До нас дошло удивительное свидетельство одного француза, хорошо знакомого с Тибетом, который вернулся из длительного путешествия в Лхасу и тибетские регионы, входящие в состав различных китайских провинций. Он описывает Тибет спустя девять месяцев после волнений в Лхасе. Китай не собирается ослаблять репрессии, которые, кажется, стали совсем обыденными в своей слепой жестокости.

Полная военная оккупация. Постоянная слежка полиции. Незаконные аресты. Опустевшие монастыри. Преследование монахов и монахинь. Кочевники, которых принуждают вести осёдлый образ жизни. Молодые горожане, пропадающие без вести. Жестокие пытки. Словом, очевидное стремление подавить тибетские волнения террором. Карло Бланко – это псевдоним. Автор решил скрыть своё настоящее имя, чтобы не подвергать опасности встреченных им людей. Стоит прочесть рассказ Карло Бланко, чтобы не забывать о постоянных страданиях тибетцев.

Урсула Готье


Тибет, декабрь 2008

Волнения, потрясшие Тибет в марте, и Олимпийские Игры в Пекине уже в прошлом. Однако как только я приземлился в Ченгду (столица китайской провинции Сычуань, включающая в себя часть исторической территории Тибета), китайские друзья, работающие в сфере туризма, поведали мне о том, как один человек не смог продвинуться дальше Кандинга (старая граница между Китаем и тибетским Плато), и о том, как комнату другого обшарила полиция. Они умоляли меня быть осторожным, поскольку сами часто несут ответственность за действия своих клиентов перед PSB – государственной службой безопасности (Public Security Bureau).

«Будь особенно внимателен в своём номере в отеле, там часто бывают подслушивающие устройства», - говорили они, проверяя на месте ли все лампочки в светильниках (это одно из самых излюбленных мест для установки «жучков»).


Репрессии в Кардзе

В одном из тибетских кварталов в Ченгду я повстречал свою тибетскую подругу из Кардзе (тибетская префектура в провинции Сычуань). Она прожила несколько лет в Индии и с тех пор ей с трудом удаётся найти своё место в обществе. Поскольку она не изучала английский язык в китайском университете, она не может устроиться преподавателем в школу. К тому же, с этого года туристическим агентствам запрещено нанимать гидов, выезжавших в Индию. Я узнал, что ей пришлось пережить во время мартовских манифестаций, которые потрясли Кардзе, как и остальные округа Тибета:

«Когда мы узнали, что происходит в Лхасе и что уже есть более сотни жертв, то много людей вышло на улицы. Полиция открыла огонь – были убитые, некоторых арестовали. Полиция и военные задерживали всех подряд и днём и ночью. Танки и солдаты были в городе повсюду. Заключённых жестоко избивали: после этого многим понадобилась госпитализация, некоторые ослепли. Много людей пропало без вести, и о них всё ещё ничего не известно.
Затем группа монахинь из монастыря Тонгкор отправилась в полицию с требованием освободить заключённых, но там их самих задержали, их избивали и пытали. Некоторые из монахинь были освобождены, но многие до сих пор находятся в тюрьме. Вскоре прибыло многочисленное военное подкрепление. Повсюду в городе множились военные лагеря, даже в непосредственной близости от монастыря».

Один монах рассказал мне, насколько он был напуган тогда. Ему нужно было пересечь город на машине в северном направлении. Его остановили на военном контрольно-пропускном пункте. Ему пришлось немало поволноваться, прежде чем военные дали ему проехать. Он проехал сквозь целую толпу военных карательных отрядов, вооружённых до зубов. Он также сообщил мне, что полиция по нескольку раз в неделю наведывается в монастыри, многократно допрашивая монахов, и что все очень боятся. В монастырях царит беспокойство, особенно в тех, где проводятся занятия по политическому перевоспитанию, поскольку монахов вынуждают отречься от Далай-ламы. Много монахов и монахинь было изгнано из монастырей. Они обречены на жизнь в скитаниях. У них отобрали документы, поэтому они не могут остановиться в гостинице, купить билет на поезд или просто положить деньги на свой мобильный телефон.

Я был удивлён, что мои давние друзья избегают подробностей в разговоре со мной даже наедине. Значит, риск наказания так велик! Я всё больше убеждался, что количество исчезнувших людей заставляет тревожиться. Это несчастье коснулось многих семей.

