Многоэтажное и величественное здание буддийской этики, выстроенное более чем за два тысячелетия, зиждется на одной простой идее – непричинения вреда. На первый взгляд, эта идея кажется совпадающей с универсальным «золотым правилом» этики. Однако это не так. Буддийский подход к морали отличается от принятого в авраамических религиях и в современном западном обществе.

Если говорить о формальных отличиях, то буддийское правило «не вреди» распространяется не только на людей, но на «всех живых существ». Эта деталь выглядит формальной только на первый взгляд. Этика регулирует всевозможные взаимоотношения, и в буддийской картине мира круг партнёров по отношениям неизмеримо шире. За такой разницей скрывается принципиальное отличие философских взглядов на человеческую жизнь, на её смысл и цели. Говоря о системах морали в разных традициях, мы наталкиваемся на отличающиеся трактовки человеческой природы, влекущие за собой кардинальные отличия в схемах восприятия и поведения в бытовой жизни, массовой психологии, политике, экономике…

Самый понятный пример того, какое глобальное различие стоит за одним словом в определении объектов нравственного поведения, это отношение к животным.

Согласно буддизму животные – это одна из групп, входящая в общую категорию «существ», и по отношению к ним необходимо соблюдать нравственный принцип «не вреди». Следствием является признание того, что человек – высокая, но не абсолютно сверхценная жизненная форма. Буддизм не проводит неразмываемой границы между человеком и животным. Если говорить о качестве бытия, глубине страданий и ценности жизни, то это скорее количественная, чем качественная разница.

С точки зрения авраамических религий животные не являются объектом божьей благодати и потому это, по сути, низшие существа. Такая позиция не позволяет считать животное полноценным объектом сострадания, в результате идея вегетарианства нетипична для этих религий, жестокое действие по отношению к животным лишено оценки «грех», а в исламе и ортодоксальном иудаизме в век компьютеров и космических полётов практикуют жертвоприношения животных.

Отношение потребительского массового сознания к животным выглядит совершенно демоническим. Если использование животного для заклания представляется мракобесием, всё же имеющим какой-то философско-исторический подтекст, то в потребительском обществе животное рассматривается исключительно с цинично-пользовательской точки зрения. На использовании жизни животных выстроены огромные мясная, кожевенная и фармакологическая индустрии.

Интересную точку зрения предлагает современная биология. Так же как и буддизм, она стирает принципиальную границу между животным и человеком. Но если буддизм подводит к этому как бы «сверху» – подтягивает животное до уровня человека, утверждая ценность любой жизни, то наука заходит с противоположного конца – показывает, что человек ничем не отличается от животного.

Такое поразительное единодушие между современной биологией и буддизмом привносит нотки свежести в извечный диспут о природе человека и заставляет обновить выводы относительно этических норм.

Прошлый век символически был объявлен веком физики и попыток найти физическую природу реальности. Нынешнее столетие станет веком биологии и связанных с ней дисциплин: медицины, генетки, нейрологии... Мы редко задумываемся о тех сюрпризах, которые готовит нам биология. Эти сюрпризы могут оказаться неожиданными и даже более фантастическими, чем медицина генетических усовершенствований и биопротезирование. Речь идёт о формировании общественного сознания. За последние тридцать лет эволюционная биология достигла ошеломляющих успехов. Современная наука открывает наши глаза на то, что поведение человека наследственно детерминировано глубже, чем мы себе внушали всю предыдущую эпоху. Наша свобода воли практически иллюзорна, а истоки нравственного самосознания пришли из животного прошлого; и, главное, – наша животная природа далеко не так отвратительна, как нас уверяли устаревшие моральные догматы.

