Как сказано выше, китайские власти старались привлечь на свою сторону тибетское население. Они обещали блага, поначалу хорошо платили. Но тибетцы Кама (кампа) и Амдо (амдова) привыкли к вольной жизни. Отдельные столкновения начались уже в 1949 г. вскоре после вступления НОАК.[1] Тогда же были случаи ареста и конфискации товара «иностранных империалистов», привезенного тибетскими торговцами.[2] Строительство дорог тоже вызывало недовольство.[3] Люди говорили, что хотят жить независимо от Китая. В 1950–1954 гг. произошли восстания в Гьелтанге (южнее Литанга) под предводительством Аку Лемара, в Хормукха и Нангра (Амдо) — под предводительством вождей (понов, или пëнов) Чойдже и Вангчена.[4] За оружие взялись несколько тысяч человек. Произошло несколько боев. По тибетским данным, в нескольких боях тибетцы потеряли убитыми и ранеными 631 чел., китайцы — 1140. Тибетки заступали место погибших мужей. В 1951 г. подошли китайские войска численностью около 70 тыс. чел. и после нескольких боев взяли Хормукху и Нангру.

Восставшие ушли в горы. В течение трех лет китайцы отражали нападения партизан, переписывали население и обследовали территорию.[5] Войска получили подкрепление. Партизаны были разбиты и рассеяны, потеряв 300 чел. Китайцы потеряли не менее 500 чел.[6] Многие партизаны сдались. Начались «митинги борьбы», после которых каждый раз с десяток людей расстреливали. Из Нангры некоторые добрались до Индии, но большинство бежавших были убиты или арестованы по дороге. В селениях осталось мало народу — слепые, калеки, старики и дети. В 1954 г. Чойдже и Вангчена поместили под домашний арест. С тех пор о них больше не слышали.
Вначале беспокойством были охвачены монастыри, племенные вожди и феодалы, тогда как представители «низов» даже добровольно работали на строительстве дорог. В 1953 г. китайские коммунисты произвели первые разрушения в монастырях Амдо.[7] С того же года тибетцев стали заставлять строить дороги и предоставлять вьючный скот для строительных частей НОАК, жителей придорожных деревень — снабжать строителей продовольствием.[8] Эти повинности распространялись и на монастыри.

В Китае переход к социализму проходил в две стадии: демократической реформы и социалистических преобразований. Эта реформа состояла в перераспределении земли, подавлении землевладельцев, контрреволюционеров, запуске классового разделения и классовой борьбы.[9] К середине 1950-х гг. Китай в основном завершил первую стадию этого перехода. В 1955–1956 гг. там началась ускоренная коллективизация, провозглашенная Мао. Последний считал, что «национальные меньшинства» должны следовать по тому же пути, что и ханьцы, чтобы не отставать от них, — то есть провести полномасштабную демократическую реформу. Пока было сделано исключение лишь для территорий, подконтрольных Лхасе. Якобы «исторические условия» на тибетских землях китайских провинций были совсем другие потому, что о реформах там уже просило население.

Но истинная причина была не в этом, а в эффективном контроле китайского правительства. Ведь на территориях «Комитета освобождения Чамдо» тоже стали проводить реформу. В 1956 г. эту территорию присоединили к будущему ТАР, а в августе 1957 г. в Чамдо объявили, что реформы не будет. Но к тому времени в округе уже полыхало восстание.

Демократическая реформа не встречала сочувствия тибетцев.[10] «Тибетцы считали ее, в первую очередь, атакой на свою систему ценностей. Богатые или бедные, они были едины в своей вере в буддизм и в своей поддержке религиозных учреждений и не могли представить какую-то реформу, которая положила бы конец этим религиозным организациям, которые были центром их взгляда на мир».[11] В некоторых местах духовенство составляло 11–20% населения. По секретному докладу департамента национальной обороны правительства Канады от 6 октября 1950 г., даже крестьянство в Тибете с подозрением относилось к любому учению, способному нарушить существующее положение вещей.[12] «Их культурное наследие, передававшееся из рук в руки в течение столетий, очень дорого. Простые люди, спорившие со своим жребием, погруженные в религиозные ритуалы и наслаждавшиеся традиционными формами отдыха, — все они просили оставить их одних в своих изолированных долинах и на холмистых плато».[13]

Это не устраивало коммунистов. Еще в 1950 г. Дэн Сяопин подчеркнул, что реформу на землях «национальных меньшинств» должны проводить элементы из этих самых «меньшинств».[14] Он указывал, что реформа необходима потому, что без нее нельзя избавиться от «бедности и отсталости». Но ее нельзя проводить, пока не созреют условия. Поэтому сначала надо было сформировать местные кадры и «патриотически настроенные слои населения».[15]

Первые тибетские члены КПК появились в У-Цанге в первой половине 1950-х гг. 5 октября 1957 г. сообщалось, что в Тибете уже более 5 тыс. тибетских революционных кадров, 1 тыс. членов компартии, более 2 тыс. членов комсомола, более 6 тыс. членов Патриотической культурной ассоциации молодежи и более 1 тыс. членов Патриотической ассоциации женщин.[16] По китайской статистике из другого источника, в 1952 г. в будущем ТАР было 877 коммунистов, в 1965 г. (накануне Культурной революции) — 14830, из них лишь 7153 — из «нацменьшинств» (в том числе тибетцев), в 1989 г. — соответственно 70 тыс. и 56 тыс.[17] Ц. Шакья предполагает, что небольшое число коммунистов было и в Восточном Тибете, эти данные могут быть в архивах Сычуаньского отделения КПК: в ранний период все тибетские коммунисты были из Восточного Тибета. По официальным цифрам, в октябре 1954 г. в Цинхае общее число тибетских кадров (не только коммунистов) составляло более 1500 чел.[18]

Старики-тибетцы говорили мне, что большинство жителей их страны были против власти китайцев, лишь немногие сотрудничали с ними. Тибетцы были в большинстве религиозны и воспринимали маоистов как безбожников, вторгшихся с оружием. Они привыкли жить в закрытом обществе без иностранцев и хотели так жить и дальше. Почти все они верили своей элите. Недовольство касалось мелочей. Характерно, что в те годы тибетцы сочиняли насмешливые песенки про китайские власти, но не про тибетских феодалов. Это показатель настроений народа.

