В XVII в. в Центральной Азии появилась новая великая империя — Маньчжурская (государство Цин). Правители маньчжуров были вначале шаманистами, но терпимо относились ко всем религиям. При их дворе жили ламы. В 1639 г. маньчжурский хан получил письма из Тибета: от Далай-ламы, Панчен-ламы, Гуши-хана и Цанпа-хана.[1] Они выражали желание установить хорошие отношения с Маньчжурией. В ответном послании «тибетскому хану и верховному ламе» маньчжурский император уверял, что хочет распространять буддизм, и намекал на то, что является для тибетского хана сюзереном (если использовать европейский термин). В 1642 г. тибетцы прислали в Мукден посольство во главе с Илагугсан-хутухтой. В ответ император написал, что еще не разобрался в том, кто победил в Тибете, но будет оказывать покровительство всем буддийским школам. Письма маньчжурского Абахай-хана тибетским иерархам сохранились.[2] В них не зафиксирован даже факт установления каких-то формальных отношений, но император выражает желание покровительствовать буддизму.

В 1644 г. маньчжуры заняли Пекин и перенесли туда свою столицу. Гуши-хан послал письмо маньчжурскому императору Фулиню (девиз правления Шунь-чжи),[3] в котором просил принять Далай-ламу V в надежде установить между ламой и императором отношения «наставник — покровитель».[4] В 1647 г. Далай-лама и Панчен-лама отправили в Пекин поздравления с победой и золотые статуи Будды. Инициатива тибетских иерархов не осталась без ответа: от императора прибыл лама Шэнраб и пригласил их обоих в Пекин. Визит не состоялся, но между 1649 и 1651 гг. Фулинь прислал к Далай-ламе V несколько эмиссаров с повторными приглашениями.[5]

Наконец, Далай-лама V вместе с 3 тыс. чел. отправился в Пекин.[6] В течение одного дня его сопровождали Гуши-хан и дэси, всю дорогу с почтением встречали тибетцы и монголы. Начиная с Синина, о путешественниках стали заботиться маньчжуры. Они хотели, чтобы их молодой император встретил иерарха на границах империи. Но китайские чиновники советовали ему послать к границе кого-нибудь из принцев с подарками. Этим они желали показать, что тех отношений, которые были во времена империи Юань, больше не будет. На границе Далай-ламу встретил министр двора, далее иерарх ехал в желтом паланкине — высшая честь в империи Цин. По автобиографии Далай-ламы V, император встретил его якобы случайно, во время охоты.[7] По другой версии, по дороге к Далай-ламе прибыл министр, который известил, что маньчжурский император скоро его встретит. Вскоре появился императорский военачальник с 300 всадниками. Он сказал, что император прибудет на следующий день, и стал проводить репетицию встречи. Встреча произошла в г. Котор. Там, во дворце, император пожал руки Далай-ламе, и после приветствий между ними состоялся разговор. Так или иначе, тщательные приготовления императорских чиновников говорят о том, что эта встреча была заранее спланирована.

В Пекине для Далай-ламы построили монастырь Хуансы. Примечательно, что придворная конфуцианская историография проигнорировала это событие.[8] Иерарха ежедневно посещали чиновники разных рангов. Маньчжурские министры поднесли Далай-ламе щедрые императорские подарки: золотые и серебряные мандалы, кубки, пластинки с узорами в виде драконов и т.д.[9] Весной 1653 г. в этом монастыре Далай-лама провел прием в честь тибетского Нового года. Летом он пожелал вернуться в Тибет, ссылаясь на жару, но получил мягкий отказ. Маньчжуры надеялись на его участие в съезде монгольских князей, чтобы лучше подчинить монголов.

На официальном приеме Далай-лама сидел на троне, стоявшем справа от императорского.[10] Император подарил ему золотое блюдо, на котором был выгравирован титул «Далай-лама, Держатель ваджры» на маньчжурском, тибетском и китайском языках. Далай-лама подарил императору золотое блюдо и титул «Небесный бодхисаттва Манджушри, Великий владыка». Впоследствии это стало одной из причин почтения тибетцев и монголов к цинским императорам.

Обращение тибетцев к маньчжурскому хану как к эманации бодхисаттвы Манджушри было, очевидно, обусловлено политическими мотивами — примерно так же, как в свое время российских императриц и императоров объявили эманацией Белой Тары, Чингис-хана и его потомков — Ваджрапани, королеву Викторию — Палден Лхамо.[11] По тибетским понятиям, бодхисаттвы Авалокитешвара, Манджушри и Ваджрапани были покровителями соответственно Тибета, Маньчжурии и Монголии, поэтому законные монархи этих стран должны быть эманациями этих божеств. Вероятно, с другими иностранными монархами ситуация была сходная. Однако в тантрической практике буддизма образы этих монархов не использовались.

Гуши-хану Фулинь пожаловал титул «Почтительный в действиях, просвещенный, верный долгу и мудрый Гуши-хан».[12] В дипломе, выданном Гуши-хану вместе с титулом, говорилось: «Еще больше старайся проявить искренность и верность, широко распространяй (наше императорское влияние) славой и поучением, стань моим помощником и заслоном (на границах) так, чтобы мир воцарился и в уделах, и в метрополии».[13] При этом император игнорировал тот факт, что в то время ни Тибет, ни Кукунор не были даже зависимы от него. Потому их нельзя было рассматривать как «границу» его государства. Сами тибетские монголы-хошуты считали пожалованные им титулы и дипломы обменом дипломатическими любезностями, а не инвеститурой (акт введения вассала сеньором во владение титулом и земельным наделом).

Весной 1653 г. Далай-лама V уехал из Пекина, так и не посетив съезд монгольских князей. На прощальной церемонии император даровал ему титул «Преемник учения Благословенного Будды, Миротворец Запада, Объединитель буддийской веры под небесами, Далай-лама, Держатель ваджры».[14] Сам диплом, где был написан этот титул, построен в конфуцианском стиле, в нем отсутствуют упоминания об установлении и характере отношений ламы и императора.[15] Впоследствии в монастыре Хуансы придворный конфуцианский ученый Нин Ваньво по приказу императора составил надпись, перевод которой допускает разные толкования. В том числе — что Далай-лама приезжал «обеспечить благоденствие государству и принести благодать народу». Однако сам обмен почетными титулами формально закреплял отношения «наставник — покровитель» между ламой и императором.

Гуши-хан умер в 1655 г. После этого монголами-хошутами в Кукуноре и Центральном Тибете правили его дети. Отношения тибетских ханов с цинским императором рассматриваются как отношения номинального вассалитета.[16] Однако высшая власть принадлежала Далай-ламе. Хошутские феодалы разделились на две линии — кукунорскую и тибетскую, но полного разделения не произошло: тибетские хошуты продолжали рассчитывать при необходимости на военную поддержку кукунорских. Хошуты, связанные отношениями «наставник — покровитель» с тибетскими иерархами, вмешивались в тибетские дела. Но их власть постепенно слабела. В то же время усиливались централизация и власть Далай-ламы. К нему прислал своего посланника даже правитель далекой Бенгалии Шах-Шоджах. Тибет посылал войска в Бутан, вмешиваясь в междоусобицы. В 1659 г. Далай-лама послал своего представителя в Монголию, чтобы попросить князей прекратить междоусобицы и сохранить единство страны.[17] В ответ монгольские князья прислали ему клятвенные письма, заверенные своими печатями. Далай-лама неоднократно урегулировал конфликты между монголами и маньчжурами.