Мои тибетские друзья только что вернулись из поездки: они работают в туристическом агентстве, и их целью было сделать рекламу путешествий в Тибет в различных китайских провинциях. По возвращении их багаж тщательным образом досмотрели в аэропорту в Ченгду, хотя чемоданы их китайских коллег не тронули (тибетский паспорт внешне отличается от китайского). Все тибетцы по определению попадают под подозрение.

Затем я отправился в Синин (столица китайской провинции Цинхай, большая часть населения которой – тибетцы), где встретил тибетских студентов. Обучение дорого обходится их семьям кочевников и фермеров. Семьи влезают в долги, при этом не зная, смогут ли их дети по окончании университета найти работу. И действительно, уровень владения китайским языком у тибетских студентов не так хорош, как у самих китайцев, поэтому они не выдерживают конкуренции за места чиновников.

Высокий лама из Репконга избит прямо на улице.

Я направляюсь в Репконг (тибетская префектура в провинции Цинхай). Автотрасса, открытая в этом году, впечатляет, но она уже выщерблена пулевыми отверстиями! Я обхожу монастырь, где паломники заняты своим привычным делом: вращают огромные молитвенные барабаны, расположенные вокруг храма, или делают простирания перед грандиозными статуями. Друзья рассказали мне, как волнения начались в Репконге ещё до лхасских:

«Это случилось мартовским холодным вечером, в день больших подношений благовоний из можжевельника, когда много людей прогуливалось по улицам. Произошла ссора между подвыпившим тибетцем и торговцем-мусульманином, который продавал воздушные шары. Тибетец ткнул в шар сигаретой, и тот лопнул. Они начали драться. Затем другие тибетцы стали драться с мусульманами, которые собрались вокруг. Полиция приехала быстро и задержала всех участников драки.

На следующий день снова было много народу на улицах, на этот раз был день священных танцев в монастыре. Полиции было слишком много, это нас раздражало. Столкновения начались с брошенных камней, ударов палками и сотен арестов. Были массовые задержания, и людей держали в ужасных условиях, допрашивали, избивали, а затем большинство довольно быстро отпустили, но некоторые из задержанных пропали без вести.

Поскольку монахи отказались в тот день участвовать в празднике священных танцев, полиция арестовала многих из них и затем сильно избивала. Все местные жители были в ужасе от увиденного: полицейские избивали молодых монахов без какой-либо причины. В конце концов, высокий лама из Репконга – человек почтенного возраста и очень уважаемый (как тибетскими, так и китайскими учениками) – взял длинный церемониальный шарф (хадак) и вышел на улицу, чтобы поговорить с полицией, надеясь на мирное решение конфликта. Вместо этого его избили прямо на улице, и он был срочно госпитализирован с переломами в Синин. Его китайские ученики (высокопоставленные лица) быстро узнали о случившемся и тут же прибыли в больницу. С их помощью лама и несколько монахов смогли без последствий выйти из этой ситуации. Невероятное количество солдат наводнило город, они выставили часовых на каждом углу. И днём и ночью город был оцеплен.

Школьные преподаватели, как и все остальные госслужащие, обязаны были дежурить и следить за своими соседями, докладывая обо всех посетителях. Только деревенские учителя могли продолжать спокойно работать в школе».

Сейчас город кажется спокойным, но чтобы развеять эту иллюзию достаточно просто побывать в монастыре и увидеть, что монахи боятся говорить, даже улыбаться вам. Повсюду камеры слежения, некоторые кельи приспособлены под комнаты для полицейских в штатском, которые постоянно наблюдают из окон, повсюду осведомители. Постоянно раздаются крики солдат, будто нервный собачий лай.

Оценив ситуацию, я понял, что останусь здесь не более, чем на пару дней. Мои друзья вздохнули с облегчением и поблагодарили меня.

В этом году новое постановление запретило школам и прочим госучреждениям получать деньги из-за границы. Большинство денежных переводов просто повисло в ожидании. Некоторые, в частности в Лхасе, были просто высланы обратно.
Полиция не может читать на французском, а поэтому при попытке отправить письмо на французском по электронной почте, телефонную линию отключают.