Так что левые ошибаются, что «у сопротивления была очень узкая опора в Тибете».[19] В действительности, узкая опора была у компартии.

Возвращаясь из Пекина весной 1955 г., Далай-лама XIV заехал в свою родную деревню Такцер в Амдо. Здесь уже началась демократическая реформа. Когда он начинал говорить с народом, все заявляли, что счастливы под руководством Мао и компартии.[20] Но из приватных бесед он узнал, что китайцы начали вводить коллективное земледелие, а крестьяне отчаянно сопротивляются этому. Напряжение растет, китайцы становятся все более настойчивыми и подозрительными, игнорируют чувства населения. По всей дороге в пограничных районах Восточного Тибета он видел рост горечи и ненависти тибетцев к китайцам, рост жестокости со стороны последних.
Там восстания еще не начались, но уже шли в других местах. В конце 1955 и 1956 г. они охватили весь Кам. Туда направили крупные дополнительные контингенты войск.[21] Начались ожесточенные бои. Чтобы запугать кампа, китайцы приступили к артобстрелам и воздушным бомбардировкам населенных пунктов и монастырей, массовым репрессиям. Тибетцы называли китайских солдат «тендра» — «враги веры», а партизан-кампа — «тэнсунг» — «защитники веры».[22]

Крупным очагом восстания стал Литанг. Коммунисты пришли туда в 1950 г.[23] После этого они пять лет проявляли умеренность, пытаясь уговорами склонить население к демократической реформе. В 1952 г. началась интенсивная пропаганда. Жителям зачитывали список имущества, которое надо сдать. Потом стали требовать пожертвований на то, чтобы американцы не бросили атомную бомбу на китайцев. У кого не было денег, должны были дать 25 голов скота. В 1954–1955 гг. китайцы стали собирать бедняков и давать им пищу, одежду и деньги. Затем эти бедняки ходили повсюду и рассказывали, что духовенство эксплуатирует народ. Ругали и богачей. Наконец, увидев, что пропаганда бесполезна, китайцы заявили: «Белый путь — это дорога к коммунизму, черный путь приведет к разрушению всего, чем вы владеете: жизни, имущества, религии, общественных структур. Выбирайте, что хотите». Многие выбрали так называемый «черный путь».

В феврале 1956 г. жители деревень, участвовавшие в столкновениях с китайцами, укрылись в большом монастыре Чантренг Сампелинг. Появился самолет, который разбросал листовки с призывом сдаться. Ответа не последовало. Тогда самолет разбомбил монастырь, в котором скопилось около 3 тыс. чел. Сотни людей погибли.[24] Из оставшихся одни сдались китайцам, другие бежали.

Узнав об этом, тибетцы пошли защищать главный монастырь Литанга.[25] Этот монастырь, Ганден Тубчен Чойкорлинг, был основан в XVI в. Далай-ламой III. В нем скопилось несколько тысяч тибетцев. Это было связано не только с восстанием, но и с празднованием тибетского Нового года, когда в храмы приходят паломники. Китайцы долго осаждали монастырь, безуспешно пытаясь взять его с помощью пехотных атак и артобстрелов. В ответ восставшие нападали на китайские военные лагеря. Китайцы провели бомбардировку с воздуха. От тех, кто засел в монастыре, потребовали сдаться. Осажденными руководил Сонам Вангьял, молодой вождь (пëн) Юнру. Он героически погиб, застрелив китайского командира на глазах его солдат.[26] Это было на второй день тибетского Нового года. Монастырь разбомбили с самолета, поднятого с авиабазы Чэньду в Сычуани. Есть сведения, что это был двухмоторный фронтовой бомбардировщик Ил-28, поставленный СССР.[27] Погибли и были ранены, по одним сведениям, несколько сот, по другим — несколько тысяч тибетцев.

Каратели проводили акции устрашения. Одного ламу расстреляли.[28] Настоятелю монастыря проволокой связали ноги, руки привязали к жерди, вокруг шеи обмотали цепь и повесили. Другого монаха раздели и стали жечь бедра, грудь и подмышки раскаленным штырем в два пальца толщиной. Это повторялось три дня, а между «сессиями» раны обрабатывали мазями. Собрали митинг, привели двух бывших настоятелей и стреляли в них, но не насмерть. Затем одного стали поливать кипятком, пока не задохнулся, в другого бросали камнями, потом изрубили топором по голове и плечам. Толпе объяснили, что это эксплуататоры.

Есть данные о бомбардировках не только этих двух монастырей, но и некоторых других.[29] Бомбежки дали новый стимул восстанию. Ряды повстанцев пополнялись. В партизаны вступали женщины, некоторые из них даже возглавляли группы. Были случаи, когда дочь заступала место погибшей матери. Как и в других местах, НОАК использовала атаки «волнами», когда место павших сразу заступали новые цепи солдат.[30] В результате потери китайцев были значительными. Тибетцы говорили, что местами их похоронены десятки тысяч, что, видимо, преувеличение. Были разрушены монастыри Сэрта, Далак Тенгчен, Техор Танко, Ба Чхоти и Маркхам Ло.[31]

На жителей обрушились репрессии. Тибетцы говорили, что от этого население Литанга сократилось наполовину. Остались только женщины с детьми до 13 лет. В поисках партизан каратели врывались в дома, убивали собак, иногда заодно и детей. Продовольствие забрали, урожай уничтожили, чтобы не достался партизанам. Люди стали голодать. Некоторые женщины с детьми бросались в реки, не выдержав страданий.

В Центральный Тибет стали прибывать кампа. Очевидец из г. Сакья вспоминает, что поначалу они называли себя «паломниками», а на самом деле были кто беженцами, кто партизанами.[32] Если разговор становился откровенным, они советовали местным тибетцам продавать имущество, брать серебро и уходить в Индию, пока не поздно. Поначалу местные жители не верили рассказам беженцев о том, что делают китайцы в Каме.