Между тем маньчжуры завершали присоединение Китая к своей империи. В 1658–1659 гг. китайский генерал У Саньгуй, один из инициаторов приглашения маньчжуров в государство Мин, занял территории современных провинций Сычуань и Юньнань, где все еще правили императоры рода Чжу. В 1662 г. У Саньгуй казнил последнего минского императора вместе с сыном. В том же году умер Фулинь. Маньчжурским императором стал Сюанье (девиз правления — Кан-си). Его бабушка происходила из рода Чингис-хана.[18] В 1673 г. он издал указ о роспуске войск, подчинявшихся трем наместникам южных провинций. Тогда У Саньгуй поднял восстание. В 1678 г. в г. Ханчжоу он провозгласил себя императором под девизом Чжао-у, восстановив тем самым независимое Китайское государство. Во время своего правления он поддерживал связь с Далай-ламой. Тот написал Сюанье, что в случае упорства У Саньгуя просит цинского монарха оставить за ним земли и заключить мир.[19] При этом тибетские войска заняли два небольших города в Юньнани, которые раньше были тибетскими и управлялись последователями Карма-Кагью. Сюанье предложил тибетцам принять участие в подавлении мятежа, но получил мягкий отказ под предлогом того, что для тибетцев и монголов жаркий климат Юньнани непривычен, а народ и лошади голодают. Сюанье не мог приказать Тибету: последний находился вне его управления и даже интересов.

В 1663 г. император Сюанье пригласил в Пекин духовного главу Амдо и даровал ему титул Чжанчжа-хутухта.[20] Впоследствии маньчжурские, а затем китайские власти старались заручиться его поддержкой для того, чтобы установить свое господство над кукунорскими монголами.

В 1680 г. возник конфликт между Тибетом и Ладаком. Ладак решил помочь Бутану, которому угрожал Тибет. Тогда тибето-монгольские войска захватили Ладак и западно-тибетские владения Гуге, Пуран и Руток. В 1684 г. Тибет и Ладак заключили договор, по которому эти три территории отошли к Тибету. В 1681 г. маньчжуры захватили Гуйчжоу и Юньнань, разгромив войска У Шифаня, сына У Саньгуя, который возглавил борьбу против маньчжуров после смерти отца и объявил девиз правления Хун-хуа.[21] Последние очаги сопротивления китайцев были подавлены в 1683 г. Итак, отдельное Китайское государство просуществовало 10 лет.

В 1682 г. в возрасте 68 лет скончался Далай-лама V, за свои деяния прозванный «Великим Пятым». Глава тибетского правительства Сангье Гьяцо скрыл его смерть и объявил, что иерарх удалился в затвор для глубокого созерцания на неопределенный срок. Для тех, кто не мог не встретиться с Далай-ламой, он подобрал двойника, который вел все беседы, надев большую шапку, закрывавшую почти все лицо. Предполагают, что Сангье Гьяцо стремился властвовать единолично. Но более правдоподобно другое объяснение, которое позже он дал Панчен-ламе: был приказ самого Великого Пятого, который боялся, что дело его жизни погибнет. Причиной могла быть молодость Сангье Гьяцо (ему тогда было 30 лет), разногласия при поисках нового перерожденца, неясность, в чьи руки попадет последний, малолетство Панчен-ламы, разброд в монгольском мире, недовольство Сюанье тем, что Тибет не усмирил мятежного китайского генерала.[22] Вероятно, однако, что маньчжурский император тоже знал о смерти Далай-ламы V, но молчал. Секретность ему была нужна для того, чтобы ссылаться на авторитет иерарха в отношениях с монголами.

Действительно, Сюанье использовал эту дипломатию для подчинения монголов, которых раздирала междоусобная война. В своих письмах он просил Далай-ламу V помирить джунгаров с халхасцами — жителями Центральной и Северной Монголии. Это вело к переговорам, но мир не наступал. Джунгары продолжали нападать на Халху. Экспансию на восток джунгарский Галдан-хан объяснял желанием объединить монголов, вернуть Китай и сместить династию Цин: маньчжуры происходят от чжурчжэней, а последние когда-то были покорены монголами.[23] Вряд ли стоит обвинять джунгаров в агрессивности: маньчжуры сами вели захватническую политику. Было ясно, что рано или поздно они войдут в конфликт с Джунгарией.

Пока же князья Халхи искали у маньчжуров защиты от джунгаров. В 1691 г. в районе оз. Долон-нор состоялся съезд князей Халхи, признавший главенство маньчжурского хана. Сюанье известил об этом Далай-ламу V (то есть Сангье Гьяцо) и высказал пожелание, чтобы Галдан-хан удалился в Тибет. В то же время он просил Галдана информировать его о том, что ему пишут из Тибета.

В 1694 г. Сюанье разгромил Галдан-хана, предал огласке смерть Далай-ламы V и потребовал допустить к власти Панчен-ламу. Весной 1695 г. Сангье Гьяцо попросил Сюанье не лишать Галдана ханского титула и одновременно потребовал отвести цинские войска от границы Кукунора с Тибетом. В ответ Сюанье, уже сообщивший тибетскому правителю о том, что давно знает о смерти Далай-ламы, заявил, что Сангье Гьяцо — вассал Цин, потому не может просить об отводе войск.[24] В то же время император послал письма Далай-ламе, Панчен-ламе и Сангье Гьяцо. В письме Панчен-ламе Сюанье обвинил правителя в помощи Галдан-хану и в том, что правитель отговорил Панчен-ламу от посещения Пекина. В 1696 г. Сангье Гьяцо объявил о смерти Далай-ламы V и о том, что его перевоплощению уже 13 лет. Сангье Гьяцо также вынужден был официально известить Пекин об этом. Посланник, прибывший туда в 1697 г., был встречен лично императором у вторых ворот дворца.[25] В том же году Галдан-хан покончил с собой. Новым правителем джунгаров стал Цэвэн-Равдан.

Европейские авторы обычно пишут, что маньчжурские императоры с самого начала стремились использовать тибетский буддизм для «умиротворения» монголов. Это не совсем так. После установления власти над Китаем императоры Цин стали буддистами, хотя продолжали уважать другие религии и придерживаться конфуцианской этики. Они продолжали отношения «наставник — покровитель» с высшими буддийскими иерархами, при них наступил «золотой век» тибетского буддизма.[26] В одном Центральном Тибете к 1882 г. было 2500 монастырей и 760 тыс. монахов.[27] Тысячи монастырей были в других местах. Один из императоров построил большую копию Поталы в своей летней столице в провинции Жэхэ, другой превратил в буддийский храм свой дворец Юнхэгун в Пекине. С конца XVIII в. маньчжурские императоры ежегодно проводили в нем церемонию поминовения предков.

Маньчжуры старались расширить свою империю. Одни территории становились ее неотъемлемыми частями (например, Китай), другие попадали в большую или меньшую зависимость (например, Монголия и Тибет). Тибетцы находились в ведении Лифаньюаня — Палаты по делам внешних сношений. В ведении этой палаты были народы, «внешние» к Маньчжурии и Китаю: монголы, тибетцы, жители Восточного Туркестана и русские. Функции Лифаньюаня применительно к Тибету были следующие: надзирать за выплатой дани; рекомендовать местных аристократов на присвоение им титулов и определять, сколько они за это должны будут платить дани; организовывать императорские аудиенции для тибетцев; заботиться о торговле с Тибетом.[28] Маньчжуры развивали буддизм для религиозных целей, а не как инструмент подчинения других народов. В то же время они старались сотрудничать с церковью для укрепления императорской власти — примерно так же, как в России православие и самодержавие поддерживали друг друга.

