В июне 2015 года в одном из московских кафе досточтимый Роджер Кунсанг, помощник ламы Сопы Ринпоче и главный исполнительный директор ФПМТ, взял интервью у Tэло Ринпоче. На интервью присутствовал и лама Сопа, который в то время находился в России и даровал учения, организованные московским центром ФПМТ «Ганден Тендар Линг». В интервью Tэло Ринпоче рассказывает ламе Сопе Ринпоче и досточтимому Роджеру о своем детстве и юности и о том, как он стал почетным представителем Его Святейшества в России.


Тэло Тулку Ринпоче и лама Сопа Ринпоче в Калмыкии. 21 мая 2017 г. Фото: Игорь Янчеглов

– Давайте начнем рассказ с того, что было до вашего рождения.

Tэло Ринпоче: Мой предшественник был монголом, духовным лицом. В Монголии он был широко известен как Дилова-хутухта. «Хутухта» – это титул, дарованный маньчжурским императором, а «Дилова» по-монгольски означает «Тилопа», один из махасиддх. Я принадлежу именно к этой линии. Последние четыре воплощения родились в Монголии, и мой предшественник пользовался известностью в этой стране не только в силу своих духовных познаний и учености, но еще и потому, что активно участвовал в политических событиях того времени, когда в Монголии насаждался коммунизм по советскому образцу. Он был категорически против коммунизма и делал все, чтобы предотвратить его распространение в Монголии.

К несчастью, ему пришлось бежать из Монголии. Сначала он направился в Центральную Монголию. Но в то время в Китае происходили большие перемены, и он снова был вынужден отправиться в изгнание, на этот раз на Тайвань.

Через некоторое время он вернулся в Китай и обосновался в Нанкине. Тогда же старшие братья Его Святейшества Далай-ламы, Гьяло Дхондуп и Тхуптен Джигме Норбу, приехавшие в Нанкин учиться, встретились с Дилова-хутухтой, и он познакомил их с Чан Кайши.

В конце 1940-х – начале 1950-х годов в регионе произошли еще более радикальные изменения, и Дилова-хутухта был вынужден навсегда эмигрировать в Америку. Вероятно, он был одним из самых первых лам тибетского буддизма, эмигрировавших в Соединенные Штаты. Это происходило как раз тогда, когда там начала разрастаться калмыцкая диаспора. Во время Второй мировой волны калмыков депортировали в Сибирь, некоторые из них в конце концов навсегда уехали в Америку. Узнав, что калмыцкие эмигранты обосновались в городе Хауэлл в штате Нью-Джерси, Дилова-хутухта решил тоже переселиться туда из Нью-Йорка, чтобы жить с ними. Он стал их ламой и жил в общине до конца своей жизни, которая оборвалась в 1967 году.

– Теперь, давайте поговорим о вас.

Я родился в 1972 году в калмыцкой семье. Мои родители оба были калмыками. Они эмигрировали в Америку в конце 1940-х – начале 1950-х годов. В очень юном возрасте мне нравились буддийские изображения, тханки. В Америке тогда было несколько калмыцких храмов, изображения которых меня очень привлекали. Другие дети хотели стать президентами, пожарными, полицейскими, врачами или кем-то еще в этом роде. Что же касается меня, то я всегда знал, что хочу стать монахом.

Я родом из очень большой семьи – у меня пять братьев и три сестры. Я самый младший. Мои отец и мать и особенно мои бабушка и дедушка были очень религиозными людьми. Мои родители считали себя буддистами, но они мало что знали о буддизме, потому что им пришлось через многое пройти во время Второй мировой войны, а после войны они некоторое время жили беженцами в Восточной Европе. У них практически не было доступа к религии или информации, но, тем ни менее, они были глубоко верующими буддистами.

В 1979 году Его Святейшество Далай-лама отправился в свой первый тур по странам Северной Америки, и у меня появилась возможность с ним встретиться. В то время я уже жил в калмыцком буддийском храме в Хауэлле с четырьмя или пятью монахами из Калмыкии, Монголии и Внутренней Монголии. Мои родители присутствовали на этой встрече, также там был один из монахов.

Моя мать сказала Его Святейшеству: «Наш сын хочет стать монахом, но мы не знаем, что делать. Что вы посоветуете?» Его Святейшество ответил: «Отправьте его в Индию. Там он сможет получить надлежащее буддийское образование. В Америке нет такого места, где бы он мог изучать Дхарму».