В Центральном Тибете население тоже не стремилось к реформам. В феврале 1956 г. во время праздника Монлам в Лхасе появились листовки с требованием к китайцам покинуть Тибет, были поданы петиции властям. Бумаги были подписаны именем Миманг Цонгду (Народных союзов) — той самой организации, которую китайцы подавили в 1952 г.[33] В нее входили торговцы и мелкие чиновники. Во главе союза встали крупный торговец Алу Чонце Церинг Дордже и двое чиновников. Финансовую поддержку оказывал калон Сурканг Вангчен Гэлэг при поддержке высокого ламы Цзатула Ринпоче. Организация спонсировала ритуал подношения Далай-ламе, выступала против китайского присутствия, за восстановление власти Далай-ламы, тибетской валюты и армии. Позже Миманг Цонгду создали организацию «Благополучие бедных», которая стала помогать не только беженцам, но и беднякам Лхасы, пострадавшим от роста цен. Эта организация раздавала беднякам помощь и медикаменты, требовала от правительства разрешить беднякам бесплатно пользоваться водяными мельницами, чтобы делать ячменную муку. Она распространила свою деятельность за пределы Лхасы, в Шигацзе и Гьянцзе.
Мао Цзэдун эту деятельность недооценивал. В Пекине он заявил тибетским делегатам во главе с Лхалу, что она вызвана экономическими трудностями, а когда они пройдут, недовольство кончится. Тем не менее, после Монлама власти потребовали от Кашага прекратить деятельность Миманг Цонгду; угрожая военной акцией, заставили арестовать трех лидеров. Китайцы инкриминировали им связи с Гоминьданом и Америкой. Доказательств не нашлось, но один из троих умер в тюрьме. Это вызвало столь сильное недовольство, что 25 августа 1956 г. китайцы решили освободить двух других с условием, что те не будут заниматься агитацией.[34]

А в Каме и Амдо китайцы продолжали демократическую реформу. В районы восстания они перебросили войска численностью 40 тыс. чел.[35] В апреле 1956 г. вождей западного Кама собрали в Чамдо и стали агитировать, чтобы они «потребовали» реформ.[36] Большинство проголосовало за то, чтобы эти реформы отложить или вообще не проводить. Вождей распустили. А в апреле или мае часть из них собрали в Джомда (северо-восточнее Чамдо), окружили солдатами НОАК и объявили, что реформы начнутся немедленно. Вожди заявили о согласии. Но, когда охранники потеряли бдительность, они бежали и присоединились к восстанию. В Ньяронге восстание возглавила Дордже Юдон — жена местного вождя, в то самое время заседавшего в Дарцедо. Восстание там вспыхнуло после того, как были убиты женщины и дети другого чиновника, заседавшего там же.

Китайские власти осуждали и репрессировали «крепостников» и «рабовладельцев», большие поместья конфисковали, землю перераспределяли по своему усмотрению, некоторых землевладельцев казнили.[37] Ввели новые налоги на дома, землю, скот, а также на имущество монастырей.[38] По рассказам беженцев, китайцы стали требовать от населения серебро под предлогом того, что нужны средства на военные нужды в У-Цанге.[39] Властям нужны были серебряные деньги, чтобы платить там жителям. Люди в Каме и Амдо, у кого не было денег, должны были ради этого продавать свой скот и зерно. Чтобы заплатить налоги, приходилось продавать свою одежду и даже чашки для питья.[40] На скотоводов-кочевников начались массовые облавы: по мнению коммунистов, кочевничество — это варварство.

Китайские власти повсеместно проводили митинги, на которых разъясняли политику центрального правительства, объявляли зажиточных крестьян, помещиков и лам врагами и старались добиться их «критики» со стороны «низов». По рассказам тибетских эмигрантов, на митинги людей сгоняли угрозами. Лишь немногие бедняки сотрудничали с КПК в проведении реформы, большинство заставляли участвовать в этом деле.[41] Население делили на «крепостников» и «рабовладельцев», с одной стороны, «крепостных» и «рабов» — с другой.[42] Если «крепостные» и «рабы» отказывались участвовать в реформе, китайская администрация старалась принудить их к этому или же сама проводила реформу. Иногда крестьянам предлагали материальную помощь или жалованье.

В школы разных видов, центры воспитания, объединения старались записать как можно больше молодых тибетцев.[43] Международная комиссия юристов собрала массу сообщений с мест (в основном из Амдо, меньше — из Центрального Тибета), как в 1950-х гг. у тибетцев забирали детей для отправки в Китай. Родителей заставляли отдавать детей с помощью уговоров, денег и принуждения. Дети из тысяч семей вынуждены были уехать в Китай, где их воспитывали в духе борьбы с собственными традициями и свободой родины. Там они не получали нормального образования. В семьи и общество это вносило раскол. Многие вообще не вернулись, родители о них больше не слышали. Бывало, власти добивались смешанных браков между тибетками и ханьцами.[44]


Истребитель МиГ-15 китайских ВВС в Лхасе, апрель 2004 г.
(Creative Common License/uploaded on 7 May 2008 by nathanialfreitas).

Международная комиссия юристов также собрала десятки свидетельств того, как коммунисты закрывали тибетские монастыри во второй половине 1950-х гг.[45] Обычным делом было разрушение религиозных изображений, храмов, превращение последних в китайские казармы и конторы, арест высших лам, принуждение монахов к строительству автодорог и казарм, женитьбе или сожительству с женщинами, конфискация их имущества, нищета стариков, изгнанных из монастырей. Очевидцы вспоминали, как состоятельных людей, в том числе крестьян, выгоняли из домов, духовенство — из монастырей, имущество захватывали, а на дверях вывешивали таблички: «Конфисковано партией. Не входить».[46]

В 1954 г. к монастырю Пунцоглинг согнали женщин и приказали монахам выбирать.[47] Те отказались. Тогда одна из женщин, находившаяся на содержании у китайцев, стала обвинять старого ламу в связи с ней. У ламы спросили, что он предпочитает: женитьбу или казнь. Его поставили на колени на гравий на 15 минут, затем на шипы на час, затем китайцы вместе с этой женщиной стали его бить, колоть концом сабли, ослепили, надели кандалы. На следующий день били еще два часа. После этого он умер. В 1955 г. в монастырь Шива в Амдо явились вооруженные китайцы, загнали в храм лошадей и женщин кампа. Монахам приказали взять этих женщин, но те отказались. Священные книги стали набивать в матрасы, пускать на туалетную бумагу. Когда настоятель стал протестовать, ему отрубили руку выше локтя, добавив, что пусть Бог ее даст обратно. Монахам китайцы объяснили, что от религии нет пользы, потому что из-за нее люди не работают. В марте 1955 г. китайцы приказали жениться монахам Ньяронга (Амдо) [48]. Кто отказался, попал в тюрьму; 12 лам распяли, прибив гвоздями к крестам. За отказ вести проповеди против религии другому ламе протыкали бедро штырем толщиной в палец, пока он не умер. Много монахов и крестьян бежало.