В 1697 и 1698 гг. Сюанье послал приглашения Панчен-ламе. В письмах отмечалась важность развития буддизма и дружбы между китайцами и тибетцами. Панчен-лама отклонил эти приглашения. Тибетским властям даже пригрозили наказанием. Далай-лама VI Цаньян Гьяцо приглашений не получал, так как был еще слишком молод. Говорили, что он не очень склонен к религиозным занятиям. Например, он заявлял, что не хочет участвовать в религиозном диспуте, не хочет быть и монахом. В 1701 г. Сюанье, монгольские правители Цэвэн-Равдан и Лхавсан-хан (внук Гуши-хана) уведомили Цаньяна Гьяцо, что не признают его перерождением Далай-ламы V. В 1702 г. Цаньян Гьяцо должен был принять монашеские обеты гелонга, но снова отказался. Вместо этого он явился в Ташилунпо и сложил с себя ранее принятые обеты гецула.[29] Он упражнялся в стрельбе из лука, общался с женщинами, сочинял песни, которые впоследствии составили известный сборник «Песни, приятные для слуха». Чтобы продолжать такую жизнь, он не хотел следовать обетам.

Между тем усиливалась враждебность к Сангье Гьяцо со стороны правителя тибетских монголов-хошутов Лхавсан-хана, который не признавал Цаньян Гьяцо подлинным Далай-ламой. Сангье Гьяцо сумел посадить хана под арест, но тут вмешался Панчен-лама и организовал переговоры, в которых участвовали некоторые высшие тибетские чиновники и иерархи. Лхавсан-хан обещал уйти в Кукунор. Однако вместо этого, дойдя до Нагчу, стал собирать хошутские отряды. Сангье Гьяцо выступил против него, но был разбит, а позже схвачен и казнен. Хошуты, поддержанные частью тибетских чиновников, вошли в Лхасу. В Пекине издали распоряжение об аресте и отправке в Пекин «фальшивого» Далай-ламы. Однако высшие тибетские иерархи не считали Цаньяна Гьяцо «фальшивым» Далай-ламой VI. Но они признавали уменьшение в нем бодхи (состояния просветления) и не возражали против его отправки в Пекин.[30]

11 июня 1706 г. Лхавсан-хан вызвал Цаньяна Гьяцо к себе, подробно перечислил его проступки и грехи и затем приказал отвезти в монгольский военный лагерь около Лхасы. 27 июня было объявлено о низложении и отправке Цаньяна Гьяцо в изгнание.[31] Это вызвало народные волнения. Монахи Дрепунга напали на хошутов, которые везли Далай-ламу, и забрали его в свой монастырь. Подлинность перерождения Далай-ламы подтвердил оракул, но при этом сказал, что тот попал под влияние злых сил. Тем не менее, хошуты осадили монастырь, и Цаньян Гьяцо сдался им, чтобы избежать кровопролития. Но Лхавсан-хан все равно захватил и частично разрушил Дрепунг. Цаньян Гьяцо, а вместе с ним жену и детей Сангье Гьяцо повезли в ссылку. По дороге Цаньян Гьяцо скончался (возможно, был убит) в возрасте 24 лет в районе оз. Кукунор. Сюанье приказал лишить его достойных похорон. Отсутствие достоверных сведений о погребении породило слухи о чудесном спасении Цаньяна Гьяцо. По мнению тибетцев, Далай-лама VI был йогином высокого уровня, его стихи имеют скрытый смысл, и некоторые из них косвенным образом указывают на глубокие познания в практике Тантры.[32]

Избавившись от Цаньяна Гьяцо, Лхавсан-хан урегулировал отношения с Панчен-ламой, при участии которого в Лхасе было найдено «новое перерождение» Далай-ламы. Нового Далай-ламу VI, получившего монашеское имя Еше Гьяцо Палден, признали Панчен-лама, Лхавсан-хан и маньчжурское правительство.[33] Стремясь укрепить свое влияние в Тибете, маньчжуры прислали в Лхасу в 1710 г. «управляющего делами Тибета», но тот на следующий год вернулся. В 1713 г. Панчен-лама V получил от маньчжурского императора титул «Панчен-эртни», или «Панчен-эрдэни», золотую печать и диплом. «Эрдэни» — монгольский перевод тибетского слова «Ринпоче» («Драгоценность»), титула ламы, постоянно перерождающегося для продолжения духовной работы. Так что «Панчен-эрдэни» означает «Великий мудрец — Драгоценность». Забавно, что на Интернет-сайте МИД КНР этот титул переведен как «заместитель далая по церковным делам».[34]

Еше Гьяцо не получил поддержки ни от тибетцев, ни от монголов. Некоторые монахи нашли в Литанге другое перерождение Далай-ламы VI — мальчика Келсанга Гьяцо. Достоверность находки подтверждалась изречениями оракулов и прошлыми пророчествами Цаньяна Гьяцо.[35] В 1715 г. маньчжуры признали его Далай-ламой и на следующий год поселили в монастыре Кумбум в Амдо, так как в Лхасе находился Далай-лама, признанный Лхавсан-ханом.

Лхавсан-хан, видя враждебность маньчжурского двора, стал искать поддержки в Джунгарии.[36] Его сын отправился свататься к дочери Цэвэн-Равдана. Но последний тайно казнил его. Под предлогом сопровождения сына Лхавсан-хана и его жены в Тибет туда направилось джунгарское войско в 6–7 тыс. чел. Считая Лхавсан-хана ставленником Пекина, Цэвэн-Равдан тайно приказал лишить его власти. Последний узнал об этом, и началась война. С помощью местных тибетских правителей джунгары взяли Лхасу. Лхавсан-хан погиб. Джунгарский полководец Цэрэн-Дондуб (брат Цэвэн-Равдана) сменил правительство, а Еше Гьяцо арестовал. Последний, видимо, был отправлен в империю Цин, где и умер в 1725 г.

В плену у джунгаров находился один из сыновей Лхавсан-хана. Его жена бежала в Кукунор и попросила Сюанье освободить от джунгаров Тибет. Просьбу о военной помощи удовлетворили. В 1718 г. в Тибет вступила цинская армия во главе с маньчжуром Эрентэем. Джунгаро-тибетские войска разгромили ее. Почти все цинские солдаты и командиры погибли.

Хошутское влияние в Тибете сменилось джунгарским. Однако джунгары не пользовались популярностью в Тибете: установив свою власть, они казнили четырех высоких лам школы Ньингма и разорили два ее лучших монастыря.[37] По просьбе тибетцев джунгары пробовали убедить маньчжуров доставить в Тибет Келсанга Гьяцо, но не смогли. Джунгары стали еще более непопулярны. Дэси и еще три тибетских чиновника тайно послали письмо в Кумбум, в котором говорилось о признании Келсанга Гьяцо Далай-ламой VII. В ответ в 1719 г. в Тибет вновь двинулись цинские войска, одним из полководцев был сын императора Юнди. По дороге он вернулся на родину, передав командование генералу Ян Синю. Предлогом была доставка в Лхасу Далай-ламы VII. Там началось восстание против джунгаров. Последние, не надеясь на победу, разграбили Лхасу и ушли на северо-запад.