В апреле 1980 года моя мать повезла меня в Индию. Исторически так сложилось, что монголы и калмыки поступали в монастырь Дрепунг Гоманг, и мои бабушка с дедушкой не хотели прерывать эту традицию. Когда я туда приехал, кажется, у меня не возникло никаких трудностей. Я моментально влился в монашескую общину. Как говорят на Западе, это была моя судьба или же призвание. Думаю, карма, безусловно, сыграла огромную роль.

– Вы тогда говорили по-тибетски?

Когда я туда попал, я не знал ни слова по-тибетски. Но я овладел языком довольно быстро. В то время настоятелем монастыря Дрепунг Гоманг был бурят по имени Нгаванг Нима. Он был одним из последних ученых лам монгольского происхождения, [живших в Тибете и вмете с тибетцами] ушедших в изгнание. Мне кажется, он увидел во мне что-то необычное. Его Святейшество Далай-лама приехал в Дрепунг в июле–августе 1980 года и давал учения, которые продлились целый месяц. Настоятель встретился с Его Святейшеством и рассказал ему о тех необычных вещах, которые во мне заметил. Его Святейшество попросил составить для него список монгольских лам и религиозных деятелей, скончавшихся за последние 15 лет. Настоятель представил список из 15 имен, и одним из них было «Дилова-хутухта».

Спустя некоторое время (думаю, это было примерно в сентябре) в монастырь пришло письмо из офиса Его Святейшества, в котором меня официально признавали перерождением Дилова-хутухты.

– Пожалуйста, расскажите, что именно, по вашему мнению, привлекло к вам внимание настоятеля? Были ли какие-то знаки?

Я помню, за день до того как Его Святейшество посетил храм в Дрепунг Гоманге, настоятель и администрация монастыря занимались организацией посадочных мест в молитвенном зале. Я жил по соседству, бегал вокруг да около и увидел, как они все это делали. Помню, что подошел к настоятелю и спросил его на монгольском, потому что тогда еще не говорил по-тибетски: «А где я буду сидеть?» Он ответил, что я всего лишь послушник, а в монастыре всех рассаживают по старшинству и значит, я буду сидеть в самом конце. Я возразил: «Нет, нет. Мое место не там. Мое место спереди на двойных подушках!» Он сказал: «Не сейчас. Если ты будешь хорошо учиться, то у тебя будет пять подушек!» Я очень отчетливо это помню и еще помню, как сидел в дальнем конце зала и не мог отвести глаз от этих подушек. [Раскатистый смех ламы Сопы Ринпоче.] Говорят, что были и другие признаки, но у меня больше нет никаких воспоминаний на этот счет.

– А признаки, которые стали проявляться в дальнейшем в течение вашей жизни?

Это постоянно идущий процесс. Головоломка, которая складывается по кусочку. Становясь старше, задаешь себе все больше вопросов, и я думаю, что через это проходит каждый человек. Я задаю себе очень много вопросов. Но думаю теперь, когда я стал более зрелым, все кусочки головоломки встают на свои места.

Кто мог предвидеть в 1980 году, когда я был официально признан перерождением, что в России произойдут такие политические перемены? Кто мог тогда знать, что для оказания помощи в возрождении и развитии буддизма в Калмыкии понадобится буддийский лама или лидер? Это определенно кармическая связь. Мой предшественник был монголом, но последние годы своей жизни он провел в калмыцкой общине. Он ушел из жизни в окружении этих людей, и следующее его воплощение родилось в калмыцкой семье; всё это части кармической головоломки, которые встали на свои места. Оглядываясь назад, я могу сказать: «Да, в этом есть смысл». Мы принимаем его и двигаемся дальше.

– Вы могли бы немного рассказать о времени, проведенном в Дрепунг Гоманге?

Учиться в монастыре было прекрасно. Это был самый веселый период в моей жизни. [Лама Сопа Ринпоче начинает смеяться.]

Все, что тебя интересует – это игра; предмет твоего созерцания – игра; самое важное в жизни – играть; всё вокруг – игра. Иногда тебя наказывают, но что такое наказание в сравнении с удовольствием от наших забав?

– Почему вы оставили монашескую жизнь?

Я бы не сказал, что решение покинуть монастырь было полностью рациональным; возможно, это было ошибкой, совершенной из упрямства, высокомерия и неведения. Таковы, скорее всего, были наиболее веские причины, побудившие меня уйти. Многие ламы говорят, что оставили монашество, чтобы стать мирянами и распространять Дхарму, общаться с людьми на их уровне, но я не верю в это. Это просто нежелание признать собственное высокомерие, неведение и упрямство.