Введение: глупость и философия

«Животные», – цедим мы сквозь зубы при виде агрессивной толпы, крушащей витрины. «Скотина», – шипим, узнав о неожиданной подлости человека, которому доверяли. «Зверь», – негодуем, сталкиваясь с чьей-то жестокостью. «Похотливое животное», – с осуждением произносим про человека, чья неразборчивость в связях рушит чужие семьи…

Мы применяем эти слова как ругательства совершенно автоматически, не задумываясь, – просто в силу извечной привычки разделять живых существ на «люди» и «остальные».

С точки зрения современной науки, такое разделение – это косный взгляд, сродни глупому и изжившему себя предрассудку.

Массовое сознание отвергает любую попытку размыть границу между животными и человеком. Мы воспринимаем животных как бездушный объект, с которым можно творить всё что угодно, и такое отношение снимает с нас муки совести, которые справедливо возникают от посещения скотобойни или участия в охоте. Мы предпочитаем оставаться в плену дремучего лицемерного невежества, лишь бы избежать мук нравственной неопределённости.

Используя слово «животное» как ругательство и синоним неконтролируемых эмоций, мы забываем, что животное – это и наша любимая собака, ставшая членом семьи, которая, при должном воспитании, превращается в самое дисциплинированное существо, какое только можно представить.

«Скотина» – синоним нравственного ничтожества, так мы говорим про человека, моральный облик которого ставит его ниже окружающих. Но «скотина» – это ещё и общее название для покладистых существ, которых человек превратил в беспомощные фабрики по производству молока и мяса. По чужой воле эти существа влачат суррогатное существование и обречены на неизбежную смерть, ради нашей пользы и удовольствия.

«Звери» – это млекопитающие, включая ласковых домашних кошечек, фотографиями которых забит интернет.

«Похотливое животное» – уж совсем парадоксальное оскорбление в устах существа, придумавшего как использовать копуляцию не ради размножения, но исключительно ради удовольствия [2]. Сексуальные инстинкты большинства животных обостряются только во время брачных периодов, но человек озабочен до дряхлой старости.

Когда в нашем сознании привычно всплывают ругательства: «животное», «скотина» и так далее, мы проявляем свою глубокую уверенность, что человек – НЕ животное; что «мы» и «они» имеем мало общего, что «они» примитивны, предсказуемы и, фактически, бездушны.

С научной точки зрения, такая позиция выглядит совершенно несостоятельной и инфантильной. Жизнь на Земле существует четыре миллиарда лет, многоклеточные животные появились 670 миллионов лет назад. Млекопитающие существуют 200 миллионов лет, первые приматы – 70, со времён господства динозавров. Семь миллионов лет назад на земле обитала обезьяна, которая была общим предком человека и шимпанзе. Это совсем маленький срок – после разделения веток шимпанзе и людей, за семь миллионов лет человек набрал целых два процента новых генов, а в остальных 98% процентах мы остаёмся той же обезьяной, которая породила шимпанзе, бонобо и человека. Представитель семейства гоминид человек разумный выделился из общей эволюционной ветки людей только около 160–150 тысяч лет назад. Ещё сто тысяч лет наш вид сосуществовал с другими видами людей: неандертальцем, флоресиенским, прямоходящим и денисовским человеком, и только последние сорок тысяч лет характеризуются «интеллектуальным взрывом» – человек резко стартовал, заселяя Землю и демонстрируя те качества, многие из которых поспешили объявить уникальными.

В борьбе с креационизмом зоология неопровержимо доказала, что человек – животное, представитель семейства высших обезьян. С момента своего появления это открытие вытолкнуло споры о природе человека на уровень цивилизационной битвы, определяющей будущее цивилизации.

Человечество и неосознанно, и вполне сознательно сопротивляется эволюционной теории Дарвина, следствия которой распространяются на все сферы общественной жизни: религию, экономику, политику, мораль… В данном случае, борьба с устаревшими взглядами – это не абстрактный философский диспут, а преддверие ощутимых изменений в жизни планеты.

Запретить или объяснить?

