Перейти к части 1



В предыдущей части статьи, анализировалась схожесть буддийского и научного взгляда на природу человека. Признаёмся мы себе в этом или нет, но трактовка этого «чисто теоретического» вопроса определяет нашу жизнь вплоть до мелочей. Отношение к животным – яркий пример показывающий, как подобные идеи управляют человеческим поведением; а споры о том, является ли человек животным в полном смысле этого слова, сегодня вытолкнуты на самое острие борьбы между косностью и прогрессом, мракобесием и просвещённостью.

Попытки найти «исключительно человеческое» качество столь же наивны, как попытка вырастить цветок, лишив его «грязной» почвы и находящегося в ней корня. Наши качества выросли из животной основы, единственным здравым подходом является генеалогический, и все формулировки «человеческой природы» рано или поздно превращаются в казуистику.

Тем не менее, любопытно проанализировать ход споров об «истинно человеческих качествах». В первую очередь – это интересно. По ходу дела мы знакомимся со способностями животных (в которых раньше им отказывали), и от этой информации захватывает дух. Во-вторых, это позволяет высветить собственную безграмотность и омрачённость. Любая достоверная информация относительно своей природы подтачивает неведение, приоткрывает глаза на действительность и является действенным нравственным знанием, позволяющим изменить своё отношение к окружающим существам.

В предыдущей части мы остановились на иллюстрации того, что впечатляющим интеллектом обладают даже такие эволюционно далёкие от нас существа, как рыбы. Продолжим анализ предположительных отличий.

Например, речь

Мы не способны оценить всю сложность сигналов ворон, слонов, дельфинов или обезьян, но достаточно того, что они способны освоить нашу речь так, как это сделал жако Алекс, шимпанзе Уошо выучивший язык жестов, горилла Мишель, употреблявшая пятьсот жестовых слов, или бонобо Кензи, который кроме жестового, освоил ещё специальный символьный язык, включавший четыреста понятий.

Если говорить о речи, как таковой, то освоить её в эксперименте смогли только попугаи (в силу анатомии речевого аппарата). Другие животные способны освоить язык жестов: морские львы, бутылконосые дельфины, гоминиды-обезьяны…

Попытка научить шимпанзе человеческой речи путём максимального погружения в культурную среду провалилась с треском – в начале прошлого века две семьи экспериментаторов пытались вырастить детёнышей шимпанзе как собственных детей. В одном случае семья Келлог [2] растила детёныша по имени Гуа вместе с собственным сыном Дональдом, разница в возрасте составляла всего два месяца. Оказалось, что обезьяны анатомически не способны к воспроизведению звуков речи.

Прорыв случился, когда в шестидесятых годах Беатрис и Аллен Гарднеры обучили шимпанзе Уошо Американскому языку жестов. Позже выяснилось, что язык жестов могут освоить и другие человекообразные: орангутанги, гориллы и бонобо.

Животные использовали язык жестов именно как знаковую, а не подражательную систему – они составляли произвольные предложения (двух-, трёхсловные) и придумывали новые определения: «конфета-питьё» обозначало арбуз, «вода-птица» – лебедь, «зелёный банан» – огурец. Бонобо Кензи вполне отличал команды: «Налей колу в молоко», от «Налей молоко в колу». Обезьяны успешно описывали картинки типа: «Собака кусать кошка» или сообщали друг другу информацию: «В саду опасно собака». Обезьяны могли обсуждать не только непосредственные события, но оказались способны к переносу смысла (например, применению старых слов в новом значении – в качестве ругательства или шутки), выводам и комментариям. Когда горилле Коко показали картинку ванной, она жестами прокомментировала: «Это комната, в которой я плачу».

Природный словарь шимпанзе включает 51 жест, 82 мимических сигнала и неизвестное количество звуков, которые некоторые исследователи называют «протоязыком» [3]. С помощью этого словаря шимпанзе, в присутствии которого исследователь предварительно сделал два тайника с фруктами и овощами, точно рассказывает товарищам (по большей части мимикой), где находятся тайники и который из них вкусней – фрукты предпочтительней. До сих пор непонятна пропорция врождённых и усваиваемых в процессе обучения сигналов. Самые простые собственные сигналы являются наследуемыми «заготовками», на основе которых понятийное поле постепенно расширяется и усложняется, но в любом случае понимание чужих сигналов является по большей части результатом обучения.