Обычно лам пытали китайцы, поскольку даже тибетские красные активисты отказывались в этом участвовать.[49] Это была атеистическая пропаганда: этим старались показать невозможность вызвать божественные силы. Например, некоторых лам привязывали к лошадям, чтобы те таскали их по земле до смерти.[50] Монахов изолировали в их кельях без еды, требуя, чтобы еда появилась чудесным путем. Еда не появлялась. Это объявляли «доказательством» правоты атеизма.[51] Коммунисты насильно заставляли высоких лам переводить и распространять марксистские книги и статьи. Многих монахов высылали на поселение в Китай. В ряде монастырей обложили налогами каждую статую, каждое религиозное изображение.[52] Все это сопровождалось пропагандой: вместо феодальной морали старались привить коммунистическую. Бывало, в храмы приводили проституток, чтобы те выносили оттуда древние ножи, мечи и т.п., хранившиеся в виде подношений божествам.[53]

В ряде случаев нищие тибетцы соглашались расправляться с богачами и людьми среднего класса ради их имущества. В Амдо на митингах «обличали» тех, кто был «крепостником», некоторых сразу убивали выстрелом в затылок. В действительности многие из них просто имели слуг или наемных работников, которым платили. В области Дои в Амдо китайцы согнали народ на митинг, чтобы казнить около сотни состоятельных.[54] Во время митинга оплаченные китайцами бедняки стали ходить среди толпы и объяснять: если они не согласятся на казнь богачей, их самих расстреляют. Поэтому вопрос решился утвердительно. Волость возглавил бывший нищий.

Местный вождь и самый богатый человек из Дарцедо лишился всего имущества, его посадили в клетку с женой и детьми.[55] Четырнадцать членов его семьи бросили в реку. В Минья некто Вангток был обвинен в противодействии реформе: демократизаторы требовали золота, а его не было. Тогда местных жителей согнали глядеть на пытки. Сначала «обвиняемого» били палками и лили на голову кипяток, затем повесили за большие пальцы рук, наконец, забили в лоб раскаленный гвоздь около дюйма, бросили в грузовик и увезли.

В августе 1956 г. восстание распространилось среди тибетцев Амдо. Один кочевник вспоминал: «Они хотели захватить нашу землю. У нас не было выбора — только борьба. То же самое случилось и с другими племенами в Амдо. После этого Амдо был разорен. В нашей группе было человек сорок таких, кто нападал на бойцов Освободительной армии при первой возможности. Мы были жестоки, потому что знали, что если нас поймают, то сразу же расстреляют. Были и другие группы в Амдо, преимущественно кочевники и молодые женщины, которые делали то же самое. Меня ранило в бедро, пуля вышла в брюшной полости, оставив большую дыру. Воины традиционно сражаются на голодный желудок, чтобы в случае ранения в живот иметь шанс выжить. Мои внутренности стали вываливаться, так что я затянул ремень чубы, запихал их обратно, стараясь удержать внутри. Мой «брат», мой духовный друг смог перекинуть меня через свою лошадь, хотя я сказал ему, чтобы он бросил меня. Очнулся я в китайской тюрьме»[56].

В деревнях женщин и детей из тех семей, откуда мужчины ушли к партизанам, расстреливали из пулеметов.[57] Женщин нередко насиловали.

Коммунистические пытки и казни были куда изощреннее феодальных. Международная комиссия юристов собрала множество свидетельских показаний на эту тему. Помимо расстрела и повешения, тибетцев обезглавливали, избивали до смерти, отрубали конечности, топили, сжигали, разрезали на куски, закапывали в землю, морили голодом, удушали, вешали (иногда вниз головой), вырезали кишки, привязывали к хвосту лошади и гнали ее, бросали на съедение голодным собакам.[58] Убийства были публичными. За порками и казнями должны были наблюдать члены семьи, а маленьких детей даже заставляли расстреливать родителей.[59] Людей убивали без суда лишь по подозрению, ради денег, из-за социального положения и т.д. Монахов убивали особыми способами. Перед пытками их старались унизить, особенно старых и самых уважаемых. Их запрягали в плуги, скакали на них, как на лошадях, избивали кнутом и т.д. Есть сведения, что к июню 1959 г. в Каме было разрушено 250 монастырей, высокие ламы почти поголовно арестованы или убиты.

Панчен-лама Х писал, что, если бы про зверства в Цинхае был сделан фильм, он бы шокировал зрителей.[60] Например, в Голоке перебили много людей, их трупы сбросили с горы в большой ров. Китайские солдаты приказали всем членам их семей и родственникам праздновать истребление «мятежников». Их даже заставляли танцевать на телах убитых. Вслед за тем их всех расстреляли из пулеметов. Там же и зарыли. В Амдо и Каме людей расстреливали группами по 10–20 чел. В результате население заметно сократилось. По словам Панчен-ламы, в деревнях и городах Цинхая раньше было по 3–4 тыс. тибетцев. Из них арестовывали по 800–1000 чел., из которых примерно половина умерла в заключении. Большинство было невиновно. В местах, которые были серьезно затронуты восстанием, остались только женщины, дети и старики, тогда как молодежи, людей среднего возраста и авторитетных лиц осталось немного.[61] Против голоков НОАК использовала в качестве истребителей-бомбардировщиков 28 советских МиГ-15с, базировавшихся в Чэньду.[62] Такие самолеты НОАК использовала и в других местах Тибета.



Развалины монастыря Юндрунглинг, Кам.