Я вернулся в Синин и от моих друзей отправил электронное письмо на французском – самое нейтральное сообщение о том, где я сейчас нахожусь. Чуть позже мои друзья внезапно поняли, что телефонная линия и подключение к интернету не работают. Удивившись, они обратились в телефонную компанию. В конце концов, им сказали, что полиция не знает французского, поэтому телефон им просто отключили! (Позже в Лхасе я слышал о китайской переводчице, которую полиция вызывала каждый раз, когда нужно было перевести письмо на французском…) Мои друзья неоднократно пытались позвонить мне из-за границы, но ничего не вышло. Однако мой мобильный телефон работал в некоторых городах.

Во время мартовских событий СМИ пестрили новостями о тысячах протестующих в монастыре Лабранг провинции Амдо (часть исторической территории Тибета, закреплённая за китайской провинцией Гансу). Находясь там, довольно трудно узнать, сколько именно заключённых было освобождено, мне не удалось выяснить подробностей. Я узнал, что попасть в монастырь можно только по документам. Та же ситуация в Кумбуме –самом большом монастыре провинции Цинхай. За монахами пристально следят.


Поезд в Лхасу

Я сажусь на поезд до Лхасы, без труда получив десятидневное разрешение на пребывание в тибетском автономном регионе, но места, где мне разрешено пребывать, ограничены лишь теми городами, которые находятся по дороге в Непал.

Я ехал один в купе до самого Голмуда. На этой остановке в три часа ночи вошёл китаец и расположился по-соседству. Я заметил у него на шее чётки и фотографии китайских Будд в мобильном телефоне. На рассвете мы проезжали самый высокий заснеженный перевал, но так как давление в поезде при быстрой езде было выше, то можно было не бояться головной боли на большой высоте. К счастью, курить здесь запрещено даже в туалете!

Странное ощущение: повсюду снег, а ты едешь в жарком купе. За окном женщины полоскают бельё в ледяной воде ручья. Я представлял, как по этим рельсам уезжают в Китай природные ресурсы и древесина, целые леса, вопреки существующим постановлениям. Даже китайские учёные говорят о Тибете, как о «Третьем полюсе», отмечая, что ледники там тают в четыре раза быстрее, чем в Арктике и Антарктиде. Эта железная дорога перевозит тысячи китайских поселенцев, а также войска, военные грузы, тяжёлую артиллерию, которые довозят до самых индийских и непальских границ.

Мы едем через Накчу. Череда магазинов и ангаров меня смутила. Неужели это те самые скотобойни для тысяч яков, о которых я слышал? Китайское правительство решило забить этот скот, чтобы заставить кочевников вести осёдлый образ жизни.

В настоящее время многовековому образу жизни кочевников угрожает новая китайская политика. Они обязаны покинуть свои земли, продать свой скот за бесценок и жить в старых тюремных помещениях или на землях, не приспособленных для их культуры. У них нет опыта ни торговли, ни земледелия. Когда они смотрят телевизор, то чувствуют себя крайне несчастными и обделёнными, ведь программы рисуют мир мечты, в котором им никогда не доведётся жить. Попытки оспорить или противостоять приказам правительства жестоко наказываются арестами, тюремным заключением, истязаниями и штрафами.

Накчу изменился до неузнаваемости, и я с трудом нашёл те ориентиры, что помогали мне всего два года назад.

Китаец – мой сосед по купе – путешествовал с совсем маленькой сумкой. У него не было фотоаппарата, лишь телефон, который довольно часто звонил. Я понял, что у него с десяток друзей по всему вагону, и они беспрестанно созваниваются, чтобы вместе полюбоваться пейзажем: «Эй, погляди-ка направо – гора Ньенчен Тангла! Озеро Намцо!» Они неплохо знают эти святые места, которые в летние месяцы наводняют китайские туристы, прибывая целыми автобусами. Когда мы наконец-то поднялись на «rainbow bridge» - «радужный мост» над рекой Куичу, то во всей красе увидели величественную Поталу. Компания друзей-китайцев уже собралась вместе, готовая сойти с поезда, и исчезла, оставив меня в недоумении. С какой целью они прибыли сюда?


«Пожалуйста, не фотографируй военных…»

Вокзал выстроен в типичном коммунистическом стиле – красное тяжеловесное здание. В настоящее время функционирует только железная дорога Китай-Голмуд-Лхаса, но по многочисленным новым постройкам можно сказать, что скоро рельсы будут проложены и в других направлениях.