То, что животные способны к примитивному языковому общению, подтверждали опыты с дельфинами и морскими львами. Впечатляющие результаты получены с попугаями жако и их «звездой» Алексом, который смог выучить названия восьмидесяти предметов, понятия категорий «цвет», «форма», «материал». Мог правильно ответить на вопросы вроде: «Какого цвета шестиугольная деревяшка?» Алекс правильно определял общие и отличительные признаки у разных предметов, а для одинаковых предметов на вопрос: «Что отличается?» – говорил: «Ничего». Алекс мог оформлять сознательные просьбы, не связанные с наградой, например, просил не оставлять его в тёмной комнате и добавлял: «Не уходи… Прости».

Все подобные успехи наводят на озадачивающие размышления о том, что люди, в отличие от животных, до сих пор не смогли выучить не одного животного «языка». Нам сложно это сделать в виду ограниченности физических возможностей, и мы можем только догадываться о сложности этих средств общения.

Тогда, может быть, культура?

Ещё один кандидат на «принципиальное человеческое отличие» – культура,совокупность знаний и навыков, которые не передаются наследственно, и которые различны у изолированных групп животных одного вида.

Такие навыки есть у птиц, стайных хищников, дельфинов… Если вернуться к уже упомянутой Уошо, то оказалось, что обезьяны способны передавать полученные языковые знания – Уошо обучила молодого шимпанзе пятидесяти знакам языка жестов, без всякой помощи со стороны людей. Получается, что если бы вокруг неё образовалась группа, то у этой стаи лексикон обогатился бы элементами языка жестов – они оказались бы «иностранцами» для остальных шимпанзе.

Ещё один трогательный пример приводит де Вааль: в Конго создан заповедник, в котором выращивают малышей бонобо, отбитых у браконьеров. В заповеднике малышей выкармливают из бутылочки, а затем выпускают в лес. Спасённые бонобо образовали популяцию, в которой появился особый ритуал: взрослая самка набирает в пустую пластиковую бутылку воду из реки, и заботливо поит подростков, приподнимая бутылочку пока они глотают воду.Всё это происходит на берегу, поэтому речь идёт не об утолении жажды, а о ритуализированном, культурно-эмоциональном общении.

Искусство – всегда беспроигрышный аргумент!

Следующий довод – искусство. Способность отвлечённо, неутилитарно творить и воспринимать «прекрасное». Являясь частью культуры, искусство занимает особое место в жизни нашего вида. Апеллировать к нему, как признаку человечности – изощрённый аргумент. Другие характеристики легче обнаружить и сформулировать – мы можем точно сказать, что такое невербальная и речевая коммуникации, что такое передаваемые культурные признаки, что такое интеллект… Но что такое: «искусство», «утончённый вкус» и «прекрасное»? Этим понятиям трудно дать точное определение, их предмет переменчив и условен.

Наука способна проследить, как в процессе эволюции возникает мозг млекопитающих, птиц, головоногих… С достаточной правдоподобностью можно создать гипотезу, как именно мозг рождает интеллект. Можно строить правдоподобные догадки о том, как интеллект, в свою очередь, порождает культуру отдельных популяций. Однако мистерия того, как культура порождает искусство пока что объясняется только на уровне малодоказательных предположений.



Согласно буддийской теории, стремление получать приятное служит основным двигателем сансары. Чувственная жажда проявляется в разных обличьях и с разной выраженностью: заинтересованность, желание, вожделение, привязанность, страсть, зависимость. Все эти термины описывают разные аспекты основного способа существования в сансаре — глубинной тяги к получению удовольствий, влечения к приятному. Когда речь идёт об удовлетворении физиологических желаний, тогда это легко вписывается в эволюционную картину. Но как быть с тем, когда существо способно испытывать удовольствие, не связанное с физиологическими потребностями, и даже наоборот — происходит уменьшение физиологического комфорта. Художники и писатели терпят муки творчества, живут впроголодь, чтобы иметь возможность выразить своё понимание прекрасного. Миллионы людей согласны терять деньги, которые можно потратить на привычные земные удовольствия, ради того, чтобы через полпланеты добраться до Лувра и собственными глазами увидеть Джоконду.