В начале 1990-х, когда я покинул монастырь, я был в смятении и не знал, кто я и что должен делать. Главой буддистов Калмыкии я стал, когда мне было всего 19 лет. В монастыре вас не учат таким вещам и не готовят к такой ответственности. Монастырь дает хорошее образование и понимание, что однажды вы выйдете из его стен, чтобы учить других. Но не существует плана, в котором говорилось бы: «В 19 лет вы выйдете из монастыря и будете заниматься тем-то и тем-то». Или: «С 25-ти вы начнете заниматься тем-то».

Когда я 19-летним молодым человеком попал в Россию, мне было очень нелегко, так как пришлось иметь дело с ментальностью коммунистического строя и совершенно другой культурой. В то время я был монахом и еще не закончил учебу, но выбора не было: я был единственным кандидатом. Думаю, мне также не хватало уверенности в себе, веры в то, что я действительно тот, кем меня считают. Через полтора года жизни в Калмыкии я сказал себе: «Это не для меня». Тут-то я и выбрал неправильный путь. Повторюсь, я думаю, что ушел из-за разочарования, желания избежать ответственности и оттого, что не знал, как найти лучший выход. Единственное, на что я тогда был способен – это сложить с себя монашеские обеты и ни о чем больше не думать. Но это не было выходом, я хорошо это вижу теперь, 25 лет спустя.

После того, как в 1993 году я снял с себя монашеские обеты, я на два года сбежал от всех и от себя самого в том числе. В 1995 году Его Святейшество даровал посвящение Калачакры в Мундгоде, в Индии, и я решил туда поехать. Его Святейшество увидел меня и сказал: «Зайди ко мне». Я пошел и сразу же получил трепку. Его Святейшество гневается очень недолго, его гнев можно сравнить со вспыхнувшей спичкой. Сразу после этого он проявил сострадание и очень сострадательно посоветовал мне вернуться в Калмыкию. «Ты уже посеял там семена, завязал отношения, пусть даже ты больше не монах. Вероятно, ты не сможешь добиться тех же результатов, которых добился бы монах, но это не значит, что совсем ничего нельзя исправить. Возвращайся и продолжай». Поэтому я решил вернуться. Честно говоря, я был весьма растерян, и признался в этом Его Святейшеству. Я попросил его: «Укажите мне нужное направление, я в растерянности».

– Если бы вы сейчас могли вернуться в то время, когда, впав в отчаяние, сложили с себя обеты, что вы изменили бы? Что вы могли бы посоветовать молодым монахам и монахиням, оказавшимся в подобных обстоятельствах?

Если они собираются оставить монашество, то у них должен быть план, что они будут делать дальше, как жить. Мне помогло то, что я родился в США. Уйдя из монастыря, я вернулся в Штаты, но моей ошибкой было по возвращении не воспользоваться множеством возможностей, которые открывались передо мной в области получения образования и так далее. Вернувшись, мне было нужно себя содержать, поэтому я отправился на поиски любой работы, что для меня не представляло сложности, поскольку я был гражданином Соединенных Штатов и частью американского общества.

Но в Индии, если монах оставляет монашество, куда он пойдет? Как будет себя обеспечивать? Сколько бывших монахов вынуждены пойти в армию, потому что им некуда податься, а армия вербует людей? Сколько из них отправляются торговать свитерами, не имея никакого опыта, и сколько из них терпят неудачу? Сколько из них имеют возможность получить образование? Практически никто. Если только они не бывшие монахи монастыря Сера Дже, где прекрасная система обучения. Думаю, там они хотя бы заканчивают 10-й класс. Если они уйдут из монастыря, по крайней мере, у них будет аттестат за 10-я класс. После этого им достаточно два года проучиться в старшей школе, а затем они могут получить высшее образование, поступив в университет или колледж.

Так что мой совет такой: всегда имейте план.

– В большинстве школ теперь есть социальные педагоги, которые работают с детьми, по мере того как те взрослеют, помогая им понять, чем они могли бы заниматься в будущем, и наметить план. Существует ли что-то подобное в монастырях?

Нет, в монастырях такого нет. Это не является частью монашеской культуры, и это непросто претворить в жизнь. Многое можно было бы реформировать, но я не думаю, что именно эту систему получится внедрить в жизнь в ближайшем будущем.

– Расскажите, пожалуйста, о том, чем вы занимаетесь сейчас?

Мне бы не хотелось показаться нескромным, но в России тибетский буддизм пользуется прекрасной репутацией во многом благодаря моей работе и приложенным мной усилиям. И не только в Калмыкии, но в России в целом. Я отношусь ко всем одинаково, не отдавая предпочтения той или иной школе буддизма, и стараюсь удовлетворить их потребность в Дхарме как друг, наставник и советник. Думаю, я во многом преуспел и мне есть, чем гордиться. Но я часто нахожусь там, где никто не хотел оказаться.