Цинский генерал Ян Синь привез в Лхасу Далай-ламу VII. 27 апреля 1720 г. первый сын императора вручил новому Далай-ламе диплом и золотую печать «Далай-ламы, лидера всего сущего, распространителя учения».[38] Надпись была на маньчжурском, монгольском и тибетском языках (китайской надписи не было). Маньчжурский император так и не признал Далай-ламой ни Цаньяна Гьяцо, ни Еше Гьяцо. Новому Далай-ламе и его сторонникам Сюанье написал письмо, в котором заявлял, что он и потомки Гуши-хана — покровители Далай-ламы, что они обязуются нести все расходы на его помощников и монахов в течение трех лет и что Сюанье просит Далай-ламу убедить монголов Кукунора сохранять единство и верность императору.[39]

Далай-лама VII был возведен на трон в Потале в 1720 г. Было создано временное правительство под началом цинского командира, в которое входили два тибетца и четыре монгольских князя — два халхасских и два хошутских.[40] Весной 1721 г. было создано новое правительство из трех калонов (министров). Главным назначили правителя Западного Тибета — Кангченэя, получившего титул Дайцин-батур («Великий цинский богатырь»). Стены вокруг Лхасы разрушили, а в городе разместили цинский гарнизон под командованием монгола Цэвэн-Норбу, который подчинялся генералу Ян Синю. Цинские войска также разместили в городах Литанг и Чамдо. Тибетские земли к востоку от Литанга и Батанга отторгли от Тибета и включили в состав цинской провинции Сычуань.
В 1723 г. умер Сюанье. Новым императором стал Инчжэнь (девиз правления — Юн-чжэн). Он вывел цинские войска из Лхасы и прислал туда чиновника Орая.[41] Причиной вывода войск была нехватка средств из-за длительной войны с Джунгарским ханством.[42] Чиновник Орай представлял Лифаньюань.

В 1722–1725 гг. в Кукуноре произошло антиманьчжурское восстание хошутов, к которым примкнули 200 тыс. тангутов.[43] Поводом послужило оскорбительное поведение цинских чиновников во время интронизации Далай-ламы VII: они прикуривали от священных светильников. По другим данным, поводом послужило изъятие земель для китайских колонистов и установка межевых столбов от гор Наньшань до Цзяюйгуаня в знак того, что эти земли отошли к Цин.[44] В результате было вырезано китайское население, восстановлена местная власть. Инчжэнь послал карательную армию и чиновников. Цинские войска захватили 100 тыс. пленных, сожгли ряд монастырей (в том числе три крупных), 7 тыс. домов и 17 деревень. Кукунор включили в империю Цин. Между Амдо и Камом провели границы, установленные еще в юаньское время.[45] Глава восстания, бежавший в Джунгарию, был родственником одного из калонов. Маньчжуры боялись волнений в Тибете, поэтому в Тибет из Кукунора вступил 2-тысячный цинский отряд. После того, как бывший руководитель восстания был изгнан из Джунгарии, цинские войска покинули Тибет.

Между калонами была рознь, которая привела к гражданской войне. В результате власть захватил министр Миванг Полханэй, поддержанный маньчжурами. Последние прислали в Тибет войско в 11 тыс. чел. Когда они пришли в Лхасу, маньчжуры устроили суд по делу врагов Полханэя. Трое враждебных ему калонов были подвергнуты казни линьчи — медленному отрезанию от тела множества мелких кусков, пока не наступит смерть.[46] Далай-ламу VII и его отца отправили в монастырь Гартар близ Литанга.

Территории восточнее Литанга и Батанга — а это значительная часть Кама — были включены в провинцию Сычуань, Гьялтанг — в Юньнань, а 40 групп кочевников-тибетцев на севере подчинили губернатору Синина.[47] Так в 1724 г. область Амдо (Кукунор, или Цинхай), населенная в основном тибетцами и монголами, отошла в ведение Синина. На отторгнутой территории Кама было образовано 27 округов. Цанг и Нгари маньчжурский двор подарил Панчен-ламе, а в прямом подчинении тибетскому правительству оказались только У и Чамдо. Несмотря на аннексию маньчжурами части земель Тибета, тибетские иерархи сохранили там высший авторитет.

В Тибет был назначен амбань — маньчжурский резидент. В его функции входили контакты с тибетскими властями и реализация влияния Пекина в Тибете. Амбанями вначале назначали не китайцев, а маньчжуров, реже — монголов, а амбани-китайцы (ханьцы) появились лишь в конце XIX в.[48] Если до назначения амбаней в Лхасу цинское правительство неоднократно отправляло туда чиновников с поручениями по разбору конкретных дел, то теперь устанавливалось постоянное имперское присутствие. Начало постоянного присутствия амбаней в Тибете и формирование института амбаней приходится на 1727–1750 гг. Их функции сводились к надзору за общей ситуацией, контролю за деятельностью тибетского правительства и Далай-ламы, организации обороны Тибета.[49]

В 1728 г. в Лхасе был размещен цинский гарнизон в 1500 чел., находившийся под началом амбаня. Под управление Лхасы передали 14 округов Кама, а 13 оставили в Сычуани. Позже границы территорий Кама, подчиненных Лхасе, часто менялись. В городах на отторгнутых территориях были размещены небольшие цинские гарнизоны, которые несли охранную службу. Была утверждена регулярная посылка подарков в Пекин. Императорские указы, направляемые в Тибет, подлежали исполнению чиновниками (хотя они не всегда делали это). Официальная цинская историография следовала китайской традиции, что Император — над всем миром. Поэтому роль амбаней и Далай-лам обозначали как совместное «распоряжение» высшими тибетскими чиновниками, получавшими из Лифаньюаня «грамоты для управления делами Тибета»,[50] а все подарки императору — как «дань».

В Тибете воцарился мир. Новое правительство оказывало поддержку буддизму. Это находило полное понимание цинских властей. Ежегодно из Пекина тибетским монастырям жаловали 5 тыс. ланов серебра, а по инициативе председателя тибетского правительства Полханэя были вырезаны доски для печатания многотомного буддийского канона «Кангьюр».

Несмотря на наличие амбаня и маньчжурского гарнизона, Тибет продолжал управляться собственным правительством и имел свою армию, не являвшуюся частью цинских вооруженных сил. В 1730–1731 гг. Тибет вновь вмешался в междоусобицу в Бутане. Был заключен договор, по которому Бутан обязался присылать своего представителя с данью к тибетскому правительству. Этот обычай сохранялся до 1950 г. В 1732 г. власть тибетского правительства признал Ладак.

В 1734 г. маньчжурский император послал своего младшего брата навестить Далай-ламу, все еще находившегося в Гартаре.[51] Он предложил профинансировать строительство монастыря у границы, обеспечить его содержание и выделил средства на оплату кирпичного чая для монастырей всего Тибета. В 1735 г. Далай-ламе разрешили вернуться в Лхасу, которую полностью контролировал Полханэй. Он прибыл туда в сентябре. В октябре умер Инчжэнь. Маньчжурским императором стал Хунли (девиз правления — Цянь-лун).