Высокая культура приводит к тому, что существо способно наслаждаться в высшей степени условными и иллюзорными объектами. Признаки «прекрасного» ситуативны и полностью зависят от сложившейся культурной конъюнктуры в отдельной группе людей. Вряд ли абориген Амазонки, никогда не сталкивавшийся с западной цивилизацией, услышит что-то прекрасное в симфоническом оркестре. Некоторым людям нравится ранний Пикассо, но его картины периода кубизма кажутся неприятными [5]. И уж более чем сложно представить, что картины абстракционистов и эпатажные инсталляции современных сюрреалистов понравятся представителям других культурных традиций, не имеющим представления об истории европейского искусства. Человечество постоянно создаёт и обновляет эстетические нормы. То, что было красиво и модно пару сезонов назад, сегодня считается непривлекательным. Каноны прекрасного меняются, но способность испытывать рафинированное удовольствие, не связанное с удовлетворением физиологических потребностей, остаётся и требует новых изысков.

В довершение разговора об условности «прекрасного» и искусственности «искусства» непременно нужно вспомнить успех художника-авангардиста Пьера Брасо, картины которого нашумели на выставке в Гетеборге в 1964 году. Специалисты высоко оценили его работы: «Брасо – художник, выступающий с деликатностью балетного танцора». Известный художественный критик писал, что в его картинах «точно рассчитан каждый штрих», а «кисть танцует на холсте с бешенной утончённостью». Пьер Брасо оказался обезьяной.

Мистификация была придумана шведским журналистом Эке Аксельсоном, с целью проверки – смогут ли критики отличить работы настоящих высокопрофессиональных художников от мазни обезьяны. Настоящее имя «художника» было Питер, и он обитал в зоопарке маленького шведского городка. Кисти и краски он впервые увидел незадолго до выставки [6].

В этой комической истории хорошо всё! Картины Пьера Брасо говорят о многом: об условности и иллюзорности эстетики искусства, а также о человеческой зависимости от чужого мнения, о покорности имиджам, о получении удовольствия путём удовлетворения надуманных потребностей надуманными методами… И о многом другом! Хотя сам художник был бесконечно далёк от подобных сложных материй.

Один из наших предков – человек прямоходящий, которого мы с полным правом считаем человеком, не обладал искусством. Если у него таковое и было, то в столь зачаточном состоянии, что никаких свидетельств не сохранилось.

Неандерталец, представляющий сестринскую для нашего вида эволюционную ветку (именно сестринскую, а не предковую), обладал мозгом большим, чем наш, создавал каменные орудия, планировал сложную групповую деятельность, доживал до глубокой старости и обладал зачатками религиозного сознания (о чём можно судить по захоронениям) и, тем не менее, не оставил свидетельств искусства. Неандертальцу не повезло – основная версия его исчезновения – встреча с кроманьонцем.

Кроманьонец (собственно это мы), тоже обзавёлся искусством не сразу – примерно восемьдесят пять [7] тысяч лет назад появились первые раскрашенные раковины, а до этого сто тысяч лет мы прекрасно существовали и без искусства. Как видно, для того чтобы быть человеком, не обязательно обладать склонностью к прекрасному.

Настоящее человеческое искусство родилось во времена европейского «творческого взрыва»примерно 35 тысяч лет назад и процветало в виде наскальной живописи более двадцати тысяч лет. Остальные направления искусства до нас не дошли в силу того, что их носитель не так монументален, как стены пещер. Однако чудом уцелевшие Человек-лев, Венера швабская и костяные дудочки [8] не оставляют сомнений, что искусство в разных формах существует как минимум сорок тысяч лет. О его общем уровне косвенно можно судить по качеству рисунков пещеры Шове [9], и вряд ли стоит сомневаться, что параллельно существовали другие формы: музыка, танцы, рукодельные формы, малая скульптура…

Если для того, чтобы называться человеком не обязательно иметь что-то общее с искусством, то что относительно обратного? Можно ли не быть человеком и стремиться к творчеству? Большинство людей ответит: нет! Некоторые возразят: да! Наверное, самым правильным и осторожным ответом на этот вопрос будет: пока что неизвестно.

