9 июля в крупном тибетском монастыре Лабранг, расположенном в уезде Сангчу округа Канлхо (кит. Сяхэ, Ганьнань-тибетский автономный округ провинции Ганьсу), молодой монах вышел на смертельный протест против репрессивной политики Пекина.

По сведениям Radio Free Asia (RFA), 24-летний монах по имени Тхабке (Thabke), выступавший против введенного китайскими чиновниками лимита для общины монастыря, повесился на дереве перед монастырским комплексом. “В разговорах с близкими друзьями он намекал, что намерен расстаться с жизнью в знак протеста против введения ряда ограничений и мер”, сказал собеседник RFA. “[Китайские] чиновники залезли даже в религиозный календарь, создали в монастырях, в том числе и в Лабранге, ужасающие трудности”, продолжил он.

Тхабке, уроженец деревни Нгакпа (Ngakpa), особенно возмущался тем, что монастырю Лабранг предписано иметь не более 999 монахов. “Он протестовал также против наложения ограничений на религиозные свободы и запрета выставлять фотографии коренных учителей”, − добавил источник RFA. “Многие монахи и монахини, желавшие изучать буддизм в монастырях, были вынуждены уйти и вести обычную жизнь”.

Недавно китайские чиновники отчитались об открытии 24 отделений милиции внутри монастырей региона Сангчу (Лабранг). Как отмечалось в официальном репортаже от 19 июня, в некоторых монастырях, где не созданы офисы органов общественной безопасности, размещены кадровые работники органов партии и правительства. Заметка об открытии отделений в двух монастырях Мура (Мула) и ‘Си Хэцян’ в уезде Мачу (кит. Мацюй) того же округа Канлхо, сопровождалась фотографией солдат, прикреплявших вывеску своего нового офиса. В статье указывалось, что к 7 июня офисы уездного управления общественной безопасности появились в пяти монастырях, а также подчеркивалось, что “особое внимание к наведению порядка в монастырях принесло первые плоды”.

По сообщениям партийной прессы провинции Цинхай, планируется обустроить отделения милиции в “133 крупных и средних монастырях тибетского буддизма”, имеющихся в данной провинции. Даже небольшие и удаленные монастыри не останутся без слежки, так как “на отделения милиции возлагается ответственность” и за эти религиозные учреждения.

После массовых выступлений протеста, охвативших Тибет весной 2008 года, компартия решила предельно ужесточить контроль за повседневной жизнью монастырей. Стратегия, принятая в качестве реакции на ‘нестабильность’, выражается в навязчивом подходе к ‘патриотическому перевоспитанию’, ‘управлению’ монастырями и секуляризации и резкому наращиванию рабочих групп и партийных кадров в сельских и городских районах Тибета. Сюда входит образование во всех монастырях ‘комитета управления’, который не избирается, а назначается, и обладает властью над прежней структурой ‘комитетов демократического самоуправления’. В некоторых случаях работники комитета имеют достаточно высокий ранг и оклад заместителя начальника отдела правительства провинциального уровня. Помимо этого, кадровым работникам приказано устанавливать контакты с монахами и монахинями и собирать информацию о них и их родственниках, направляя на “патриотический и прогрессивный” путь.

В феврале 2012 года партбосс Тибетского автономного района Чэнь Цюаньго заявил, что прикрепленные к монастырям кадровые работники должны гарантировать, что монахи и монахини “станут важной силой, любящей свою страну, любящей свою религию, соблюдающей постановления, подчиняющейся законам, поддерживающей стабильность и созидание гармонии”. Этот шаг был назван в партийной прессе “решающей инициативой в борьбе против сепаратизма”, которая призвана “гарантировать, что монахи и монахини не принимают участия в деятельности, нацеленной на раскол отчизны и нарушение общественного порядка”.

В этой новой ‘войне против раскольнического саботажа’ китайское руководство стремится заменить преданность Далай-ламе сплоченностью вокруг партийной верхушки, правящей государством, и тем самым подорвать самые основы тибетской национальной идентичности, констатирует “Международная кампания за Тибет” (ICT).

Развертывание усиленной системы слежки в тибетских монастырях стало поводом для серьезной обеспокоенности в среде тибетцев. В 2013 году этот вопрос поднимался в контексте приглушенных дискуссий в тибетском регионе Цолхо провинции Цинхай, где предлагалось использовать более осторожный подход вместо агрессивного ‘патриотического перевоспитания’, нацеленного против Далай-ламы, отмечается в пресс-релизе организации. По мнению некоторых религиозных деятелей, монастырям – за исключением политически ‘нестабильных’ - следовало бы позволить обходиться без пристальной слежки и управления извне, а в случае конфликтов надо прибегать к внутреннему посредничеству. Эти дискуссии прекратились после июля 2013-го, когда регион посетил высокопоставленный партийный чиновник Юй Чжэншэн и на восток Тибета обрушилась новая волна репрессий.

В январе 2014 года в адрес ежегодной сессии народного политико-консультативного совета в городе Синин, столице провинции Цинхай, поступили просьбы положить конец размещению войск в монастырях. По данным тибетских источников, на сессии были представлены несколько сотен обращений от тибетцев. Есть свидетельства, что чиновники в ряде областей признавали, насколько провокационный и контрпродуктивный характер носит появление военных в монастырях во время религиозных праздников, и вместо этого укрепляли группы монастырского управления и расширяли механизмы надзора и графики патриотического перевоспитания. Однако с началом серии самосожжений в феврале 2009 года на религиозных фестивалях и в маленьких городах и селах присутствие войск стало особенно заметным.

На одном из форумов в интернете анонимный пользователь, нанявшийся работать в отделении милиции в тибетской области, отметил, что испытывает ‘неловкость’ в связи с этой службой. Все ‘незнакомы’ с подобной работой и непонятно, что делать. Противоречивые требования улучшать отношения с монастырями, уважать монастырские традиции и в то же время следить за тем, что говорят и делают монахи, порождают неуверенность, цитирует этот пост ICT.

Валерий Никольский