Обозреватель журнального приложения авторитетной гонконгской газеты South China Morning Post Дина Гарднер (Dinah Gardner) рассказывает о модном движении ханьской молодежи в Тибет. Как видно по сокращенному изложению этого репортажа, китайцы искренне интересуются тибетской религией и традициями, но партийная пропаганда искажает их видение...

С тех пор, как ее лучшая подруга умерла от лейкемии в 2010-м, Жань Цзин (Ran Jing) дала себе обещание по окончании школы высшей ступени совершить поездку в Тибет. Ее одноклассница была буддисткой и мечтала увидеть Лхасу. Через несколько месяцев после своего 18-летия Жань в одиночку – на автобусах и попутных машинах – отправилась паломничество в тибетскую столицу, посвятив его памяти своей подруги. "Я делаю это для нее", - сказала она, прервав свою поездку в молодежном хостеле в небольшом городке Синьдуцяо (Xinduqiao) тибетского автономного округа Карцзе (Ганьцзы по-китайски) в провинции Сычуань.

Жань – лишь одна из десятков тысяч молодых китайских туристов, побывавших в Тибете этим летом. Заслуживающие доверия статистические данные получить практически невозможно, но управление ТАР по туризму заявляет, что за первое полугодие ТАР посетили 2,25 млн туристов – почти на 25% больше, чем года назад. И это при том, что все население района составляет чуть менее трех миллионов. Основная масса туристов приезжает из внутренних регионов, иностранцам для въезда в ТАР нужно специальное разрешение, а в марте, июне и июле их вообще не пускали.

Толпы ханьцев на велосипедах несутся по “трассе 318”, соединяющей Чэнду, столицу провинции Сычуань, с Лхасой – иногда их больше, чем машин на дороге. Такие обороты туризма отражаются в успешном росте местных хостелов.

В 2006 году уроженец провинции Сычуань Ян Сяохой (Yang Xiaohui) открыл свой первый гестхаус под названием Denba (по тибетскому имени, которое он взял себе как владелец), ориентированный на китайскую молодежь с рюкзаками за спиной и велосипедами. И за какие-то пять лет бизнес Денба вырос от этого первого отеля в Дардо (Кандин) в Карцзе до 13 бюджетных гестхаусов, два из которых расположены в ТАР, один в провинции Юньнань и еще 10 в провинции Сычуань.

Самым очевидным притягательным элементом для растущего числа молодых китайских гостей является природная красота региона. Горные луга, свежий воздух, покрытые снегом горы, духовная культура – все это привлекает урбанизированных нуворишей, выросших в страдающих от перенаселенности и загрязнения городах.

"Лхаса – это одно из самых популярных мест для китайских туристов, - говорит 35-летний Чжоу Циньвэнь (Zhou Qinwen) из Шанхая, два месяца этим летом путешествовавший по Тибету. – Там голубое небо, белые облака, таинственные тибетцы и архитектура. Мне так захотелось поехать после того, как я увидел посты и снимки других туристов в интернете. Это были великолепные снимки, я был очарован. И когда приехал сюда, это оказалось выше всяких ожиданий".

По словам других, поражает духовность, честность и добросердечие тибетцев. "Mои гости считают Тибет священным местом, - говорит 34-летний Денба. – Они восхищаются его религией".

22-летний юноша по фамилии Сюн (Xiong) из Уханя в провинции Хубэй добрался в Лхасу из Чэнду на велосипеде, вдохновившись рассказом своего друга, побывавшего в этих местах. "Мой друг сидел в автобусе, когда они остановились в одной из тибетских деревень, - поясняет он. – В салон поднялась маленькая девочка, которая дала водителю тысячу юаней и попросила его передать деньги брату в соседней деревне. Водитель не зал ни девочку, ни ее брата, но когда приехал в следующую деревню, нашел нужного парня и передал ему деньги. В моем городе такого случиться наверняка не могло. Я высоко чту такое доверие". "У тибетцев в сердце есть Будда, а у нас, ханьцев, нет никакой религии, и это пугает. Что до меня, я начал верить в буддизм", - заключает он.

Восторженное отношение к Тибету и его культуре отражается не только в числе туристов. Серия триллеров Код Тибета, которые сочиняет Хэ Ма (He Ma), устойчиво входит в список популярного чтения; 3 ноября в материковых кинотеатрах начался показ китайского фильма Kora (Zhuan Shan) о молодом человеке, отправившемся на велосипеде в Лхасу, чтобы почтить память умершего брата; наконец, растет число ханьцев, становящихся приверженцами тибетского буддизма. Тысячи китайских студентов учатся в процветающем буддийском институте в Сертхаре (Седа), в северной части Карцзе.