Тем не менее, существует множество неоднозначных фактов, которые можно истолковать как подтверждающие: «художество» обезьян, дельфинов и слонов, сложные групповые танцы дельфиновна грани имитации и игры [10], манипуляции врановых с проволокой.

Как было сказано выше, в качестве аналогии человеческого «стремления к искусству» мы можем условно принять возможность любого другого существа наслаждаться чем-то, созданным самостоятельно и не связанным с удовлетворением прямых физиологических желаний.

Автор нашумевшей «Голой обезьяны», зоолог и этолог Десмонд Моррис, аргументированно доказывает, что обезьяны способны прогрессировать как художники-абстракционисты, получать от этого истинное удовольствие и создавать произведения искусства.

Наиболее завораживающим кажется факт описанный сотрудниками проекта Earthtrust, которые задокументировали творчество молодых дельфинов с тороидальными кольцами. Делая стремительное движение головой, дельфин создаёт движущееся серебристое кольцо, которое потом с любопытством рассматривает, разделяет на части, пытается играть. Этологи Earthtrust утверждают, что дельфины обучают друг друга создавать сложные кольца и спирали; что они приходят в необычное возбуждение и пытаются привлечь внимание, когда у них получается особенно красивая фигура. На основании представленных данных исследователи делают очень осторожный вывод о том, что это разновидность искусства, создаваемая без всякого участия человека [11], – движущиеся недолговечные скульптуры, порождённые нечеловеческим разумом.

Для того чтобы закрыть вопрос «искусства» как признака человечности, давайте посмотрим на него с другой, немного комичной стороны. Фрейд полагал, что искусство – это одна из форм сублимации сексуальной энергии. По этой логике, чистым искусством, как с точки зрения источника (сексуальной энергии), так и с точки зрения утилитарности, обладает птичка шалашник.

Самец шалашника строит беседки для привлечения внимания самок. Беседки и площадки, на которых они стоят, украшаются самыми вычурными способами. В ход идут цветы, перья, ягоды, ракушки, кости, камешки… Особенно ценятся предметы человеческого происхождения – ленточки, цветная бумага, стёклышки, монеты [12]…

Самки и конкуренты придирчиво изучают успехи «творца». Завистливые конкуренты не противещё и стащить какую-нибудь удачную деталь. У разных видов и популяций есть предпочитаемые цветовые гаммы и материалы. Предметы раскладываются в индивидуальном порядке, если порядок нарушается, то шалашник его восстанавливает. Завядшие цветы, испортившиеся ягоды, выцветшую бумагу и тому подобное, птица старается заменить на новые. Иногда беседки приобретают вид настоящих башен с вплетёнными растениями, цветами, волосками…

Однако «истинный художник» не останавливается на достигнутом. Некоторые виды шалашников идут дальше, и в дополнение к ярким предметам, раскрашивают свои беседки краской, добытой из ягод и трав. Самцы одного австралийского вида даже готовят специальные «кисточки» из волокнистой коры. Обкусав кисточку до размера полсантиметра на сантиметр, птица готовит краску из синих ягод и принимается за работу. Кроме синей краски, шалашник готовит чёрную краску из угля, если сможет его найти в местах пожаров.

Безусловно, подобное «искусство» таковым не является, поскольку управляется инстинктивным половым поведением. Однако это сложная орудийная деятельность, её результат неповторим, а источник вдохновения вполне соответствует определению Фрейда. Наблюдение за шалашником лишний раз подтверждает условность любых определений.

Чувства – это святое!

Наконец-то мы добрались до такого человеческого понятия как чувства: способность любить, заботиться, дружить, ненавидеть…

Слово «человечность» кроме основного – принадлежности человеческому виду, обрело дополнительные оттенки, обозначающие целый ряд положительных чувств: забота, нежность, сочувствие, сострадание, сопереживание, милосердие… Когда мы говорим, что кто-то «бесчесловечен», что он ведёт себя «не по-человечески», то имеем в виду отсутствие у этого субъекта способности к определённым чувствам. «Человечный» в этом ключе значит ещё и «возвышенный». Определяя суть человека подобным образом, мы отказываем другим существам в обладании подобным. Расширенный смысл слова «человечность» отразил все наши необоснованные тщеславные надежды относительно человеческого и предрассудки относительно животного.