Новый подход незаметно меняет отношение человечества к казавшимся незыблемыми понятиям. Будет справедливо для примера рассмотреть, как отразились свежие взгляды на «виновниках» баталии – животных.

Вопрос неоправданно жестокого отношения человечества к остальным животным становится общественным трендом. При всём уважении к подобной тенденции, запретительные законы о насилии над домашними животными выглядят глянцевым лицемерием, пока существует культура избыточного потребления мяса и порождённые ею скотобойни.



Например, существуют две разные группы со своими идеями: первая – африканские охотники, которые убивают взрослых шимпанзе и бонобо ради мяса; а детёнышей отлавливают ради весьма внушительных денег, которые можно получить, продав малышей как домашних питомцев. Браконьеров можно преследовать, но победить их невозможно – бедность или жадность заставляют людей рисковать в погоне за хорошим заработком.

Другая группа – учёные-биологи, утверждающие, что высшие обезьяны обладают полным набором человеческих эмоций, а также речью и интеллектом. Распространение этой идеи без всяких антибраконьерских законов поможет уменьшить убийства. Если грань между человеком и обезьяной размывается, то у охоты на обезьяну появляется привкус убийства человека. А при всей массовости войн и насилия, человеку каждый раз приходится искать самооправдания, чтобы преступить моральный барьер убийства себе подобного.



Соглашаясь с тем, что между человеком и животным есть принципиальная граница, мы убеждаем себя, что опускать животных до уровня пищи – нормально. Однако вся эта логика рассыпается в прах, как только человек заводит питомца – например, минипига [3]. И вот уже невозможно представить своего любимца будущим украшением стола.

Эмоции, возникающие у человека по отношению к питомцу – настоящие. Их можно вызвать всего лишь фотографией любимого животного или разговором о его проблемах. Чувства к питомцам реальны, они ощутимо меняют жизнь. Значит, они имеют под собой основу, настолько же реальную, как чувства к близким людям.



Сегодня вопрос отношения к животным оказался подпунктом проблемы человеческой природы, которая сместилась из абстрактного философствования в область биологических дисциплин и эволюционной психологии. Только разобравшись в том, чем мы принципиально отличаемся от всех прочих животных, мы поймем, что это такое — быть человеком.

Ищем отличия

Каждый из нас имеет собственное мнение о человеческой природе. Баталии относительно того, в чём же заключается человеческая суть, вспыхивают как на философских конференциях, так и среди завсегдатаев придорожных баров.

Современная наука отказалась от попыток описать фиксированный набор качеств, которые отражали бы природу человека и были бы только «человеческими». Правильным был признан не описательный, а генеалогический подход.



Несмотря на все успехи науки, человек упорно пытается удержать себя в привилегированном положении и цепляется за мифы о том, что он был создан сразу и «по образу и подобию». Противники эволюционного учения продолжают искать признаки, по которым человека можно противопоставить остальным животным.
Вне научной среды, споры в данной области идут по одному и тому же бессмысленному, но живучему шаблону – находится очередное «качественное отличие» и вокруг него выстраивается аргументация. Чаще всего найденное «отличие» впечатляет людей мало знакомых с современной биологией. Ситуация, когда креационист находит «отличие», а зоолог доказывает, что это же качество в какой-то мере представлено и в животном мире, повторяется с впечатляющим постоянством. Однако, если учёный соглашается на подобные условия спора, то попадает в изначально ущербную позицию, которая может привести к массе софистических комизмов.

Например, если признак человека – двуногость, то тогда кенгуру – да, а человек потерявший ноги – нет. Если – способность к логике и познанию, то младенец, человек в коме или больной глубокой олигофренией – нет, а, например, рыбы и птицы – да. Если – использование электричества, то электрические скаты и угри – да, а люди племени пираха – нет.