Как и следовало ожидать, восхищение Тибетом вызвало появление нового термина zang piao ("тибетский странник"), который обозначает человека, оставившего городскую жизнь, чтобы на время зависнуть в Тибете в поисках своей Шангри-ла. Китайца из zang piao вполне можно сравнивать с теми молодыми людьми с Запада, которые направлялись в Индию в поисках духовных смыслов.

Хотя ханьское очарование Тибетом близко к подобному тренду на Западе, берущему свое начало в 1980-х, существуют определенные различия, связанные с политическими методами властей в этом регионе. Пекин настойчиво заявляет, что Тибет исторически является частью страны, тогда как тибетцы, живущие в изгнании, и большая часть мировой общественности убеждены, что в 1950-х Китай вторгся на территорию Тибета.

Западный интерес к Тибету давно стал предметом научного изучения, и на эут тему написана масса научной литературы, но ханьское увлечение Тибетом изучено крайне мало.

Дечен Пемба, тибетская активистка британского происхождения, закончила отделение китайских исследований в "School of Oriental and African Studies" в Лондоне. По ее мнению, одной из причин растущего интереса к Тибету в среде ханьцев является увеличение богатства и рост урбанизации. "Хотя трудно делать общие выводы о целом поколении или секторе общества, я полностью согласна с тем, что есть определенный тип ханьских китайцев, как правило, из поколения, родившегося после ‘культурной революции’, которые склонны романтизировать Тибет и тибетский народ, - констатирует она. – В то же время, под влиянием экономического роста, ханьцы равным образом обращаются к поиску корней и традиций, возможно, духовности, и обращаются за этим к другим культурам".

Особый оттенок китайскому восприятию Тибета придают еще два фактора, не слишком распространенные на Западе. Во-первых, материковых китайцев с малых лет учили, что в 1950-м Тибет был освобожден от жестокого феодального строя, в котором большинство народа вело жизнь крепостных, угнетавшихся классами тиранов-землевладельцев: автократией и монастырями. Вследствие этого, модернизация Тибета приписывалась щедрой помощи ханьских китайцев. Это порождает у многих китайцев впечатление, что, несмотря на его духовную привлекательность, тибетское общество является отсталым.

Ханьцы смотрят на тибетцев не слишком отлично от того, как 50 лет назад смотрели в Соединенных Штатах на коренных американцев, указывает Дональд Лопес, профессор буддистских и тибетских исследований в Мичиганском университете. "Тибет считается чем-то вроде Дикого Запада, населенного грубыми и яркими людьми, с экзотическими нарядами, примитивной пищей и нецивилизованным поведением. [Также часто говорят, что тибетцы слишком озабочены сексуальными приоритетами]. Точно так же, как религия коренных американцев стала романтизироваться благодаря трудам Черного Лося, [Карлоса] Кастанеды и так далее, тибетский буддизм, зачастую считающийся формой магии, рассматривается как некая альтернатива современной жизни. Дети белых американцев нередко одевались для игры в ‘ковбоев и индейцев’ и шли смотреть последние вестерны в кино. Но ничего из этого не приводило их к взгляду, что следует вернуть коренным американцам их страну", - заключает он.

Но есть и контрасты, связанные с партийной пропагандой по поводу отсталых нравов, естественным образом присутствовавших в тибетском обществе вплоть до середины 20-го века. Это до определенной степени отражается в двух фильмах: снятый на государственные деньги Пекина и описывающий беды феодализма Serf (Крепостной), который широко крутили в материковом Китае, и голливудский хит с Брэдом Питтом Seven Years in Tibet (Семь лет в Тибете), показывающий Тибет 1940-х как рай миролюбивых буддистов, который готовятся разрушить жестокие китайские коммунисты.

"Тибет всегда был частью Китая, по крайней мере со времен династий Мин и Цин, - считает Чжоу Циньвэнь. – До освобождения все тибетцы жили как крепостные и только тогда, когда их освободила компартия, они смогли стать хозяевами своей судьбы. В старые времена у них были жестокие обычаи вроде снятия кожи с живого человека".