– Вы имеете в виду занимаемые вами посты?

Не только посты, но и место на географической карте, куда в начале 1990-х не стремился попасть ни один лама. Россия была бедной, тогда в ней не было такого количества олигархов. Но сейчас Россия – богатая страна, она очень богата экономически, хотя, возможно, мы этого не видим, не чувствуем, не ощущаем. Это страна огромных возможностей, превышающих то, что описывают мировые СМИ. Сейчас, когда люди постепенно все больше узнают о России, многие высокие ламы обращаются ко мне и говорят: «Помните, в 1990-х вы приглашали меня приехать?» [Смех ламы Сопы Ринпоче.]

– Расскажите о работе, которой сейчас заняты или которой хотели бы заниматься?

На данный момент я являюсь почетным представителем Его Святейшества Далай-ламы здесь, в России. Его Святейшество дает наставления и руководит нами. В отличие от тибетских представительств в других странах, мои задачи не политические, хотя, когда речь заходит о Тибете или о Далай-ламе, хотим мы того, или нет, но разговор неизбежно приобретает политический оттенок.

На протяжении веков между Россией и Тибетом существовали политические и религиозные связи. Сегодня Центральная тибетская администрация придает большое значение укреплению отношений с Америкой, Великобританией, Европой и другими западными регионами, но этим отношениям от силы пятьдесят лет. Тогда как связям Тибета с Россией более трехсот лет. Эти отношения надо уважать. Их необходимо улучшать и развивать.

– Вы имеете в виду отношения с народами монгольского происхождения внутри самой России?

Да, современные республики Бурятия, Тува, Калмыкия были частью Российской империи, а затем России на протяжении четырехсот лет. Задолго до того, как американцы, европейцы и другие иностранцы ступили на земли Тибета, эти народы уже играли большую роль. Вероятно, вы слышали о том, что последние сто лет или около того иностранцам не позволялось пересекать границу Тибета. Единственные чужеземцы, которых пускали в Тибет, были россияне – буряты, тувинцы и калмыки. Как они попадали в Тибет, если иностранцев не допускали? Для этого должна была быть особая причина.

У России блестящее будущее. Моя задача как представителя Его Святейшества Далай-ламы состоит в том, чтобы наладить связь с сообществами в этих республиках и понять, как я могу им помочь, потому что все они пострадали при коммунизме. Они многое потеряли из [духовного наследия], которое тибетцы сохранили. Так что тибетцы могут и должны поделиться тем, что было утрачено в буддийских регионах здесь, в России. А у нас есть то, что мы могли бы предложить Тибету взамен: наш опыт жизни при коммунизме – что мы чувствовали, что потеряли, что сохранили, как это защитить. Посмотрите на Калмыкию, посмотрите на меня – я калмык по национальности. Что мы утратили [за годы советской власти] из нашей культуры, национальной самобытности, образа жизни? Мы утратили свой язык. Почему? Потому что стали частью коммунистической системы. Так что есть многое, чему тибетцы могли бы у нас научиться.

– Заглядывая в будущее, чего бы вы хотели добиться на этой должности? Какие изменения вам бы хотелось увидеть в России?

Думаю, существует много вещей, которые мне бы хотелось воплотить в жизнь, но опять же никогда не наступит время, когда я смогу сказать себе: «Прекрасно, работа закончена. Теперь я могу отойти от дел». Этого не произойдет никогда. Мне хотелось бы видеть не только распространение Дхармы, но и расширение обмена между российской и тибетской буддийскими культурами на академическом, научном уровне и на уровне отдельных людей. Есть многое, что требует улучшения, много того, что нужно сделать. Мне хотелось бы расширить этот обмен, укрепить его и способствовать его росту.

Перевод Марии Юнг

Видео по теме:

Перевод: Юлия Жиронкина
Видео: Игорь Янчеглов, Роман Сухоставский
savetibet.ru

20 мая 2017 года в Центральном калмыцком хуруле "Золотая Обитель Будды Шакьямуни" многочисленные калмыцкие верующие, а также гости из Москвы, Ростова и других городов встречали известного буддийского учителя ламу Сопа Ринпоче во второй день его визита в Калмыкию. С приветственной речью перед драгоценным наставником и всеми собравшимися выступил почетный представитель Его Святейшества Далай-ламы в России, Монголии и странах СНГ, верховный лама Калмыкии Тэло Тулку. От администрации хурула, монашеской сангхи и всех буддистов-мирян была поднесена мандала. Учения ламы Сопа Ринпоче в Элисте посвящены тексту основоположника традиции кадам Атиши Дипанкары Шриджняны «Светоч на пути к пробуждению».