Как выяснилось, невозможно обосновать «человекость» просто перечислив ряд признаков. Тем не менее, люди пытаются сделать это снова и снова. Давайте рассмотрим основные, уже ставшие цивилизационными, заблуждения данного диспута. Как уже говорилось парой абзацев выше, привлечение в качестве аргументации то, что человеческие качества имеют аналоги в животном мире, – изначально ущербная позиция. Однако такой анализ помогает снять верхний, презрительно-снобистский, дремучий пласт заблуждений относительно «человеческой исключительности».

Аргумент первый: интеллект

У каждого из нас есть готовые ответы для демонстрации того, чем человек отличается от животного. Первый – интеллект, и его следствие – орудийная деятельность.

Что ж, попробуем разобраться. В опытах шимпанзе и бонобо показывают интеллект, соответствующий уровню трёхлетнего ребёнка. Если допустить, что мы отличаемся от остальных животных только интеллектом, то шимпанзе являются людьми на том же основании, что и наши собственные двух-трёхлетние дети. Если, в силу неврологической патологии, человек останавливается в умственном развитии на уровне трёхлетнего ребёнка, ему не отказывают в человечности, относятся со всем возможным уважением и заботой. Мы воспринимаем его боль и проблемы как страдания равного существа.

С орудийной деятельностью ситуация ещё более скользкая. Слоны берут ветки, чтобы отмахиваться от насекомых. При этом они подгоняют сломанную ветку под себя, придерживая её ногой, чтобы отломить хоботом удобную часть. Морские выдры применяют камни как молоток. Сначала, чтобы откалывать моллюсков от скал, и потом, чтобы расколоть раковину. Медведи используют камни, чтобы отогнать собак или убить тюленя. Галки способны изготавливать примитивные орудия из щепок, хвои или листьев, чтобы достать насекомых из трещин в коре. В морском аквариуме Майями цапли воровали гранулированный корм, которым потом приманивали рыбу [4].

Специально не упоминаю обезьян – они умны и анатомически близки к человеку. Гораздо больше впечатляет, когда способность использовать предметы проявляют якобы «примитивные» животные. Кстати, обезьяны в экспериментах охотно используют предметы, но в дикой природе делают это редко. Могут, но не делают. Похоже, что отсутствие орудийной деятельности не всегда говорит о низком интеллекте животного.

Мы недооцениваем сообразительность животных и это не их вина. Часто так происходит просто потому, что каждый вид живёт в своём мире, обладая интеллектом, «заточенным» под вызовы среды обитания. Особенно «обидно» выглядит то, что достаточно примитивные, на наш взгляд, животные в некоторых областях оказываются способней человека. При этом речь не идёт о физических способностях – как бег гепарда или ориентирование перелётных птиц. Например, в такой мыслительной деятельности как пространственное запоминание, сойки, кедровки и белки фиксируют расположение тайников с пищей гораздо лучше человека, а крысы лучше выходят из лабиринта.

Могли ли мы подозревать, что будет экспериментально показано наличие логики у рыб [5] (!). Ещё несколько лет назад, словосочетание «рыбья логика» выглядело оксюмороном. Но всё меняется! Способность делать вывод из непрямого сравнения нескольких величин относится к транзитивной логике. Самый простой пример: если Х >Y, а Y>Z, значит Х>Z. Способность к транзитивной логике появляется у детей к 4–5 годам и свидетельствует о нормальном развитии. Наличие подобной логики доказано в экспериментах с птицами и крысами.

Этологи Стэнфордского университета исследовали поведение хорошо известной аквариумистам рыбки Астатотиляпия Бартона. Эта рыбка с выраженной территориальностью. Самцы агрессивно защищают свои владения от конкурентов: если нет владений, то и потомства не видать. Исследователей заинтересовало то, что самцы умеют определять силу конкурента и уклоняются от схваток с сильными противниками. Это здравое поведение – поскольку одна особь не может занимать большой ареал, то уклоняясь от границ «силача», можно сдвинуть свою территорию в сторону «слабака», и, таким образом, ничего не потерять.
Начальный эксперимент был простым и впечатляющим: рыбку отгораживали стеклом и давали пронаблюдать за схваткой двух других самцов, потом рыбок рассаживали в три отсека, так что «наблюдатель» оказывался посередине. В результате он большую часть времени проводил в той части своего отсека, которая граничила с проигравшим [6].