Никто не может встречать прибывших пассажиров на вокзале, такси стоят на приличном расстоянии. Меня встречает друг. Он очень напуган: выходя из дома, он забыл документы и у него чуть не конфисковали машину. К счастью полицейский, как и мой друг, оказался Кхампа (тибетец родом из Кхама – восточной части исторического Тибета, в настоящее время разделённый между тибетским автономным регионом и соседней провинцией Сычуань). Для выяснения личности он позвонил в контору, где работает мой друг, и, в конце концов, отпустил его. Как хорошо, что сами тибетцы помогают друг другу!

Я узнал о новых автотрассах и окружных дорогах, ведущих в Лхасу. Один я бы заблудился, хоть и знаю Лхасу уже 22 года. Тогда бараны целыми стадами ходили по городу, и было сложно найти хоть одну машину, чтобы добраться от автобусной станции до гостиницы. Чемоданы переправляли на ручных тележках!

Мой друг всерьёз говорит мне: «Пожалуйста, не фотографируй военных и полицейских, я боюсь!» Я понял, что даже если он не будет причастен, то всё равно может ответить за все мои действия…

Мы приехали в мой гостиничный номер, и вскоре к нам присоединился ещё один друг, который работает учителем в школе. Он показал мне свой мобильный телефон, из которого вынут аккумулятор, и попросил меня сделать то же самое со своим. Просто отключить мобильник недостаточно: полиция может использовать их как микрофоны и подслушивать все наши разговоры. Я поспешил вынуть аккумулятор, и он рассказал мне, что читаются многие письма, прослушиваются разговоры. Есть множество центров шпионажа, сотрудники которых владеют всеми тибетскими диалектами и несколькими иностранными языками.

Бедняга! Он обязан несколько раз в неделю посещать курсы патриотической переподготовки и отвечать на самые разные вопросы. Все директора школ обязаны там присутствовать и заучивать дифирамбы коммунистическому правительству, критиковать тибетское правительство в изгнании и феодальный строй, существовавший при Далай-ламе. Также они должны запоминать список всего того, что китайцы привнесли в Тибет согласно экономическому и социальному плану. Всё это навевает тоску и очень однообразно. Но присутствовать там необходимо.

Население объединено в различные «трудовые объединения» по роду деятельности, а также в «квартальные комитеты», которые должны регулярно собираться, чтобы получать правительственные указания. Таким образом, можно контролировать всех жителей!
Лишь только рассветёт, военный горн трубит «подъём», и тут же начинает раздаваться отрывистый и резкий лай солдат, на который каскадом отзывается приторное неестественное протяжное пение. Это песня, восхваляющая родину. Через несколько мгновений на улицах начинает раздаваться топот марширующих сапог: шлаг, шлаг, шлаг. В отрядах по тридцать человек солдаты вышагивают в касках, вздёрнув к небу ружья. У некоторых щиты для подавления мятежей, у других – электрошокеры и патронташи через плечо. Также встречаются военные грузовики, крытые брезентом, в которых вооружённые солдаты патрулируют город для устрашения протестующих. Жители настолько к ним привыкли, что почти не замечают.

Я направляюсь в центр тибетского города, на Баркор, где тибетцы уже сотни лет обходят вокруг Джово – знаменитой статуи Будды Безграничного Сострадания, подаренной в VIII веке китайской принцессой Венченг своему супругу великому тибетскому царю Сонгцану Гампо. Ежедневно тысячи тибетцев обходят вокруг неё. По внешнему кругу на улице полным-полно торговцев и народу. В середине, вокруг храма люди вращают молитвенные барабаны. По периметру храмовой ограды верующие оставляют подношение топлёного масла для свечей, которые горят перед статуями. В святая святых монах «подносит» множество слоёв золота, которые он наносит на кистью на статую Джово. Перед главным входом в Джокханг сотни людей делают простирания, вытягиваясь во весь рост на земле, снова и снова, весь день, будто не замечая множества солдат, которые в группах по пять человек снуют между верующими.