Возвышенные чувства основаны на альтруизме. Человеческий альтруизм долгие годы оставался самым сильным аргументом, вдохновлявшим сторонников уникальности человека. Нам представлялось, что самое лучшее, что в нас есть – способность к самопожертвованию доходящая до апогея, до принятия смерти ради прогресса, ради тожества науки, ради спасения жизней, ради любимого человека, ради защиты отечества – вот это всё и есть истинно человеческое, благородное, возвышенное – завораживающее торжество человеческого духа. На противоположной чаше мы видели что-то мелкое… Агрессивное, сиюминутное и жадное, что-то «животное»… То, что мы презирали и стыдились –мелочная эгоистическая борьба, столь наглядно демонстрируемая собачьей сворой возле куска мяса. Обнаруживая в себе подобные качества – жадность, агрессивность, зависть…– мы считаем их пережитками своей животной природы, от которой должны отказаться, чтобы реализовать возвышенную человеческую суть.

Если вы по-прежнему так считаете, значит, ваши взгляды безнадёжно устарели.

Альтруизм не является «человеческой» чертой. Признать это обстоятельство сложно для нашей гордости, но не признать его, означает закрыть глаза на доказанный факт.

Говоря о животных, мы привыкли обращать внимание на отношения субъект-субъект, реже насубъект-группа, и уж совсем редко на группа-группа. Эгоизм является движущей силой на уровне индивидуального естественного отбора. Именно проявления конкурентной борьбы этого уровня предоставляет нам все «ужасы» животной природы. Если же обратить внимание на не менее важный для эволюции групповой естественный отбор, то обнаружится, что межгрупповая борьба предоставляет нам картины истинного альтруизма и самопожертвования ради спасения своей семьи, стада, стаи, популяции, не менее драматичные, чем гибель человека во имя Родины.

О происхождении альтруизма как основы нравственности подробнее будет говориться дальше, пока что отметим, что как эгоизм, так и альтруизм одинаково глубоко впечатаны в природу человека. Более того, альтруизм и эгоизм также не менее глубоко прописаны в природе животных. И наш «человеческий» возвышенный альтруизм есть лишь продолжение животного качества.

Альтруизм и вытекающие из него чувства, также как и способность их контролировать, – всё это присутствует в животном мире.

Слоны запоминают места гибели своих друзей и возвращаются туда в течение долгих лет. Многие животные образуют семейные пары и заботятся друг о друге, млекопитающие и птицы способны запоминать обидчика и преследовать его, даже если он уже не несёт угрозы… Слоны, дельфины и обезьяны образуют длительные дружеские контакты и ухаживают за ранеными и больными.

Корни подобного поведения лежат в глубокой основе определения «животного» как такового. Альтруистов много и среди насекомых и среди млекопитающих… Любой вид животных, ведущий групповой образ жизни, проявляет альтруистические черты. Пример истинно жертвенного существа – медоносная пчела. Она отказывается от размножения, всю жизнь беззаветно трудится на благо семьи, и готова в любой момент отдать жизнь, чтобы защитить рой. И даже после смерти она служит родному улью – пчела оставляет часть своих внутренностей в теле нападающего, и запах производимый оставленным жалом поможет её сёстрам преследовать агрессора. Если подходить к пчеле с человеческими мерками, то это пример чистого, абсолютно самозабвенного, пусть и бездумного альтруизма.

Конечно, нельзя ставить знак равенства между инстинктивным поведением насекомого и альтруизмом высших животных, тем более человека. Однако подобные факты ярко демонстрируют, что основа нашей способности к высоким человеческим чувствам имеет глубокую животную природу.

Самосознание – серьёзный довод

Что ж, действительно, довод из разряда «тяжёлой артиллерии» – самосознание, наличие идеи об отдельном «я». Сюда входит способность порождать в сознании собственный образ, воображать разные варианты событий и выбирать из них – прогнозировать, воспринимать себя со стороны. Следствие данного процесса – понимание собственной индивидуальности, неповторимости и конечности.