Эксперимент позволял сделать вывод о наличие примитивной логики, наблюдательности и памяти. Но самое интересное было впереди. Исследователи захотели установить насколько далеко заходит «рыбья» логика. Восьми «наблюдателям» дали последовательно посмотреть поединки пяти самцов, результаты которых можно записать так: 1>2>3>4>5. При рассаживании «наблюдателей» между №1 и №5 все они безошибочно сдвигались к границе с пятым, хотя поединка между этими самцами не было. То есть, рыбы не просто сделали логический вывод, но и запомнили последовательный результат четырёх «матчей»!

Продолжение было ещё более интригующим. №1 был чемпионом, а №5 – аутсайдером, возможно, что «наблюдатели» просто запомнили их «роли» – они видели, как пятый проигрывал, и не видели, чтобы он побеждал. Самым интересным стало предъявление №2 и №4. Эти самцы не участвовали в прямой схватке – значит, результат нельзя было запомнить; и оба имели по одной победе и поражению – значит «наблюдатели» видели их, как в роли победителя, так и в роли побеждённого. Результат решения, кто сильней из этих двоих, можно отнести только к чистой логике! «Наблюдатели» сделали правильный вывод, сдвигаясь в границе четвёртого.

Описанный эксперимент показывает не только наличие логики даже у эволюционно далёких от человека животных и не только то, что мы недооцениваем их способности… Эксперимент говорит и о том, что сам факт возможности определения этих способностей уникален. Астатотиляпия оказалась удобным подопытным, а экспериментаторам хватило изобретательности и настойчивости, чтобы поставить корректный опыт. По другим рыбам у нас таких данных нет. Значит ли это, что они глупее астатотиляпий?

Создать условия эксперимента, позволяющие достоверно определить интеллект подопытного, чрезвычайно сложно. Животные просто не понимают, чего мы от них хотим. Или не видят причин делать то, что от них требуют экспериментаторы. В зоопсихологии отсутствие результата чаще всего говорит о том, что экспериментаторы просто не смогли адекватно «договориться» с животным об условиях эксперимента. Животные умны в тех условиях, в которых обитают, и им совершенно не понятен смысл наших «инопланетных» сигналов. Начнём с того, что большинство животных живут в богатейшем мире хеморецепции. Лишены этого канала только птицы и некоторые приматы. Запахи представляют большинству наших соседей по планете богатейшую информацию, о которой мы можем только мечтать. Людям логика поступков, исходящих из подобной информации, совершенно неподвластна. Не потому, что она примитивна, а потому что экспериментаторы «слепы» к той среде, в которой оперируют животные. О том, насколько мы глупы и антропоцентричны в попытках оценить способности других существ, можно судить по тому, как люди пытались разобраться, насколько умны слоны.

На заре зоопсихологии учёные возлагали на слонов серьёзные надежды – большой мозг, дрессируемость, наличие манипулятора – хобота. Слонов считали одним из претендентов на звание «самого умного» наряду с высшими обезьянами и дельфинами. Однако эксперименты разочаровали – слоны обмахивались ветками, швыряли грязью в докучливых посетителей… И всё! Когда им предлагали простейший эксперимент – взять палку и достать высоко висящую еду, они демонстрировали откровенное скудоумие. «Слоновий» оптимизм поутих. Тем более что появились новые интересные претенденты – врановые и стайные хищники, и наметились чемпионы – бонобо и шимпанзе.