Для меня это шок. Моё сердце сжимается при виде солдат в форме на крышах домов, сжимающих ружья и готовых выстрелить в любой момент. Повсюду камеры слежения и группы тибетских полицейских, одетых в чёрное, под рекламными растяжками Кока-кола. Они тоже вооружены и носят мобильные телефоны на плече. Уже долгие годы полицейские патрулируют улицы, но сейчас их здесь чрезмерно много. Их палатки стоят через каждые 20 метров повсюду, повсюду. У них скучающий вид. Все их скудные занятия – это пить чай и греться на солнышке. Друг рассказал мне: «Правительство, чтобы досадить нам направило сюда полицейских из Чамдо (город на востоке Тибета). Жители Лхасы прозвали их «некрофилами», а они нас называют «вездессущими»! Понятно, что это не разряжает обстановку!»

Из разговора с друзьями я узнал, что во время мартовских манифестаций власти разоружили тибетских полицейских, поскольку не доверяли им. Сейчас некоторые носят чёрные автоматы, которые больше похожи на роскошные игрушки. Эти люди в касках тоже ходят вокруг святынь, только в противоположном паломникам направлении. Людей так много, что и те и другие почти касаются друг друга, но стараются не встречаться взглядами. Они словно два мира, существующих бок о бок, но избегающих контакта друг с другом.

Специалисты одно за другим читают письма Далай-ламы.

Тибетцы неустанно молятся о мире, настойчиво, день за днём, совершая обходы святых храмов, несмотря ни на что. Мне нравится наблюдать за ними, видеть, как они почтительно совершают простирания перед Поталой, «Белым домом» Далай-ламы.
Входной билет в Поталу сравнительно дорогой – 100 юаней (примерно 10€).Теперь немногие паломники посещают дворец, а после мартовских событий сократилось и число туристов. Летом 2007 года его ежедневно посещали 7000 человек, и билеты нужно было покупать за 10 дней.

Преодолев множество ступеней, я попал в покои Его Святейшества Далай-ламы. Большинство залов закрыты для просмотра, мне объяснили, что правительство направило специалистов, которые читают все письма, оставленные Далай-ламой. Прошло пятьдесят лет после изгнания Далай-ламы, а они всё ещё роются в его вещах. Из зала в зал за мной очень быстро следовали два китайских охранника. Много монахов из Поталы, одетых в серые халаты, узнали меня и приветствовали широкими улыбками. Немного подумав, солдаты решили, что это даже забавно и сами начали улыбаться. У этих монахов тяжёлая жизнь, за ними постоянно следят камеры наблюдения и микрофоны.

Я был удивлён, что закрыта лестница, ведущая в самую святую комнату – комнату Будды Тукдже Ченпо (Великого Сострадания). Монах сказал мне, что это из-за боязни воров. По большей части это китайцы (штатские или военные), которые приезжают сюда без малейшего почтения к этим священным сокровищам.

Этой зимой Лхаса опустела. Туристическим агентствам едва удалось выручить 12% от той прибыли, что была в 2007 году. И сейчас тибетцы из Кхама и Амдо отменяют свои традиционные зимние паломничества, потому что у них нет необходимых документов, чтобы пройти полицейский контроль. Вследствие этого многие гостиницы закрылись. Те же, что ещё работают, обязаны устанавливать камеры видеонаблюдения, которые записывают для полиции всё, что происходит в холле и ресторане. Некоторые владельцы гостиниц всё ещё пртотивятся этому, но если они будут упрямиться, то их гостиницу закроют. Чтобы они быстрее согласились, по вечерам множество военных занимает столики, чтобы смутить клиентов.

Я встретил друга, который несколько лет назад многократно пытался уехать в Индию, но его каждый раз останавливали на полпути и, в конце концов, возвращали обратно. В прошлом году он открыл небольшой ресторанчик в Лхасе. Через несколько дней после мартовских волнений его арестовали вместе со множеством других людей только лишь потому, что они были не из Лхасы. Они оказались в тюрьме Толонг, и их постоянно избивали ещё до начала допросов. Их кормили лишь ти-момо (паровой пшеничный хлеб), а воды несколько дней не давали совсем, им пришлось пить собственную мочу. Его продержали 15 дней. Среди задержанных вместе с ним людей двое умерли на его глазах, он слышал также и о других погибших, но точное количество их неизвестно. В действительности никто не знает точного количества погибших, но их в Лхасе, по меньшей мере, двести. Говорят, что недалеко от Лхасы есть поле, где закапывали их трупы.

Прошло уже девять месяцев, но с апреля ничего не изменилось. Вездесущие полицейские в штатском и в форме. Все улицы, что ведут к главному храму Лхасы – Джокхангу – оцеплены вооружёнными китайскими солдатами в касках.