Население Голока сократилось со 130 тыс. в 1956 г. до 60 тыс. чел. в 1963 г.[63] А в 1986 г. Панчен-лама нашел в Цинхае лишь небольшую горстку людей, причастных к восстанию. Позже некоторые бывшие каратели служили в Тибетском военном округе и военном округе Чэньду. Они признавались Панчен-ламе, что не должны были делать то, что делали.[64]

Но в те годы кое-кто был не прочь полностью истребить восставший народ. Один из тибетцев, сотрудничавших с маоистами, а затем ушедших в эмиграцию, рассказывал, что китайский полковник объяснял ему: «Нам надо искоренить их всех, даже женщин и детей... Если раздавишь гнид, не будет вшей».[65] Другой тибетец, бежавший из китайской тюрьмы и знавший китайский язык, слышал там, что китайские солдаты часто клялись полностью истребить кампа: если хоть двое останутся в живых, они будут устраивать саботаж и большие разрушения.[66]

Директор сельского рабочего отдела парткома КПК провинции Цинхай Лю Цэси, сам того не заметив, признал, что народ Амдо не хотел классовой борьбы, а ее разжигали коммунисты: «В этой жестокой классовой борьбе, после проведения кампании пропаганды и воспитания, после противопоставления старого и нового общества у многих трудящихся пастухов быстро возбудилось классовое сознание. После того, как они осознали реакционную сущность эксплуататорского феодального класса, все они чрезвычайно удивились. Они поднялись, обвиняя класс эксплуататоров в его гнусных преступлениях. Они добровольно повязали контрреволюционных и плохих элементов и передали их правительству, попросив наказать»[67].

Неудивительно, что репрессии вызывали эффект, обратный ожидавшемуся. «Низы» в большинстве проявили солидарность с «верхами», поскольку это были самые уважаемые люди в тибетском обществе.[68]

В противоречии с марксистской догмой, действия коммунистов по расколу народа вызывали не классовую борьбу, а консолидацию «угнетателей» и «угнетенных». Зато дистанция между компартией и народом увеличивалась. Это до сих пор не понимают те, кто повторяет маоистскую пропаганду: «Тибетские помещики и ламы были возмущены тем, что пришедшие китайцы были коммунистами. Они опасались, что с течением времени коммунисты начнут навязывать высоко привилегированной тибетской теократии свои эгалитарные и коллективистские решения. В 1956–57 годах вооруженные тибетские банды напали на конвои НОАК»[69].

Бывало, в Пекине критиковали методы работы китайских кадров в тибетских областях. Указывали на неравномерность в земельной реформе, взимании налогов и содержании земель и скота монастырей, неадекватность религиозной политики, случаи великоханьского шовинизма, недостаточную образованность тибетских кадров.[70] Некоторых чиновников наказывали. Но народ не хотел реформы. Поэтому главным средством ее проведения оставались репрессии.

Такой подход не противоречил идеям Мао Цзэдуна. «Необходимо прежде всего разобраться в том, что такое «народ» и что такое «враги». На нынешнем этапе, в период строительства социализма, к народу относятся все классы, прослойки и общественные группы, которые одобряют дело социалистического строительства, поддерживают его и принимают в нем участие; врагами народа являются все те общественные силы и группы, которые сопротивляются социалистической революции, враждебно относятся к строительству социализма и подрывают его. Искоренение контрреволюционеров есть борьба, обусловленная противоречиями между нами и нашими врагами».[71] Итак, все, кто не хочет социализма, — это не народ. Народ — это только те, кто идет за Мао. Значит, восстание против маоистов не может быть народным. Это дело «врагов народа», а их надо искоренять.

Возникли планы по форсированию демократической реформы и в Центральном Тибете. 1 июля 1956 г. Тибетский рабочий комитет КПК во главе с Чжаном Цзиньу и Чжаном Гохуа предложил ЦК КПК начать там реформы зимой 1956 — весной 1957 г., сначала в нескольких местах, а потом распространить на весь район.[72] Предложили организовать силы общественной полиции безопасности численностью 4–6 тыс. чел., увеличить народную полицию и экономическую полицию до 2400 чел., увеличить число кадров из тибетцев до 40–60 тыс. чел., 20–30 тыс. тибетцев принять в КПК и 30–50 тыс. — в комсомол, прислать в Тибет еще 6 тыс. ханьских кадров.

Восстание поставило Далай-ламу и тибетское правительство в трудное положение. Они сочувствовали повстанцам, но вынуждены были советовать им сложить оружие и вернуться, поскольку силы китайцев были превосходящими. Повстанцы же, готовясь к дальнейшей борьбе, пользовались помощью земляков, находившихся в Лхасе. Китайские руководители вынуждены были считаться с реалиями. Они предпочли не форсировать события в Центральном Тибете.

20 сентября 1956 г. Чжан Гохуа произнес речь на VIII съезде КПК, где сообщил об итогах пятилетнего китайского правления в будущем ТАР. Генерал отмечал, что в Тибете «феодально-крепостнический» строй, трудящиеся живут тяжело, экономика отсталая. По его словам, для успеха реформ нужно, чтобы: «1) трудящиеся требовали проведения преобразований, а представители верхних слоев искренне поддерживали их; 2) был разработан метод проведения преобразований, основанный на научном обследовании социально-экономического положения Тибета и согласованный с представителями всех слоев населения; 3) было в наличии определенное количество национальных кадров».[73] Генерал полагал, что на это потребуется долгое время. Он подчеркивал необходимость привлечения к этой работе верхов тибетского общества, свободы вероисповедания и защиты религии.

Его мнение очень ценно. Оно доказывает, что трудящиеся не требовали преобразований, верхние слои не поддерживали их, метод их проведения не был ни разработан, ни согласован с народом. Народ проявлял такое единство, что даже местных сторонников КПК не хватало.

Для партизан объективной необходимостью была координация действий. Это попытался сделать Гонпо Таши Андругцанг (1905–1964), купец из Литанга. Он проявил себя как смелый и талантливый организатор и военачальник. Впоследствии он сумел уйти в Индию, где скончался от последствий ранений, полученных в бою при Дрегунг Машунг.