Скромные результаты в экспериментах, тем не менее, вступали в противоречие с полевыми наблюдениями, которые свидетельствовали о сложной эмоциональной и общественной жизни в слоновьих стадах. К примеру, слоны оказались чемпионами группового запоминания – они могут запомнить сто членов сообщества и хранить эту информацию как минимум 12лет [7].

Ситуация прояснилась нелицеприятным для человечества способом – это не слоны глупят. Это слепой кричит глухому, негодуя на непонимание.

В отличие от руки, хобот слона служит не только для хватания и ощупывания, но и для обнюхивания. Зрение слона слабое и вторичное, оно нужно для больших расстояний. Вблизи слон использует хобот как выносной хемолокатор для обнюхивания интересующих предметов. Так он определяет природу предмета, направление и расстояние до него. Когда слон берёт палку, то перекрывает носовые ходы и рецепторные поля на кончике хобота. В нашем понимании – он попросту «слепнет». Он будет размахивать палкой, но не оценит точного положения предмета. Это аналогично тому, как предложить самому экспериментатору с завязанными глазами попасть в мишень. Возможно, слон знал, что от него хотели, и уж точно хотел достать еду. Но экспериментаторы не понимали его!

Проблема разрешилась, когда в Вашингтонском зоопарке молодому слону Кандуле [8] предложили не только палку, но и другие предметы: ящик, доски… Оказалось, слон прекрасно всё понимал – он пододвинул ящик ногой под висящие фрукты, встал на него передними ногами и достал еду. Экспериментаторы прятали ящик за другими предметами и убирали его подальше, но каждый раз, когда появлялись фрукты, Кандула принимался искать ящик и пинал его к фруктам. То, что животное способно сначала изобрести решение в нестандартной ситуации, а затем уйти от цели (фруктов), ради того, чтобы откуда-то принести орудие (ящик), информацию о котором оно хранит в памяти, вкупе с логическим решением проблемы, говорит о высоком интеллекте – попробуйте проделать подобное с маленьким ребёнком. Дальше экспериментаторы поступили «подло» (уж точно с точки зрения Кандулы) – они убрали ящик. Кандула смог поразить их снова – он начал укладывать доски стопкой, чтобы дотянуться до фруктов.

Что ж, если белки не уступают нам в памяти, а элементарной логикой владеют даже рыбы, значит ответ на вопрос, что отделяет человека от животных, нужно искать в другой сфере.


Во второй части статьи мы проанализируем такие «исключительно человеческие» качества как речь, культура, искусство, самосознание, и приблизимся к основной загадке и последнему оплоту человечности – морали.

Евгений Бульба

Примечания

[1] http://savetibet.ru/2010/11/02/lamazopa.html
[2] Кроме человека секс ради удовольствия практикуют дельфины и наши ближайшие родственники бонобо.
[3] Порода миниатюрных свиней, используемая в качестве домашних питомцев.
[4] Марков А. Эволюция человека. Книга вторая. М.: Астрель, 2011.
[5] Там же.
[6] Возможен вывод, что рыбка делает вывод о силе противника вовсе не из исхода сражения, а по каким-то своим внутривидовым признакам – размерам, яркости окраски, напористости движений? Чтобы устранить подобные сомнения, в опыте применялись рыбки схожего размера и состояния, а результат схватки определялся заранее – у территориальных рыб, при равенстве размеров, победителем почти всегда выходит хозяин. В природе их «войны» происходят на границах. Итогом служит небольшое передвижение участков. Если же пришелец претендует на всю территорию хозяина, то даже немного меньшая рыбка-хозяин гарантированно одержит победу. Экспериментаторы давали «хозяину» некоторое время, чтобы освоиться в отсеке и подсаживали соперника, таким образом «наблюдатель» видел схватки с предсказуемым исходом.
[7] Резникова Ж. И. Интеллект и язык животных и человека. М.: Академкнига, 2005.
[8] Франс де Вааль. Истоки морали. М.: АНФ, 2014.