решений, а мудрости вообще, как это видно на примере назначенного Пекином панчен-ламы, в последний раз засветившегося на центральном китайском телевидении CCTV (в русскоязычных блогах метко названного «ЦК ТВ») на фоне музея председателя Мао.

Далай-лама в этот modus operandi явно не вписывается: в его предложениях относительно «широкой автономии» Тибета упоминаются проблемы религии, прав человека и окружающей среды, но нет утверждения мудрости партии (читай: партийных вождей). Из Пекина духовному лидеру тибетского буддизма уже не раз прямо указывали, что надо отказаться от такой «раскольнической деятельности» и встать на «патриотические позиции», однако шагов навстречу «пока не видно».

Речь идет не об абстрактной полемике относительно роли партии в жизни общества, а о конкретном положении ее чиновников в большом бизнесе. По понятиям однопартийной системы все вопросы должны решаться в кабинетах секретарей, хозяева которых сами никаким производством не занимаются, зато могут выделить очень и очень много – землю, льготы, бюджетные средства, милицейскую крышу. Однако в Тибете, с его поселками скотоводов и монастырями, горными пастбищами и огородами, эти чиновники не так уж значимы, разве что в экскурсионных бюро и на рынке сувениров в центре Лхасы, где основную массу сотрудников составляют приезжие из других регионов. Китайцев с высшим образованием для работы в пропагандистских и прочих госучреждениях приходится сюда заманивать высокими зарплатами, почти вдвое превышающими то, на что может рассчитывать молодой специалист в родной провинции.

И, как следствие, никакого специфического ориентира в своей вертикали власти партийные лидеры для тибетцев не представляют. Тем не менее, отказаться от руководящей роли в бизнесе даже в одном, отдельно взятом, регионе компартия не в силах, ведь для пекинского режима это действительно вопрос "единства страны". В середине февраля на ежегодном совещании "религиозного актива" в Лхасе была "единодушно" принята поправка в устав Тибетского отделения Китайского буддийского общества (КБО), в соответствии с которой монахи не должны "вовлекаться в сепаратистские действия, направленные против родины, или участвовать в незаконных протестах, которые могут вызвать общественные беспорядки". Как заявил агентству Синьхуа секретарь отделения КБО, монахи должны "отчетливо понимать, что 14-й Далай-лама является главарем сепаратистской политической ассоциации, добивающейся "независимости Тибета", верным инструментом антикитайских сил Запада, непосредственно вызвавшим общественные беспорядки в Тибете". КБО – это одна из "патриотических" религиозных структур, утверждающих в жизни народа руководящую и направляющую роль компартии.

19 февраля на страницах рупора компартии Тибетского автономного района "Сицзан жибао" появилось еще более прямое предостережение, адресованное всем монахам и монахиням ТАР: никоим образом "не принимать участия в деятельности, направленной на раскол родины, а также не участвовать в незаконных шествиях, демонстрациях, и прочих акциях, нарушающих общественный порядок". С таким указанием, как говорилось в статье, выступил 18 февраля начальник отдела "единого фронта" Лобсанг Гьянчен, призвавший участников совещания оставаться начеку перед возможным заговором с использованием храмов и священнослужителей для "инфильтрации и организации беспорядков". Единый фронт – это структура в составе компартии, созданная для контактов атеистического партийного чиновничества с верующими.

Если бы монахи подчинялись этим указаниям, то партийным чиновникам не надо было бы искать новых решений. Сегодня из страха перед «незаконными протестами» им пришлось закрыть границы Тибета, разогнав молодых монахов из монастырей по деревням, и предельно ужесточив надзор за паломниками. Однако регион неизбежно придется открыть – и как можно скорее, иначе продавцы сувениров и снаряжения отправятся в родные провинции, сотрудники туристических агентств потеряют рабочие места, а приезжие пропагандисты окажутся подвешенными в вакууме общественного презрения.

Улицы освободятся от вооруженных патрулей, и на них снова появятся тибетские монахи, чтобы повести общество к демократическим реформам - в первую очередь, к свободе шествий и демонстраций.

Николай Валерьев
для Портала-Credo.Ru