В декабре 1956 г. Г.Т. Андругцанг отправил партизанам в Юго-Восточный Тибет послание следующего содержания: «С некоторого времени вы, люди, ведете восстание против красных китайцев. Сейчас пришло время собрать всю вашу отвагу и проверить ваше бесстрашие. Я знаю, что вы готовы рисковать жизнью и напрячь все усилия, чтобы защитить Тибет. Я также знаю, что громадная задача, которую вы поставили, — это благородное дело и вы не откажетесь от него, несмотря на ужасные зверства, совершаемые врагом. В этот час опасности я призываю всех людей, включая правительственных служащих, которые ценят свою свободу и религию, объединиться в общей борьбе против китайцев. Извещения направляются людям в других частях Тибета и в прилежащих странах, например в Индии, чтобы разъяснить, что тибетцы сейчас не имеют другой альтернативы, кроме как поднять оружие против китайцев»[74]. Разрозненные отряды восставших стали объединяться.

В конце 1956 г. коммунист Пунцог Вангьял созвал в Лхасе митинги торговцев из Кама.[75] На них он заявил, что причина войны — незнание жителями китайской политики; если они вернутся домой, то китайское правительство готово помочь им восстановить бизнес. Вангьял также пытался ввести в заблуждение лам насчет ситуации в Каме. Андругцанг опроверг его слова, в частности, напомнив о нарушении китайцами Соглашения из 17 пунктов.

В ноябре 1956 г. в Индии состоялось празднование 2500-летия паринирваны Будды. По приглашению индийского правительства туда прибыли две тибетские делегации: во главе с Далай-ламой и во главе с Панчен-ламой. По сведениям американского консульства в Калькутте, самолет с обоими иерархами не имел китайского флага, а был украшен только индийским и их личными флагами. В Индии Далай-лама проигнорировал инструкции китайцев и произнес речь, в которой сказал, что небольшие независимые народы уничтожаются сильными и большими.[76]

В конце того же года началось наступление НОАК на повстанцев. Узнав о этом, Далай-лама пожелал остаться в Индии, пока тибетский вопрос не будет решен мирным путем. Мао Цзэдун по этому поводу сказал на пленуме ЦК КПК 15 ноября 1956 г.: «Наш рабочий комитет и войска в Тибете должны подготовиться, возвести укрепления и запасти побольше продовольствия и воды... Первыми пусть нападут они, а тогда мы ответим контрнаступлением и разобьем наголову наступающих. Чего мне жалеть, если сбежит один Далай? Прибавьте к нему еще девять, пусть удерет десять Далаев, и я все равно не буду жалеть».[77] Однако, после советов Дж. Неру следовать Соглашению из 17 пунктов и заверений Чжоу Эньлая со слов Мао Цзэдуна, что проведение реформ будет отложено и будет проводиться только по желанию тибетцев, Далай-лама решил вернуться.[78]

27 февраля 1957 г. Мао Цзэдун заявил: «В соответствии с соглашением, состоящим из 17 статей, которое было заключено между центральным правительством и местным правительством Тибета, реформы общественного строя непременно будут там осуществлены, но решение о сроках осуществления реформ может быть вынесено только тогда, когда большая часть народных масс Тибета и их вожди признают это возможным; в этом нельзя допускать поспешности».[79] По-видимому, это заявление стало для Далай-ламы еще одним аргументом за возвращение. 1 апреля 1957 г. он вернулся в Лхасу. Летом 1957 г. прошли заседания ПК ТАР. Участники потребовали расширения представительства тибетцев до 90%, роспуска ряда комитетов (в том числе экономического, общественной безопасности и юстиции) и местных административных органов, сокращения сил НОАК.[80] Таким образом, план административной интеграции Тибета в Китай провалился.

Между тем крупные дельцы Кама и Амдо собирали деньги на церемонию Сэтри Чэнмо — подношение божествам-хранителям Тибета для дарования долгой жизни и благополучия Далай-ламе. Но у этой деятельности был и другой аспект: создание союза Чуши Гангдруг, который позже организовал широкое партизанское движение.[81]

Чуши Гангдруг по-тибетски — «Четыре реки, шесть горных цепей». Это традиционное название для Кама и Амдо. Организатором Чуши Гангдруг был Г.Т. Андругцанг. Вместе с ним в тайных приготовлениях участвовали вожди из разных областей Восточного Тибета.[82] Они попросили Далай-ламу даровать посвящение Калачакры, на что получили согласие. Но, поскольку еще раньше такой же запрос поступил от группы тибетцев из Амдо, они объединились. Присоединились и жители Лхасы. Церемония прошла 4 июля 1957 г. Она символизировала возведение на трон Далай-ламы XIV как правителя всего Большого Тибета и подтверждение веры в него как в высшее существо. Было решено — подобную церемонию будут проводить ежегодно, во время нее Далай-лама будет сидеть на троне и давать аудиенцию народу, а остальное время трон должен храниться в Потале.

К началу 1958 г. более 15 тыс. семей искали убежища в Лхасе и прилежащих областях.[83] Где-то в начале 1958 г. китайские власти депортировали из Центрального Тибета в Китай 1500 китайских торговцев, которые жили там уже несколько лет.[84] Их подозревали в антикоммунистических настроениях и передаче информации тибетцам. Вместе с ними изгнали несколько сотен кампа. Население расценило это как признак того, что власти собираются форсировать реформу. Вскоре после этого Андругцанг организовал совещание 23 групп партизан. Так региональное движение сопротивления Чуши Гангдруг было преобразовано в общетибетское — Тенсунг Дхангланг Магар (Добровольческие силы защиты Учения). Стали собирать оружие, коней, наладили связь с двумя офицерами тибетской армии и монахами. Итак, забыв старые междоусобицы и вражду, кампа объединились против оккупантов.

Происхождение этого названия неясно. Есть несколько предположений.[85] Аведон считает, что Добровольческая армия — это альянс Чуши Гангдруг с Миманг Цонгду. Андругцанг называет это реорганизованное движение Добровольческие борцы за свободу, по-видимому, выводя это из названия указанной армии. По мнению Дж. Норбу, это название заменило Чуши Гангдруг, так как в Лхока к движению присоединилось большинство партизан из Кама.

Некоторые китайцы не поддерживали действия своего правительства. Так, полковник артиллерии Чэн Хочин перебежал в тибетскую дивизию Хаданг Даши.[86] С собой он захватил кое-какое стрелковое оружие и боеприпасы. Этот офицер, принявший тибетское имя, девять месяцев сражался на стороне партизан, а затем его переправили в Индию, в г. Массури.