Для начала нужно разобраться с ворохом слов, в которых можно запутаться в силу их схожести: самосознание, самоидентификация, личность, самовосприятие, ощущение «я», самопознание, индивидуализация, самовыражение… В зависимости от контекста эти слова используются как полные или частичные синонимы. Все они, как и многие другие термины, отражают нюансы восприятия субъектом себя – интроспекцию.

Терминология в этой области ещё не устоялась и в разных текстах одним и тем же словом могут обозначаться немного отличающиеся области значений. Для нашей темы важно выделить три постепенно углубляющихся уровня интроспекции. Первый – самоощущение, самовосприятие как процесс, «само-чувствие», непосредственное самоотражение, восприятие своей отдельности от окружающих, понимание, что ты и находящееся рядом такое же существо отличны друг от друга… Назовём его «самоотражение».

Второй уровень появляется как усложнённое самоотражение – у существа появляется идея собственного «я», своей индивидуальности, личности…

Третий уровень – самосознание. Фактически это синоним «я», его усложнённая и активная форма. Стремление существа разобраться, чем оно является, как его воспринимают другие. Попытки выяснить что такое «я», приводят к рефлексии, самопознанию, постепенно усложняющемуся знанию о самом себе, самоидентификации. И в конечном итоге к демонстрации своей индивидуальности, самовыражению.

Самосознание в качестве уникальности природы человека – сильный аргумент. Его сложно проверить. Как поставить эксперимент так, чтобы доказать или отвергнуть у животного образ «я»? Любые доказательства из этой области будут спорными.Ещё несколько десятилетий назад философы отмахивались от робких намёков против человеческой избранности «железным» доводом, что самосознание есть только у человека. (Интересно, а как они это установили?) Однако сегодня зоопсихология отметила несколько факторов, которые могут указывать на то, что в области самосознания человек не одинок. На этом пути эксперименты ведутся в нескольких направлениях. Первое – способность животных анализировать свои действия, то есть чёткое понимание: «я бегу, я ем, я чешусь…», – это может быть свидетельством того, что животное обладает самоотражением. Второе – планирование, воображение, способность представить будущее и себя в нём. Третье – осознавание своего отражения. Если животное знает, что в зеркале – оно, а не другой член стаи, значит у него есть понимание своего отличия от других особей. Наличие подобной способности может говорить о начальном «я». И последнее – отношение к смерти.

Эксперименты в этой области сложны для описания, поэтому просто перечислю некоторые результаты [14].

Врановые и попугаи, основываясь на собственном опыте, способны судить о «намерениях» других. Например, вороватые сойки перепрятывали свой тайник, если он был сделан при других сойках-свидетелях. Те сойки, которые ранее не были замечены в воровстве, этого не делали. То есть птицы прогнозируют будущее, основываясь на личном опыте, и приписывают другим собственные намерения и опыт.

Крысы осознают свои действия, планируют краткосрочные действия, оценивают будущие результаты, правильность собственных решений и вероятность ошибки [15]. (Это говорит о зачатках самооценки, но не отвечает на вопрос, есть ли у них «я»). Механизм подобной самооценки облегчающей принятие решений, с большой долей вероятности присутствует в мозгу всех высших животных.

Крысы, дельфины и обезьяны в серии усложняющихся тестов в какой-то момент отказываются продолжать. Они пытаются получить дополнительную информацию вместо того, чтобы действовать наугад. «По-видимому, это значит, что животные здраво оценивают собственную информированность и компетентность и понимают, каковы их шансы на успешное выполнение задания» [16].

Дельфины и касатки узнают себя в зеркале, также, возможно, к этому способны слоны [17] и попугаи жако. Впрочем, узнавание себя в зеркале связано со значимостью зрения. Для слонов отсутствие запаха, а для жако – звуков могло постепенно понижать интерес к собственному отражению в зеркале. Человек пользуется зеркалом в силу превалирования зрения над другими органами чувств. Возможно, изобретение «химического» или «звукового» «зеркала» помогло бы разобраться насколько глубоко животные с соответствующими анализаторами осознают себя. (Кстати, дети понимают принцип зеркала только в двухлетнем возрасте.)