В 1740 г. бутанцы вторглись в Сикким. Поскольку его правитель был еще подростком, его слуга отправился в Лхасу, чтобы просить Полханэя прислать кого-нибудь в помощь для управления страной. Оттуда для Сиккима был назначен регент. После того, как правитель достиг совершеннолетия, его возвели на трон Сиккима в присутствии чиновника, присланного из Тибета. В 1740 г. Хунли присвоил Полханэю титул цзюнь-вана — один из высших в империи Цин. В 1747 г. Полханэй умер от болезни. Период его правления сохранился в памяти тибетцев как спокойное время, а сам он — как сильный правитель. Но его сотрудничество с маньчжурами послужило основой для их претензий на власть над Тибетом.

Младший сын Полханэя, живший в Лхасе и по наследству получивший титул цзюнь-вана, Далай Батур Гьюмэ Намгьял решил изгнать маньчжурские войска из Тибета. Он послал в Пекин письмо о том, что тибетский гарнизон сможет нести службу не хуже маньчжурского, а польза будет в том, что прекратится похищение женщин и лошадей.[52] В конце письма было сказано, что маньчжурские амбани вмешиваются в дела Тибета. Хунли согласился и сократил до 100 чел. лхасский гарнизон, охранявший амбаней, а последним запретил вмешиваться в тибетские дела. Однако не разрешил поставить в Лхасе тибетский гарнизон.

Гьюмэ Намгьял написал в Джунгарию письмо, в котором пригласил джунгаров вступить в Тибет. И это в то время, когда Хунли готовился к большой войне с Джунгарским ханством... Письмо перехватили люди, подкупленные амбанями. В ноябре 1750 г. последние пригласили в свой замок Гьюмэ Намгьяла якобы для вручения императорских подарков, а там вероломно убили его вместе со всеми сопровождавшими тибетцами. Сумел бежать лишь один лама. Он собрал тибетцев, которые напали на замок. Амбани были убиты, в Лхасе перебили большинство китайцев и маньчжуров. Лишь немногие нашли убежище в Потале у Далай-ламы. В январе 1751 г. цинские войска, спешно переброшенные из Сычуани, быстро подавили восстание. Семь его руководителей были казнены самой жестокой казнью — линьчи, остальные пленные — самой легкой: обезглавлены или удавлены; некоторым аристократам разрешили покончить с собой, некоторых посадили в тюрьму. Император поручил маньчжурскому командующему выбрать «хороших, способных людей» и снова распределить правление между четырьмя калонами.[53] Они должны были следовать указаниям амбаней и Далай-ламы. В Лхасе снова разместили цинский гарнизон.

Вместе с тем, предусматривалось создание тибетской армии. Каждая семья, владевшая землей, должна была выставить одного человека в случае мобилизации. В У и Цанге поставили тибетские гарнизоны, соответственно в тысячу и две тысячи человек. Вновь была проведена реорганизация власти. Правительством стал Кашаг — совет министров. По китайским источникам, во главе него встали Далай-лама VII и два амбаня, которые считались равными по положению.[54] В «Тибетском уложении» 1752 г. было отражено введение войск и изменение характера управления.[55] Согласно «Уложению», Далай-лама стал главой Тибета — духовным и светским. Расширилось влияние амбаней: им подчинялся цинский гарнизон, они обеспечивали безопасность почтовой службы между Чэньду и Лхасой и получили право участвовать в управлении страной как советники Кашага.[56]

По тибетским же источникам, страной правили калоны, которые приносили Далай-ламе клятву верности, а сам первоиерарх принял на себя полную духовную и светскую власть над страной.[57] Калоны не имели четкого распределения обязанностей. Поэтому чиновники более низких рангов, не желая брать на себя ответственность, могли отдать дело на рассмотрение калонам. Это вело к путанице, затягиванию дел, нежеланию брать на себя инициативу. Такая система, просуществовавшая 200 лет, препятствовала прогрессу страны.

Маньчжурское правительство опасалось консолидации монголов между собой и с тибетцами. Особенно их беспокоило Джунгарское ханство, которое становилось центром силы, противостоящим империи Цин. Имперские власти запретили Тибету поддерживать связь с этим государством. Были приняты меры на случай вступления джунгаров в Тибет. В 1754–1757 гг. Джунгарское ханство было завоевано маньчжурами. В 1755 г. Хунли уведомил Далай-ламу и Панчен-ламу о поражении и близком разгроме этой страны.

В октябре 1755 г. Хунли заявил:[58] «Люди различных племен Джунгарии убивают друг друга. Народ потерял покой. Я, объединяя всю Поднебесную, не могу смотреть [на это] сложа руки. Поэтому специально посылаю крупные силы по двум дорогам для покорения [их]». Исходя из доктрины всемирной власти императора, цинское руководство смотрело на Джунгарское и Яркендское ханства как на свои законные владения, а на их правителей — как на своих вассалов. Поскольку эти правители не желали признать себя вассалами сына Неба, их обвиняли в невежестве, непонимании «небесных законов», обязанности подчиняться маньчжурскому императору и действовать в соответствии с его указаниями. Антицинские выступления жителей этих стран расценивались императором как разбой и грабеж, а цинская агрессия — как вынужденная карательная мера.

В результате семь десятых населения Джунгарского ханства было истреблено цинскими войсками и эпидемиями.[59] Всего погибло от нескольких сот тысяч до миллиона человек, осталось в живых лишь несколько десятков тысяч, из которых многие бежали в Россию.
Так был исполнен приказ Хунли о поголовном истреблении джунгаров и присоединении их земель к Цинской империи. По современным понятиям, это был геноцид и военное преступление. Но не по архаичным понятиям о «непокорных варварах». Идеолог великоханьского шовинизма Ван Чуаньшань, живший на рубеже минской и цинской эпох, так озвучил эти взгляды: «Любую борьбу с варварами Срединное государство не должно называть войной, так как их уничтожение не является жестокостью, обман их не является вероломством, занятие их территории и конфискация их собственности не являются несправедливостью».[60]

Больших полководческих талантов для разгрома «варваров» не требовалось. Джунгарское ханство, когда-то славившееся боевой мощью, к этому времени погрязло в междоусобицах и практически развалилось. В отличие от джунгаров, маньчжуры имели много огнестрельного оружия — мушкетов и пушек. Захватив чужую территорию, маньчжуры вновь сильно расширили свое «жизненное пространство». В 1760 г. из Восточного Туркестана и Джунгарии было создано цинское наместничество Синьцзян (Новая территория, или Новая граница). «Освободившиеся» земли Джунгарии стали заселять другие народы. Коренное население почти исчезло. В 2000 г. монголов в Синьцзяне было менее 1%, а китайцев — более 30% (более 6 млн. чел.).