Большое число партизан собралось в округе Лхока южнее р. Цангпо, куда их вытеснили в 1957 г. китайские войска численностью 150 тыс. чел. Здесь у них был легкий доступ в Индию для бегства или снабжения. 16 июня 1958 г. в местности Лходам Дхама Дзонг состоялось собрание и смотр их сил.[87] Четырех опытных людей выбрали высшими командирами, пять — офицерами связи, еще пять — интендантами. Создали секретариат и отдел финансов. Всего было 18 полевых командиров и свой командир на каждые 10 партизан. Распределили задания, пункты разведки, определили монастыри, имения и провинциальные дзонги (замки) для контактов и помощи.[88] Был принят кодекс поведения из 27 пунктов, который позже расширили.

Важным положением этого кодекса была защита населения от криминальных элементов. Китайская пропаганда подчеркивает, что партизаны занимались грабежом, а между ними возникали раздоры.[89] В действительности, они старались выявить группы, которые под предлогом защиты страны занимались грабежом населения. В местности, где действовали такие разбойники, Андругцанг направил отряды по 50–100 партизан с приказом арестовывать или уничтожать разбойников. В Каме около 120 партизан дезертировали, чтобы действовать по своему усмотрению[90]. Большинство их, образовав две банды, стали разбойниками. Андругцанг выделил против них четыре отряда по 100 чел. Главарей приговорили к смерти, банды разоружили, награбленное вернули владельцам.

Китайцы старались использовать бандитов, чтобы расколоть тибетцев. От них требовалось под видом борцов за свободу совершать набеги и грабить население, а заодно заниматься сбором информации о партизанах. Однако эту деятельность удалось пресечь в самом начале. Китайцам пришлось отказаться от этого плана. Но в некоторых местах среди населения был раскол. Например, в Пала (Восточный Тибет) часть кочевников присоединилась к восставшим, а часть отказалась.[91] Тогда восставшие стали делать карательные рейды. Пришли войска, восставшие были побеждены. Реформу после этого стали проводить, но постепенно: конфискацию и перераспределение земли провели, а создание коммун отложили.


Партизаны Чуши Гангдруг (DIIR Archive, Central Tibetan Administration).

Под давлением китайцев тибетское правительство послало в Лхока письма к партизанам с просьбой отказаться от военных действий, затем прислало своего представителя с той же целью.[92] Партизаны отказались. По просьбе тибетских чиновников они написали в Кашаг о причинах этого. Посланец вернулся в Лхасу.

Первое столкновение с китайцами произошло в августе 1958 г. у деревни Ньемо Дукхак Самдо.[93] Китайцы блокировали дорогу, окопались и, когда появились партизаны, открыли огонь из орудий, пулеметов и винтовок. Тибетцы отошли, разбились на группы по десять и заняли стратегические позиции на вершинах гор и за рекой. Более двух суток продолжалась перестрелка. Когда кончились боеприпасы, тибетцы, достав мечи, пошли врукопашную. Китайцы потеряли 200 чел. убитыми и неизвестное число ранеными. Тибетцы потеряли 40 чел. убитыми, 68 ранеными, 50 лошадей и мулов. Дорога была открыта.

Выполняя Соглашение из 17 пунктов, правительство Тибета проигнорировало запрос ЦРУ США о посылке официальной просьбы о помощи сопротивлению. Поэтому Андругцанг с отрядом пришел в Шанг Гаден Чокхор, где находился склад оружия и амуниции, принадлежавший правительству Тибета.[94] По окрестностям были разосланы группы в 50–100 чел. для разведки передвижений китайских солдат. Андругцанг вспоминал, что охранявшие склад отдали его после долгих переговоров. Они имели приказ ти- бетского правительства не давать оружия партизанам, но сочувствовали им.

Партизаны в основном были вооружены легким оружием.[95] У них были британские, немецкие, чехословацкие и советские винтовки времен второй мировой войны. Кое-что они захватили у китайцев, кое-что — в результате налета на упомянутый склад, кое-что покупали за свой счет. ЦРУ США забрасывало в Тибет оружие и деньги самолетами. Чтобы об этом не узнали в КНР, оружие было не американское. Вместо него с самолетов сбросили несколько плохо сделанных базук и немного старых британских винтовок, бывших в ходу в Индии и Пакистане. Сброшенное с самолета оружие ломалось и становилось почти бесполезным. Китай имел куда лучшее иностранное оружие и в гораздо большем количестве. В американском лагере тренировали тибетцев для партизанской войны.

Произошел ряд новых боев партизан с НОАК. Наиболее крупные были в Уюг, Ньемо, Ньемо Шол, Ньемо Каркханг, на аэродроме Кангсюнг, перевале Кьогче, у монастыря Дикхунг Дугонг, в Джанг Мойшунг, Рабтен Гон, Чунгпо Тенчен, По Тамо.[96] Под городом По Тамо, построенном китайцами, произошла большая битва, которая продолжалась 15 дней. Было убито более 550 солдат, партизаны потеряли не более 20 чел. убитыми и девять ранеными. По воспоминаниям Андругцанга, в трех других боях китайцы потеряли 176, 700 и 200 чел. убитыми, потери тибетцев были меньше. Тибетцы захватывали оружие, амуницию, имущество, продовольствие, медикаменты. Китайский автотранспорт сжигали, поскольку не могли использовать.