Ужасающие сцены того, как людей расстреливали в упор прямо на улицах уже в прошлом, но очевидцы рассказывали мне о них, не в силах сдержать рыданий. «В те дни, – рассказывал мне друг, – никто трое суток не выходил на улицу, все прятались в надежде, что полиция не явится убить нас прямо домой, особенно ночью, вслепую, без причины и следствия. Мы спали, не раздеваясь, поскольку за нами могли прийти и даже не дать времени натянуть штаны».

Речь не идёт о паранойе. Эти страхи вполне обоснованны, и по сей день молодые люди часто пропадают прямо на улицах Лхасы. Обеспокоенные родители забирают своих взрослых детей из школы. Они дают им с собой бутерброды, чтобы те не выходили никуда во время обеда. Любая личная встреча может повлечь за собой арест: на прошлой неделе мой друг, работающий гидом, навестил в Лхасе свою двоюродную сестру. На следующий день её арестовали, и он ничего не знает о её местонахождении. Хотя ни мой друг, ни его сестра не проявляли никакой политической активности.

В этом году, как никогда раньше, экскурсоводы, бывавшие в Индии и лучше всего говорящие по-английски, исключены из официального списка гидов. Они лишены возможности найти работу, как в сфере туризма, так и в сфере образования. Это вопиющая несправедливость, ведь несколько лет назад правительство поощряло возвращение беженцев в Тибет, предлагая различные льготы, например, талоны на питание. В этом бедственном положении оказались многие, так как родители отправляли своих детей в Индию ценой тайного опасного путешествия через заснеженные горы, чтобы они там смогли получить традиционное тибетское образование, как, например, в «Тибетской детской деревне» (Tibetan Children’s Village) в Дхарамсале. Таким образом, они надеялись вырастить поколение тибетцев, которые вернутся в страну носителями подлинной тибетской культуры. По некоторым данным, 78% населения Тибетского плато остаются неграмотными, в то время как 94% тибетцев в изгнании поличили образование.

В этом году была запрещена продажа кордицепса (yartsa gunbou), личинки мотылька, на которой паразитирует гриб, используемой в китайской традиционной медицине. На улицах Лхасы некоторые торговцы продолжают продавать его тайком, но в большинстве случаев денег, которые кочевники и деревенские жители получили от продажи этих даров природы, заметно не хватает их семьям.
Кочевников, составляющих около 70% тибетского населения, китайское правительство взяло под контроль, заставляя селиться в предоставленных им мрачных зданиях. Яков, кажется, приговорили к скорейшей смерти.

Фактически, весь тысячелетиями сложившийся образ жизни кочевников за двадцать лет постепенно переходит под контроль китайцев: они должны покинуть свои пастбища и продать за бесценок скот, их вынуждают жить в заброшенных тюремных помещениях или на участках земли, не подходящих их образу жизни.

Стоимость жизни невероятно возросла в этом году, и финансовая ситуация для многих тибетцев стала действительно тревожной. Простое выживание находится под вопросом для большинства из них: все обещания китайского правительства оказать помощь крестьянам, которым запретили выращивать ячмень, чтобы они сажали деревья; или кочевникам, вынужденным покупать в кредит новый дом – всё это лишь пустые слова, размер государственных компенсаций не соответствует реальным затратам. Вся традиционная земледельческая система Тибета расшатана, нарушена, что влечёт за собой настоящую экономическую и экологическую катастрофу. Некоторые в китайской власти начинают это понимать.

По правде говоря, тяжёлые времена наступили для всех тибетцев. Если, к примеру, тибетец работает в банке, на радио или в сфере образования, то сменить работу или уволиться ему просто невозможно. Они все должны стать членами Коммунистической партии и петь ей хвалебные песни. Если они этого не делают, то подвергаются постоянному преследованию коллег до тех пор, пока не согласятся. Служащему невозможно получить паспорт. Мечтам о поездке в Индию и встрече с Далай-ламой положен конец.
Я отправляюсь в монастырь Сера, известный своими оживлёнными дебатами между монахами. Сейчас жизнь здесь замерла, монастырь кажется вымершим: лишь горстка паломников, да три европейских туриста в сопровождении гида среди десятков полицейских в чёрной форме. Среди монахов также есть завербованные информаторы.