Западный образ Тибета как жертвы агрессии непостижим для большинства молодых ханьцев. "Неотъемлемой составной частью западной романтизации Тибета является то, что духовный и чистый Тибет противостоит силам власти, материализма, и репрессий, присущих [Пекину] и китайскому присутствию в Тибете", - отмечает младший профессор университета штата Индиана Эллиот Сперлинг (Elliot Sperling), занимающийся изучением тибетской истории и китайско-тибетских отношений. "Отсутствие этой части в образе Тибета – как результат влияния госаппарата на то, что можно говорить о тибетской ситуации – имеет существенное значение. Это напрочь исключает из китайского видения диссидентскую, иногда получившую отражение в контркультуре, часть западного интереса к Тибету", - подчеркивает он.

Еще один фактор, определяющий ханьское восприятие Тибета, относится к антиправительственным протестам 2008 года, которые начались в марте в Лхасе и распространились по всему тибетскому региону. Подчеркивая, что в Лхасе погибли несколько ханьцев, партийная пресса подавала их как насильственные беспорядки, подстрекавшиеся сепаратистскими силами из-за рубежа. В результате этого многие в материковом Китае воспринимают тибетцев как агрессивных и настроенных против ханьцев. "Между тибетцами и нами, ханьцами, есть какая-то отчужденность, но я ничего не боюсь, - говорит Жань Цзин, - ведь вокруг много милиции".

С 2008 года гарнизоны народно-освободительной армии Китая и вооруженной милиции Китая расположены по соседству с монастырями в городах по всей территории Карцзе (и в двух из них недавно произошли самосожжения). В течение всего лета звуки монашеских молитв зачастую тонули в резких выкриках армейских команд и топоте марширующих солдат.

Место слона в этой кухне, несомненно, играет духовный лидер Тибета Далай-лама, с 1959 года живущий в изгнании в Индии. В западных текстах Далай-лама выступает как человек мира и мудрости. Тогда как для Пекина он "волк в овечьей шкуре" и опасный сепаратист. Он представляет угрозу партийной власти, поскольку по-прежнему имеет огромное число приверженцев среди тибетцев внутри Китая.

А что думают о духовном лидере тибетофилы из ханьских китайцев? Сюн в хостеле Синдуцяо старается осторожно выражать свои чувства в отношении человека, чей портрет смотрит на него с полки. Это портрет Далай-ламы, которого он якобы не узнал. "Он духовный лидер тибетского народа, так что он должен быть здесь, в Тибете, чтобы помогать тибетскому народу. Вероятно, он занимается какими-то политическими делами. Вероятно, он хочет большего влияния и большего престижа, так как теперь живет в изгнании за границей".

Денба считает, что Далай-ламой манипулируют. "Если не политизировать эту тему, Далай-лама – только символ, но природа этого символа изменилась, - говорит он, сидя в одном из своих хостелов в Дардо. – Далай-лама нынче в трудном положении. Он не может выражать собственные взгляды. Он не управляет своей ролью. Он лишь инструмент, контролируемый всеми этими акционерами – неправительственными организациями, иностранными правительствами, а теперь и китайским правительством. Это действительно сложная проблема".

По мнению профессора Сперлинга, пусть даже мода на интерес к Тибету пронизывает лишь меньшинство населения внутренних регионов Китая, "вполне возможно, что интерес к романтизированному Тибету приведет некоторых из тех, кто питает такой интерес, к пониманию подлинных причин тибетского недовольства".

Впрочем, тибетская поэтесса и активистка Церинг Осер уверена, что поклонникам Тибета среди ханьцев, в частности zang piao, не хватает даже самых основ понимания ситуации. В очерке, написанном ею для Radio Free Asia и переведенном в блоге High Peaks Pure Earth, она отмечает: "Что касается популярных в настоящее время ‘тибетских странников’ и представителей среднего класса из внутренних регионов, которые называют Тибет ‘духовным домом’, эти люди фактически совершенно незнакомы с теми страданиями, которые испытывает тибетский народ; они наверняка вообще стараются не замечать этих страданий".

"Я столкнулась с этими 'тибетскими странниками', сидящими в главных воротах монастыря Джоканг [главного монастыря Лхасы]: они смеялись, перекидывались насмешками и прижимались друг к другу. В губах торчали сигареты, они пили пиво и загорали, разглядывая простирающихся тибетцев. И они тоже шли и простирались несколько раз, как будто это такая игра, такая форма популярного развлечения".

Post Magazine, 20 ноября 2011
Материал подготовлен Валерием Никольским

Статья по теме:
Ван Лисюн. Мои четыре встречи с Его Святейшеством Далай-ламой. Встреча вторая - Китайский писатель Ван Лисюн размышляет о том, что Китай в эпоху перемен остро нуждается в таком лидере, как Далай-лама.