Тибет больше не мог, по старой традиции, опереться на монголов. Следовало налаживать отношения с империей Цин — тем более что маньчжурская династия поддерживала буддизм и не отказывалась от отношений «наставник — покровитель» с высшими буддийскими иерархами. Император Хунли получил много учений Сутры и Тантры от двух тибетских лам — Чжанчжа Ролпэ Дордже и Панчен Палден Еше, построил в Пекине монастырь на 500 монахов, недалеко от своего дворца — храмы в три и четыре этажа, изображающие Поталу и Ташилунпо, организовал перевод буддийского канона: «Кангьюра» на маньчжурский язык и «Тенгьюра» на монгольский и т.д.[61]
Далай-лама VII скончался в марте 1757 г. В период малолетства Далай-ламы VIII страной правил регент Дэмо-хутухта. Цинский император, выполняя обязательства покровителя, издал указы об интронизации и заботе о надлежащем образовании юного Далай-ламы.[62] В этот период возник конфликт Бутана с Бенгалией. Глава буддийской церкви Бутана попросил Панчен-ламу о посредничестве. Вместе с бутанским посланцем в Ташилунпо прибыл Дж. Богль, представитель британской администрации в Индии, которому было поручено подписать с Тибетом торговый договор. Через четыре месяца Богль вернулся в Индию, ничего не добившись.

В 1778 г. группа разбойников из Сангена (Амдо) разграбила деревни и чайный караван тибетского правительства.[63] Для наведения порядка прибыл отряд калона Дхоринг-гуна из Тибета и цинские войска из Сычуани. После того, как задача была выполнена, цинский генерал получил приказ Хунли: «Вы победили и наказали людей, ограбивших чайный караван Далай-ламы. Теперь, когда миссия выполнена, войско должно вернуться домой. Если вы задержитесь там надолго, это лишь создаст трудности подданным Далай-ламы».
В 1779 г. в Чэндэ (провинция Жэхэ) — летнюю резиденцию маньчжурских императоров отправился Панчен-лама VI, приглашенный Хунли. Император известил его, что учит тибетский язык для прямого общения и хочет провести такую же церемонию встречи, какую провел его предок, встречая Далай-ламу V. Отправляя Панчен-ламе свой портрет, он указывал, что Живой Будда не должен кланяться портрету. Летом 1780 г. Панчен-лама прибыл в Жэхэ, где в воротах своей резиденции его встретил Хунли. Император не разрешил ламе преклонить колени, беседу начал по-тибетски. Он заверил, что визит будет способствовать развитию буддизма. Далее Панчен-лама отбыл в Пекин, где ему был предоставлен монастырь Хуансы. Но осенью того же года иерарх скончался от оспы. Его тело увезли в Ташилунпо.

В 1783 г. в Тибет из Индии прибыл новый эмиссар Англии — С. Тернер, который снова попытался подписать торговый договор.[64] И опять безуспешно. Власть в Тибете получил Далай-лама VIII, однако новый регент Нгаванг Цультим ограничивал его власть, как и власть амбаней. Его вызвали в Пекин и задержали там для того, чтобы амбани восстановили свое влияние в Лхасе.

В 1775 г. гуркхи, незадолго до этого объединившие Непал, вторглись в Сикким. Тибетцы помогли Сиккиму продовольствием, что вызвало недовольство гуркхов.[65] Повод для войны с Тибетом вскоре нашелся. Шамар Тулку, один из высших лам школы Карма-Кагью, бежал в Непал. Он надеялся использовать гуркхов для отстаивания своих претензий на имущество Панчен-ламы в монастыре Ташилунпо. Гуркхи постарались использовать это. Непал чеканил для Тибета серебряную монету из тибетского серебра. Со временем в нее стали добавлять все больше меди, а теперь непальцы вновь выпустили монету из чистого серебра и потребовали изъять из обращения испорченную монету в Тибете. Это должно было причинить ущерб тибетцам и дать доход непальцам. Кроме того, гуркхи потребовали продавать у них более качественную соль. Кашаг предложил непальцам чеканить сразу обе монеты, а за качеством соли следить на таможенных пунктах тибетским и непальским инспекторам.

Гуркхи отвергли эти предложения и напали на Тибет в 1788 г. Они захватили Ньянанг, Роншар, Кьиронг и Цонка. Амбани немедленно известили императора о нападении, и в Тибет направились цинские войска. Они прибывали по частям, к ним присоединялись тибетцы. Цинский полководец не торопился сражаться, несмотря на увещевания тибетцев.[66] Наконец, его войска двинулись на гуркхов, вытеснили их и зазимовали в Шекаре. Из Сиккима гуркхов изгнал тибетский отряд. В Кьиронге начались трехсторонние переговоры. Тибетцам пришлось идти на уступки. Они признали за непальцами право экстерриториальности, обязались выплачивать им ежегодную контрибуцию и разрешить пребывание их представителей в Шигацзе и Гьянцзе. По получении первой выплаты Непал обязался освободить захваченные районы. Стоимость старой монеты должна была снизиться, а стоимость риса и соли — устанавливаться рынком, причем качество соли надлежало повысить. Тибетским торговцам запретили посещать Непал, а непальские торговцы могли свободно приезжать в Тибет, выбирать себе гостиницы и топливо.

Таким образом, из-за нежелания цинского полководца развить успех непальцы заключили выгодный для себя договор. Тибетцы говорили, что между гуркхами и китайцами очень маленькая разница: первые грабили и убивали, потому что пришли как враги, а вторые — потому что пришли как друзья.[67] Видимо, неумелые действия цинского военачальника вызвали недовольство его правительства: по возвращении он вынужден был покончить с собой. По настоянию цинских чиновников к маньчжурскому императору тибетцы и непальцы послали миссии с выражением благодарности.

Непальцы ушли из Тибета в 1789 г., получив первый взнос. Раджа Непала получил маньчжурский титул вана. Тогда непальский представитель передал амбаню, чтобы цинский император даровал радже денежное содержание или землю, поскольку тот стал его вассалом. Амбань разъяснил, что это невозможно: вассалов слишком много и на всех не хватит...

Тибетцы решили уменьшить, а потом вообще перестать платить контрибуцию. Причиной этого было возвращение в Лхасу из Пекина регента Нгаванга Цультима, политический опыт которого был крайне необходим Далай-ламе и Кашагу.[68] Регент обвинил Кашаг в желании объединиться с китайцами в угоду гуркхам и сослал тех, кто подписал невыгодный договор. В 1791 г. он скончался от сердечного приступа. В том же году были посланы две делегации для переговоров с непальцами, но часть людей была убита, а часть арестована. После этого гуркхи снова напали на Тибет и заняли Шигацзе. В Лхасе началась паника. Маньчжурский амбань стал просить Далай-ламу и Панчен-ламу уехать в Кам. Но Далай-лама и настоятели «великих монастырей» убедили людей не паниковать. Тибетская армия повела атаки на гуркхов в Шигацзе и прервала их снабжение. Среди гуркхов началась эпидемия, а весной следующего года в Тибет вошла 13-тысячная цинская армия под командованием родственника Хунли. Гуркхи были разбиты, тибетские и цинские войска вторглись в Непал и дошли до его столицы — Катманду.[69] Шамар Тулку покончил с собой. На него была возложена ответственность за военные действия: он бежал в Непал в надежде на поддержку гуркхов в решении внутритибетских проблем, во время войны участвовал в переговорах на непальской стороне, а его слуга привел в Тибет войска гуркхов, занявшие Ньянанг, Роншар и Кьиронг.[70]