В итоге область Лхока была освобождена от китайцев, за исключением Цетанга, где их гарнизон в 2 тыс. чел. имел сеть подземных туннелей.[97] Позже отряды партизан вынуждены были с боями отходить на север и северо-восток, так как дороги на юг были блокированы китайской армией. Большие потери партизанам наносили бомбардировки и обстрелы с воздуха. Китайцы были хорошо информированы об их силах и расположении.[98] Еще успешнее действовали китайцы в Каме и Амдо. По секретным китайским документам, с 1952 по 1958 г. армия подавила в одном Канлхо 996 восстаний, уничтожив при этом 10 тыс. партизан.[99]

Между тем число беженцев в У-Цанге быстро росло. Есть сведения, что к концу 1957 г. приток беженцев из Кама в У-Цанг составил 15 тыс. семей.[100] Дело в том, что с лета 1957 г. КПК мобилизовала «народные массы в масштабе всей страны на борьбу против правых буржуазных элементов».[101] А в 1958 г. в КНР объявили курс Большого скачка. Этот курс (как известно, потерпевший крах) означал радикальные реформы во всех сферах, чтобы быстро построить коммунизм. Важнейшей предпосылкой Большого скачка объявили техническую и культурную революцию: ликвидацию неграмотности, культурно-массовую работу и т.п.[102] Еще бы: по основным видам промышленной продукции за 15 лет решили догнать и перегнать Англию, но КПК призвала сделать это еще быстрее: «Несколько лет упорного труда — 10 тыс. лет счастья!» Демократическую реформу в Каме и Амдо стали проводить еще радикальнее.



Члены Добровольной армии национальной обороны в Лхока
(DIIR Archive, Central Tibetan Administration).



Тибетские партизаны проверяют трофейное китайское оружие (Andrugtsang, 1973).

---

[1] Norbu, 2003, p.613.
[2] Andrugzang, 1973, p.11.
[3] Клинов, 2000, с. 318.
[4] Tibet Under Chinese, 1976, p.14; Norbu, 2006.
[5] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960.
[6] Tibet Under Chinese, 1976, p.14–21.
[7] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960.
[8] Клинов, 2000, с. 318.
[9] Smith, 1996, p.387.
[10] Клинов, 2000, с. 318.
[11] Shakya, 1999, p.143.
[12] Secret: CTC releases documents...
[13] Andrugtsang, 1973, p.31.
[14] Wang et al., 1997, p.232.
[15] Клинов, 2000, с. 318.
[16] Ling, 1964, p.224.
[17] Shakya, 1997.
[18] Ling, 1964, p.86.
[19] Parenti M. Friendly feudalism...
[20] Далай-лама, 2000.
[21] Богословский, 1978.
[22] Butterfield, 1979.
[23] The Question of Tibet, 1959, p.206; Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p.42–253.
[24] Shakya, 1999, p.140.
[25] Гарри, в печати.
[26] Norbu J. March winds...
[27] Smith, 1996, p.410.
[28] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p.42, 235.
[29] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960; Послание американского посольства в Карачи в Госдепартамент, 06.09.1956, National Archives 793B.00/9–656 — цит. по: Smith, 1996, p.410.
[30] Norbu, 2006.
[31] The Question of Tibet, 1959, p.37.
[32] Norbu, 1999, p.145–146.
[33] Shakya, 1999, p.144–147.
[34] Andrugtsang, 1973, p.40–41.
[35] Andrugtsang, 1973.
[36] Smith, 1996, p.407.
[37] Далай-лама, 1992.
[38] Далай-лама, 1992.
[39] Andrugtsang, 1973, p.37–38.
[40] The Question of Tibet, 1959, p.38.
[41] Клинов, 2000, с. 319.
[42] Богословский, 1978.
[43] The Question of Tibet, 1959, p.53; Tibet and the Chinese People's Republic, 1960; Secret: CTC releases documents...
[44] Клинов, 2000, с. 319.
[45] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960.
[46] Френч, 2004.
[47] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p.38, 43–44.
[48] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p.43–44.
[49] Smith, 1996, p.404.
[50] Trikamdas, 4 June 1959.
[51] Secret: CTC releases documents...
[52] Secret: CTC releases documents...
[53] The Question of Tibet, 1959, p.38.
[54] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p.196
[55] Samsara: personal testimony...
[56] Френч, 2004, с. 187–188.
[57] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960, p. 87; Далай-лама, 2000.
[58] Tibet and the Chinese People's Republic, 1960; Далай-лама, 1992, 2000; Куртуэ С. и др. Черная книга коммунизма.
[59] Далай-лама, 1992, 2000.
[60] His Holiness the Panchen Lama...
[61] Panchen Lama, 1997, p.67.
[62] Ardley, 2002, p.31.
[63] China Spring, 1986, June, цит. по: Тибет: правда, 1993.
[64] His Holiness the Panchen Lama...
[65] Norbu J. March winds...
[66] Andrugtsang, 1973, p.88–91.
[67] Цит. по: Tibet: 1950–1967. 1968, p.326.
[68] Клинов, 2000, с. 319.
[69] Parenti M. Friendly feudalism...
[70] Ling, 1964, p.192–194.
[71] Мао, 1966, с. 47–48, 51.
[72] Dangdai zhongguo de xizang, p.225 — цит. по: Jian Ch. The Tibetan rebellion...
[73] Цит. по: Кычанов, Мельниченко, 2005, с. 268–269.
[74] Andrugtsang, 1973, p.42–43.
[75] Andrugtsang, 1973, p.48–49.
[76] Шакабпа, 2003.
[77] Ильин, 1978.
[78] Кычанов, Мельниченко, 2005.
[79] Мао Цзэдун. К вопросу...
[80] Богословский, 1978.
[81] Далай-лама, 1992.
[82] Brief introduction of Chushi Gangdruk...
[83] Shakya, 1999, p.167.
[84] Andrugtsang, 1973, p.55.
[85] Ardley, 2002, p.31.
[86] Andrugtsang, 1973, p.60.
[87] Andrugtsang, 1973, p.62–66; National uprising...
[88] Brief introduction of Chushi Gangdruk...
[89] Напр., Wang et al., 1997, p.244.
[90] Andrugtsang, 1973, p.91.
[91] Goldstein, 1994, p.93.
[92] Andrugtsang, 1973, p.69–70.
[93] Andrugtsang, 1973, p.72–73.
[94] Brief introduction of Chushi Gangdruk...
[95] Далай-лама, 1992, с. 127.
[96] Andrugtsang, 1973, p.70–91 и карта.
[97] Brief introduction of Chushi Gangdruk...
[98] Andrugtsang, 1973, p.92.
[99] Тибет: правда, 1993.
[100] Dunham, 2004, p.256.
[101] Сюй, 1958, с. 24.
[102] Щербаков, 1958, с. 9–15.

C.Л. Кузьмин «Скрытый Тибет»: вернуться к оглавлению