В понимании принципа зеркала бонобо опередили трёх-четырёх летних детей [18], используя зеркало для осмотра того, что не могли увидеть.

Обезьяны способны хитрить, обманывать и анализировать чужие ошибки в собственных интересах. Что особенно интересно, человекообразные обезьяны перепроверяют себя после правильно принятого решения, причём тем чаще, чем значимей возможный результат (то же самое делают люди, возвращаясь, чтобы проверить выключен ли утюг и закрыта ли дверь).

Самым интересным представляется вопрос о понимании смерти. Невозможно сделать даже самое робкое предположение о том чувстве, которое возникает у животных при виде смерти собрата. Однако для многих из них это весомое эмоциональное событие. Высшие обезьяны «выглядят подавленными» после смерти сородича. «Мы можем с уверенностью сказать, что человекообразные обезьяны знают о смерти – знают, что она отличаются от жизни и что это навсегда» [19]. Возможно, это относится также к слонам и дельфинам. Слоны возвращаются в течение многих лет на место гибели друзей, подбирают их кости и передают друг другу. Невозможно сказать, осознают ли животные собственную старость и приближающуюся смерть. Впрочем, в данном случае, отсутствие доказательств говорит, только о том, что пока что технически невозможно провести подобное исследование.

Собранные на сегодняшний день доказательства являются косвенными и позволяют сделать осторожный прогноз о зачаточном «я» у высших обезьян. Хотя весьма вероятно, что этот феномен присутствует в животном мире гораздо шире и охватывает многие виды.

Евгений Бульба

Продолжение следует.
В следующей части мы присмотримся к «оплоту» человечности – нравственности.

Примечания

[1] Цитируется по: Франс де Вааль. Истоки морали. М.: АНФ, 2014.

[2] Линда Палмер, Джек Палмер. Эволюционная психология. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК. 2006.

[3] Резникова Ж.И. Интеллект и язык животных и человека. М.: Академкнига, 2005.

[4] Дуглас Кенрик. Секс, убийство и смысл жизни. СПб.: Питер, 2012.

[5] Несмотря на то, что многим людям не нравятся картины кубистов, самое дорогое полотно, проданное на открытых торгах, относится как раз к этому направлению. В 2015 году картина Пикассо «Алжирские женщины (вар.О)» была продана за 180 млн долларов. Если вас этот факт удивляет, то для сравнения обратите внимание на стоимость и содержание картин экспрессиониста Марка Ротко.

[6] Интересно, что критик, давший такую высокую оценку «художнику» после того, как мистификация раскрылась, не сдался и продолжал утверждать, что картины Брасо были лучшими на выставке.

[7] antropogenez.ru

[8] Находки, обнаруженные в разных пещерах горного плато Швабский Альб. Человеколев – антропоморфная статуэтка с львиной головой, найденная в 1939 году, возраст которой 40 тыс. лет, и Швабская Венера, найденная в 2008 году, приблизительный возраст – 35-40 лет. В нескольких местах того же района находили флейты схожего возраста, сделанные из костей птиц.

[9] Пещера Шове содержит самые древние из известных наскальных рисунков. Художественный уровень и мастерство исполнения потрясают. Приблизительный возраст рисунков – 36 тыс. лет.

[10] О сложности поведения дельфинов можно почитать здесь: ethology.ru

[11] В отличие от вышеупомянутых «художников» – слонов, дельфинов и обезьян, которым как минимум предоставляли краски.

[12] Курт Ф. Э. Орудийные действия животных. М.: Знание, 1980.

[13] Дуглас Кенрик. Секс, убийство и смысл жизни. СПб.: Питер, 2012.

[14] Описание и трактовку опытов, вы можете найти, обратившись к списку литературы.

[15] Марков А. Эволюция человека. Книга вторая. М.: Астрель, 2011.

[16] Там же.

[17] Франс де Вааль. Истоки морали. М.: АНФ, 2014.

[18] Резникова Ж.И. Интеллект и язык животных и человека. М.: Академкнига, 2005.

[19] Франс де Вааль. Истоки морали. М.: АНФ, 2014.