Теперь Непал обязался вернуть захваченное имущество, раз в пять лет посылать «дань» маньчжурскому императору, освободить всех тибетских пленников, выдать последователей Шамара Тулку. В память о победе у основания Поталы была поставлена колонна с надписью на тибетском, маньчжурском и китайском языках.[71] Вместе с тем, население Лхасы распространяло плакаты и памфлеты о том, что цинское войско никто не звал, тибетцы сами могли справиться с гуркхами, что амбани вмешиваются в тибетские дела. В итоге обоих амбаней отозвали в Пекин. Сторонники Шамара Тулку были освобождены. Но его монастырь конфисковало правительство Тибета, а установление его перевоплощений запретили. Лишь в конце ХХ в. Далай-лама XIV вновь разрешил выявлять его перевоплощения.
Важная роль цинских войск в победе над Непалом усилила позиции маньчжурского императора в Тибете. В китайских документах того времени в связи с непальским конфликтом встречаются формулировки о том, что Тибет — часть Китая, подчинен Небесной династии и т.п.[72] Однако на переговорах маньчжурского командующего с Далай-ламой фигурировали предложения, а не приказы: «Император дал мне, Великому Генералу, детальные инструкции, чтобы обсудить все положения по порядку... Нет сомнения в том, что Далай-лама, выражая свою благодарность императору, примет все эти обдуманные и согласованные предложения. Однако если тибетцы будут настаивать на утвердившихся издревле обычаях, император отзовет амбаней и гарнизон, после того как будут выведены войска. Более того, если подобные конфликты произойдут в будущем, император ничем не сможет помочь. Поэтому тибетцы могут решить сами, что им во благо, а что нет, что тяжело, а что легко, и сами сделать свой выбор».[73] Такой стиль послания отражал отношения «наставник — покровитель» между Далай-ламой и императором.

В 1792 г. были подготовлены нормы «Тибетского уложения», которые позже вошли в состав «Постановлений о Тибете» в «Уложениях» Лифаньюаня 1818 г. Основные положения статей этих «Постановлений» следующие.[74] В Тибет назначаются два амбаня, которые поочередно сменяются; их полномочия и статус приравниваются к таковым Далай-лам и Панчен-лам; им подчиняются все гражданские и военные чиновники; в их компетенцию входят сношения с княжествами Непала; все члены посольств пропускаются через границы по именным спискам, а к Далай-ламе допускаются после встречи с амбанями; амбани приводят в порядок финансы Тибета; они следят, чтобы родственники Далай-лам и Панчен-лам не уклонялись от налогов и не занимали чиновные должности во избежание злоупотреблений; амбани могут урезать расходы на содержание двора Далай-лам и Панчен-лам для увеличения расходов на тибетскую армию; назначения кхенпо-лам (настоятелей монастырей Гэлуг) производятся с их согласия и рекомендации; они контролируют передачу в казну имущества преступников; амбаням подчиняются гарнизоны в Лхасе, Шигацзе, Чамдо, Гьянцзе, Тингри; они ответственны за почтовую службу, перевозку зерна из Китая, зерновое довольствие гарнизонов. Эти установления должны были способствовать упорядочению дел в Тибете. Подобную роль неоднократно играли иностранные послы и советники в зависимых странах в разные эпохи. Кроме того, «Уложения» Лифаньюаня представляли власть амбаней скорее в идеальном виде. На деле амбани были бессильны изменить традиционное положение вещей и местные нравы.[75] Из 29 положений тибетцы приняли только часть.[76]


Империя Цин в период расцвета и другие территории на карте Азии 1827 г.
американского картографа А.Финли. Тибет не включен в эту империю (Maps of Tibet, 2008, фрагмент).

В 1793 г. Хунли прислал в Лхасу Золотую вазу, из которой следовало тянуть жребий при выявлении перевоплощений Далай-ламы, Панчен-ламы и Джецундамба-хутухты. Это правило применялось избирательно: в случае конфликтных ситуаций при выявлении перевоплощений.[77] В «Тибетском уложении» 1792 г. говорилось, что Золотая ваза символизирует покровительство императора Желтому учению, то есть учению школы Гэлуг.[78] Ни о каком «руководстве» этой работой со стороны цинских властей не было и речи: в том же «Уложении» говорится лишь о подтверждении уже выявленного перерождения.

Ваза была установлена в Джокханге — главном храме Тибета. При жеребьевке вазу ставили в Поталу перед портретом маньчжурского императора. Цинский амбань двумя палочками вытягивал жребий из вазы. Однако это был заключительный этап. Ему предшествовал долгий процесс поисков. Он определялся религиозными правилами и традициями, в которые цинские представители не могли вмешиваться. Ритуалы включают гадания, предсказания оракулов, толкование пророческих снов, наблюдения над священным озером, опознание кандидатами вещей скончавшегося иерарха и т.д. Впоследствии жеребьевка из Золотой вазы проводилась далеко не всегда. По архивным данным Лифаньюаня, за 100 лет до 1903 г. посредством жеребьевки из Золотой вазы было определено 39 хутухт провинций У и Цанг.[79] Такая жеребьевка за всю историю применялась в пяти из девяти выявлений Далай-лам и Панчен-лам (в 1822, 1841, 1857, 1858 и 1887 гг.). Шестой случай — в 1995 г. при «избрании» Панчен-ламы ХI в КНР (см. главу 10). Без нее были определены, например, Далай-лама IX, Далай-лама XIV, Джецундамба-хутухта IX и другие высшие иерархи.

В Лхасе усилились позиции амбаней. Теперь Далай-лама, Панчен-лама и Кашаг должны были подавать свои петиции через них, а не прямо императору. В Лхасе, Шигацзе и Тингри были поставлены цинские гарнизоны. Вместе с тибетской армией они были под началом амбаней. Тибетские солдаты получали небольшое денежное жалованье от цинского императора, а от тибетского правительства — паек ячменем. В функции амбаней теперь входили оборона, контроль границы, разрешение иностранцам посещать Тибет, важнейшие вопросы финансов и суда.

Влияние маньчжуров на Тибет достигло исторического максимума. В зависимости от политической ситуации в империи и от личных качеств амбаней их влияние то увеличивалось, то уменьшалось. Реальную же власть осуществляло, как и раньше, тибетское руководство. Хотя назначения на высокие посты часто согласовывались с цинскими чиновниками или императором, это было помощью Тибету в рамках отношений «наставник — покровитель», а не административным управлением. По-прежнему высокие посты занимали тибетцы, их назначения определялись внутренней ситуацией в Тибете.

Возможности маньчжуров вмешиваться в дела Тибета были весьма ограниченными. Например, в 1796 г. один землевладелец заявил, что цинский полководец в благодарность за помощь в войне с гуркхами освободил его от налогов.[80] Кашаг ответил, что маньчжурский генерал был только союзником и не имел права освобождать от налогов. Землевладельца обязали выплатить задолженность.
Примерно в те же годы люди стали распространять в Лхасе плакаты и памфлеты против маньчжуров и китайцев, обвинять тибетских чиновников в сотрудничестве с ними.[81] Требовали удаления амбаней и гарнизона. Цинские чиновники, ездившие между Камом и Центральным Тибетом, стали подвергаться нападениям. Новый маньчжурский император Юньянь (девиз правления — Цзя-цин) послал в Лхасу двух эмиссаров, чтобы разобраться в ситуации. В результате нескольких цинских чиновников отозвали, а гарнизон уменьшили примерно до 250 чел. В качестве ответного жеста тибетское правительство арестовало зачинщиков протестов. Но протесты продолжались. Говорили, что при надобности лучше обратиться к гуркхам. Маньчжурские эмиссары не знали, что делать. В результате в 1805 г. в Лхасу прислали двух других чиновников. По итогам расследования один из амбаней был отправлен в Китай в кандалах, другой — сослан в Урумчи. Маньчжуры стали утрачивать свое влияние на политику Тибета из-за слабой подготовки чиновников и неумелости амбаней.
В 1808 г. было выявлено новое перевоплощение Далай-ламы. Тибетские официальные лица отказались проводить жеребьевку из Золотой вазы и сделали выбор без нее.[82] На организованной ими церемонии были представители государств Цин, Монголии, Непала и Бутана. Новый Далай-лама вскоре скончался от пневмонии. Были выявлены три новых кандидата и одного из них признали новым Далай-ламой. Однако амбани делали все, чтобы добиться жеребьевки из Золотой вазы. В это время скончался регент. Новый регент объявил об утверждении Далай-ламой Х ранее определенного претендента. Но при этом сказал, что его выбрали жеребьевкой из Золотой вазы, хотя этого не было. Так он пошел на поводу у амбаней.