Три пожилых монаха с лицами, изрезанными морщинами, возглавляют группу паломников у подножия статуи Тамдрина (Хаягривы), окутанного шёлковыми шарфами. Удивительная атмосфера царит в этом зале, где устрашающе скалятся защитники. На первом этаже небольшая группа монахов сопровождает церемонию звуками барабанов, практически все они в почтенном возрасте. В действительности они здесь только для того, чтобы создавать видимость работы монастыря для паломников и туристов. Они только охраняют молитвенные залы, открывают и закрывают двери, наполняют водой чашечки для подношений. Им запрещено говорить с кем бы то ни было о реальной обстановке: из 1200 монахов здесь осталось не больше сотни, остальные в тюрьме, возможно в Ньинтри в провинции Конгпо (на востоке Тибета), никто не знает ни их местонахождения, ни о том, кто из них ещё жив.


Зверские пытки

Тибетцев без сомнения подвергают страшным пыткам. Мне рассказывали о заключённых, которым семьи приносили еду. За это они были жестоко наказаны: вывихи плеча, раздробленные локтевые и коленные суставы – эти люди навсегда останутся инвалидами. Они подвергаются также наказаниям электрическим током: разряды столь сильны, что нейроны в теле могут просто перестать функционировать. Заключённые служат донорами больших объёмов крови, сексуальными рабами или подопытными для тренировки военных. Многие ослепли, стали калеками на всю жизнь. Рассказывают о заключённых, которых освободили, когда те были на пороге смерти, чтобы они умерли в другом месте.

Абсолютно все тибетские монастыри находятся под жёстким контролем, будь то обязательные курсы переподготовки монахов или визиты полиции для допросов, изматывающих проверок, запугивания, бесстыдного воровства и разрушения. Монастырь Дрепунг (недалеко от Лхасы) отныне контролируется монахами из монастыря Таши Лумпо в Шигадзе (известными своим послушным сотрудничеством с китайцами). Ганден (другой крупный монастырь в окрестностях) просто-напросто закрыли. Люди всё ещё помнят сцены, когда тысячи солдат в касках оккупировали прошлой зимой кельи для медитации, где сто или двести монахов жили в уединении.

По этой самой причине я не смог ничего посетить в лхасском регионе: ни монастырь с ретритными пещерами Драк Йерпа, ни женскую монашескую общину в Тердруме или Шуксепе, ни в Самье-Чимпху. Каждый раз мне необходимо было запрашивать разрешение, быть в сопровождении гида и находиться под постоянным присмотром трёх видов вездесущей полиции. Посещать уединённые кельи, по-моему, значит подвергать риску обитателей монастыря, и я ограничился несколькими кругами (корой) вокруг Джоканга и вокруг Лхасы вместе с паломниками. Вокруг священного холма Чакпори один лама из Кхама высекал на камнях все тексты Будды – это зрелищная работа, в которой многие хотели поучаствовать, делая подношения, кто сколько мог.

Даже приняв все меры предосторожности, избегая разговоров с друзьями, которые узнают меня на улице, я отдавал себе отчёт в том, что люди, с которыми я встречаюсь, сильно рискуют. Поэтому я отказался продлить моё путешествие и вернулся на родину.
К моему удивлению, туристы, вылетающие из Лхасы, не должны были открывать свои чемоданы на таможне. Оказывается, что у многих туристов, пожелавших сфотографировать солдат или полицейских, конфисковывали плёнку или цифровой носитель. Я слышал, что один турист даже дрался за то, чтобы у него не отняли отснятый им материал, но из этого ничего не вышло.

Много раз мне не терпелось снять что-нибудь на камеру или сфотографировать, особенно когда мне встречались многочисленные отряды солдат в касках, патрулирующих улочки, ведущие к Джокангу или к храму Рамоче: на их щитах были видны вмятины, словно им приходилось защищаться от атак камнями! Невольно возникает вопрос, почему вход в храм Шиде так тщательно охраняется, ведь он не более двух метров в ширину…

По правде говоря, солдат даже можно пожалеть, когда слышишь, как они один за другим стреляют рано утром в картонные мишени, когда они расхаживают, вооружённые до зубов, посреди безоружной толпы паломников. Ужасно иметь приказ стрелять в людей, которые молятся о мире.

Как долго ещё они будут обязаны слоняться в полном обмундировании по улочкам Лхасы? Вечером я видел, что некоторые из них были пьяны. Разве не мучение стоять и день, и ночь на посту? Не знаю, какое у них жалование, но в Тибете днём довольно жарко, а вечером довольно холодно для того, чтобы часами стоять неподвижно. К тому же, они должны жить далеко от дома минимум два года, не имея и малейшего права голоса перед начальством.

Сегодня сообщество китайских буддистов по всему миру растёт, многих учителей приглашают в крупные города Китая, их китайские ученики восстанавливают монастыри в самом Тибете. Книги лам, дающих учения в Тайване, свободно распространяются в таких мегаполисах, как Пекин или Шанхай; даже престижно иметь тибетского духовного учителя и помогать ему в строительстве храмов и возведении священных статуй в Тибете. Китайская интеллигенция проявляет живой интерес к духовным и культурным ценностям, которые ещё живы в Тибете, но почти полностью исчезли в Китае.


Китайские поклонники Кармапы

В прошлом году в Индии в Бодхгае я видел тысячи китайцев, которые буквально теряли голову при виде Кармапы, будто тот был поп-звездой. Некоторые тибетцы знают обо всём этом, поскольку имеют возможность смотреть канал BBC или «Радио Свободная Азия» по спутниковому телевидению и через интернет. Я удивился тому, насколько некоторые тибетцы владеют информацией об обсуждениях, происходящих в Тибетском правительстве в изгнании в Дхарамсале. Им удаётся даже слушать учения Далай-ламы в прямом эфире!

Тибетское Плато составляет около трети территории Китая. Эти земли богаты минеральными ресурсами и лесами. Водные источники этой малонаселённой области дают влагу почти всему азиатскому континенту. Модернизация, столь восхваляемая Пекином, не идёт на пользу тибетцам. Уровень безработицы растёт, цены повышаются, а система традиционного хозяйства, например, выращивание ячменя, разведение яков, овец или коз, была развалена авторитарной и путаной политикой, которая ведётся и по сей день, выдавая противоречивые приказы.

К тому же, набирает ход разработка шахт и источников пресной воды, оставляющая уродливые шрамы на прекраснейших ландшафтах и захватывая лучшие земли тибетского народа, который не получает от этого ни финансовой компенсации, ни новых рабочих мест. Как же могут они молчать в такой ситуации, даже если восстание подобно коллективному самоубийству? Некоторые тибетцы видят ещё один способ борьбы: партизанские отряды, взрывающие железнодорожные пути, автодороги, дамбы. Но всё это противоречит словам Далай-ламы и, в любом случае, система доносов сейчас так налажена, что заговор будет открыт очень быстро.

Так появляется другая форма сопротивления: всё большее число тибетцев становится вегетарианцами. Некоторые ламы, следуя наставлениям Далай-ламы и Кармапы, подчёркивают необходимость не причинять вреда живым существам. В Каме, Амдо и даже в Лхасе открываются вегетарианские ресторанчики. Все больше тибетцев четыре месяца в год не берут в рот и кусочка мяса, что также является открытым протестом против государственных и мусульманских скотобоен, которые открываются повсюду из-за принуждения кочевников к осёдлому образу жизни и обязательной продажи их скота.

В течение 50 лет многочисленные манифестации в Лхасе и других городах Тибета жестоко подавлялись. Кажется, ничто не способно улучшить сложившуюся ситуацию. Акции в поддержку прав тибетского народа – активная работа тибетцев в изгнании и правозащитников, присуждение Далай-ламе премий и медалей, его встречи с мировыми политическими лидерами – всё это на первый взгляд даже ухудшает положение. «Тибетцы будто приговорены к смерти» - говорит Далай-лама.

Но в 2008 году тибетцы взяли курс на создание единого тибетского сообщества, вне зависимости от регионального разделения на Кхам, Амдо или центральный Тибет. А тибетцы в изгнании единодушно поддерживают политику ненасильственного сопротивления Его Святейшества Далай-ламы.



Источник: NouvelObs

Перевод с французского Надежды Дегтяренко



Смотрите также:


Тибет мертв, а я еще нет...

Ужас на Крыше Мира: китайский кошмар Тибета

Тибет - социалистическая деревня «с китайским лицом»...

Желать долгой жизни Далай-ламе - преступление крайней тяжести?