Территории, ранее отторгнутые цинским правительством от Тибета, имели разный статус. Те, что были приписаны к Сининскому наместничеству, попали в более тесную зависимость от Пекина, чем отторгнутые от Кама. В восточном Каме, как и в Монголии, маньчжурские власти не вмешивались во внутреннее управление местных княжеств, но проводили политику их постепенного дробления. Подчинение центральным цинским и тибетским властям в Каме и Амдо было номинальным, контроль был очень слабым. Формально, чтобы унаследовать княжество, требовалось утверждение в Пекине. Фактически же князья или племенные вожди пользовались почти полной самостоятельностью. Из многочисленных вождей «тысячи домовладений» тибетского племени голок в Амдо лишь один получил цинскую печать и инвеституру, и то не ранее 1814 г.[83] Время от времени там были волнения, в которых не были заинтересованы ни Лхаса, ни Пекин. В 1807 г. восстали два вождя голоков.[84] Восстание подавили тибетские и цинские войска. В беспокойные области послали специальных представителей с небольшими эскортами против разбойников. Документы, составленные этими чиновниками, свидетельствуют о действии тибетских законов и контроле тибетского правительства над приграничными районами: между Данаг Косум, Цоломой, Шанди и Гормо. В 1832 г. были столкновения за землю между тибетцами и монголами в районе Кукунора. Прибыли тибетские войска и к 1834 г. подавили волнения. Через год тибетское правительство вооруженным путем заставило население округа Пово в северо-западном Каме платить налоги Лхасе и соблюдать тибетское законодательство.

В первой половине XIX в. Тибет оказался почти полностью закрыт для иностранцев. Кашаг отдал распоряжение местным властям всеми средствами препятствовать иностранцам входить в страну. Большинство исследователей полагают, что это было сделано под влиянием маньчжурских властей.[85] В действительности, здесь совпали интересы маньчжурских и тибетских правящих кругов. Первые опасались торговой конкуренции и политической экспансии Запада, вторые — религиозной и политической экспансии. В пользу этого говорила агрессивная политика британских колониалистов, хорошо известная тибетцам и маньчжурам благодаря близости Индии. Британцы постепенно подчинили себе все гималайские страны серией войн, аннексий и соглашений.[86] Большинство этих стран было связано с Лхасой.

---

[1] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[2] Мартынов, 1978.
[3] Маньчжурские императоры, переняв китайскую систему, имели несколько имен: личное (даваемое при рождении, которое было тайным), девиз правления и храмовое имя (даваемое после смерти).
[4] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[5] Шакабпа, 2003, с. 126.
[6] Шакабпа, 2003, с. 127; Кычанов, Мельниченко, 2005.
[7] Dukula'i Gozang — в кн.: Tibet and Manchu, 2008, p.8.
[8] Успенский, 1996.
[9] Tibet and Manchu, 2008, p.9.
[10] Шакабпа, 2003. с. 129.
[11] Berzin, 2000.
[12] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[13] Беспрозванных, 2001, с. 148.
[14] Шакабпа, 2003, с. 129.
[15] Мартынов, 1978.
[16] Беспрозванных, 2001, с. 147.
[17] Шакабпа, 2003, с. 130–131.
[18] Духовная культура Китая, 2009.
[19] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[20] Богословский, 1978.
[21] Левкин Г.Г. Китай или Маньчжурия...
[22] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[23] Smith, 1996, p.117.
[24] Ya Hanzhang, 1994, p. 73 — цит. по: Кычанов, Мельниченко, 2005.
[25] Шакабпа, 2003.
[26] Успенский, 1996.
[27] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[28] Kolmas, 1967.
[29] Шакабпа, 2003.
[30] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[31] Шакабпа, 2003, с. 146.
[32] См., напр.: The rebel Dalai Lama...
[33] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[34] Коротко о Тибете: исторический очерк....
[35] Tibet and Manchu, 2008, p.19–20.
[36] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[37] Шакабпа, 2003, с. 149.
[38] Беспрозванных, 2001, с. 168.
[39] Шакабпа, 2003, с. 150.
[40] Smith, 1996, p.126.
[41] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[42] Беспрозванных, 2001.
[43] Намсараева, 2003.
[44] Беспрозванных, 2001, с. 176.
[45] Smith, 1996, p.126.
[46] Вне Тибета такую казнь маньчжуры практиковали до самого ХХ в.
[47] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[48] Намсараева, 2003.
[49] Намсараева, 2003.
[50] Лу, 1828, с. 114.
[51] Шакабпа, 2003, с. 158
[52] Шакабпа, 2003, с. 160.
[53] Цыбиков, 1981, с. 13.
[54] Сицзян цзянши, 1993 — цит. по кн.: Кычанов, Мельниченко, 2005. По Интернет-сайту МИД КНР, «одновременно правили наместник центрального правительства в Тибете и Далай-лама» (Коротко о Тибете: исторический очерк...).
[55] Намсараева, 2003.
[56] Намсараева, 2003.
[57] Шакабпа, 2003, с. 163.
[58] Материалы, 1994.
[59] Новая история Китая, 1972 — цит. по: Кычанов, Мельниченко, 2005.
[60] Цит по: Беспрозванных, 2001, с. 40.
[61] Tibet and Manchu, 2008, p.45.
[62] A 60-point commentary...
[63] Tibet and Manchu, 2009, p.59.
[64] Ran, 1991.
[65] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[66] Шакабпа, 2003.
[67] Шакабпа, 2003.
[68] Шакабпа, 2003.
[69] Намсараева, 2003.
[70] Шакабпа, 2003.
[71] Шакабпа, 2003.
[72] Мартынов, 1978.
[73] Ya Han Chang, 1991 — цит. по: Тибет: правда, 1993.
[74] Намсараева, 2003.
[75] Намсараева, 2003.
[76] Ya Han Chang, 1991 — цит. по: Тибет: правда, 1993.
[77] Намсараева, 2003.
[78] Намсараева, 2003, с. 119.
[79] Намсараева, 2003, с. 121–122.
[80] Шакабпа, 2003.
[81] Шакабпа, 2003.
[82] Шакабпа, 2003.
[83] Yeh, 2003, p.499–523.
[84] Шакабпа, 2003; Smith, 1995, p.137–138.
[85] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[86] Van Walt, 1987.

C.Л. Кузьмин «Скрытый Тибет»: вернуться к оглавлению